Отрывок из лекции «Что есть народ (этнос, нация)». Москва. 2006.
Лицо, родившееся в смешанном браке, должно быть воспитано в одних стереотипах, в стереотипах одного этноса. Например, ребенок русского и татарки может быть воспитан русским или татарином, но не татаро-русом, не англо-французом, не кока-зулусом, потому что в хорошем случае ему всю жизнь будет нехорошо. Нет, его не будут шпынять, люди вообще же довольно добрые существа. Но никто не будет принимать его за своего: он будет и родственникам со стороны матери не свой и со стороны отцы — не свой. И это будет хороший вариант.
Но возможен и плохой вариант. Тогда вырастет чудовище, ненавидящее всех за самые мягкие и красивые проявления национализма. Владимир Ильич Ульянов (Ленин) — мой любимый пример. И дело не в том, что у «вождя русского пролетариата» не было ни капли русской крови, и не в том, что он был четвероэтничен в итоге трех смешанных браков, а в том, что он не был воспитан ни мордвином, ни калмыком (по его отцовской линии), ни евреем, ни немцем (по линии материнской). Он был никем. Оттуда было его людоедство и лютая ненависть, повторяю, к любым самым светлым и красивым национальным проявлениям. Лучше бы удавили в колыбельке. Ему самому было бы, наверное, легче.
При этом самая большая его ненависть была все-таки направлена на русский народ, на православие, на христианство в целом. Это записал его братишка Митя (Дмитрий Ульянов). Я читал это сам в официально изданных текстах «Ленин в воспоминаниях». И не стеснялись же, идиотики, такое печатать уже в 1980-ых годах!
Гимназист Владимир Ульянов сходил в оперу с семьей, где ставили оперу Галеви «Дочь кардинала», авторское название — «Жидовка» (La Juive). Коллизия заключается в том, что, она, во-первых, жидовка и, во-вторых, дочь кардинала. Кардинал согрешил. Я этой оперы никогда не слышал. Так вот, Вовочка все не мог успокоиться и, когда все уже ложились спать, он все ходил по дому и распевал понравившийся ему кусок арии:
Христиан я ненавижу, их решился презирать,
Но теперь я прибыль вижу — можно денежки достать!
Хороший мальчик. В этот момент уже можно было только давить. Воспитывать уже было поздно.
Вопрос студента: Скажите, неужели вот это послужило толчком к тому, что он стал ненавидеть христианство?
Махнач: Он был никто, он был никто…
Вопрос студентки: А остальные дети?
Махнач: Митя был очень противным человеком. А девочек я себе плохо представляю. Они все были бесцветными особями, в большие люди не вышли. И никто бы их не знал, если бы они не были братьями и сестрами Владимира Ульянова.
Ну, а старшенький, Сашенька, сами знаете, уж точно знал, что он ненавидит и кого он ненавидит.
Отрывок из лекции «Итоги революции». Дом культуры «Меридиан», Москва. 28.03.2001.
Уже было возможно изъятие церковных ценностей со знаменитой, как вы помните, телеграммой Ленина, в которой он требовал обязательно «расстрелять». Ну, очень любил он «гасстгеливать»! Помню, даже не в его трудах, а в Дмитровском музее я видел замечательную местную телеграмму, где вопрос идет о действительно тяжелой зиме 1918 года и мобилизации возможных сил на поставку дров. Ну, если глава правительства в таком случае жестко требует обеспечить поставку дров, это понятно. Но в той телеграмме есть еще требование «…и обязательно двоих-троих расстрелять»!» Ну, нравилось ему «гасстгеливать». Даже в том случае «гасстгелять», если дрова привезут.
Оглавление и поддержка