Радио «Радонеж», Москва. 22.06.2008.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, июль 2017.
Ведущий Виктор Саулкин: Добрый вечер, дорогие братья и сестры! Сегодня в студии радиостанции «Радонеж» отец Владимир Соколов, настоятель строящегося храма святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, учителей словенских, и историк Владимир Леонидович Махнач.
Сегодня день Всех святых. Мы всех поздравляем. То есть, сегодня каждый из нас чествует своего небесного покровителя. В этот день 67 лет назад началась Великая Отечественная война, посланная огненным, очистительным испытанием нашему народу. Правда, тогда 22 июня выпало на новый праздник — на день Всех святых, в земле Российской просиявших. Этот праздник был установлен промыслительно после невероятных гонений, жертв, понесенных нашей церковью, русским народом. Он ясно показывал всем, что земное отечество и небесное отечество неразрывны. Наверное, в тот день, когда Гитлер желал приурочить начало войны к летнему солнцестоянию по некоторым своим языческим, оккультным мотивам, Господь все-таки призвал на молитву всех тогда еще не прославленных наших новомучеников. Молилась и царская семья, святые царственные мученики. По Русской земле молились архиереи, молились и те, кто находился в лагерях, в заточении в те годы. Все молились о земном отечестве.
Сегодня мы с вами не раз говорили, отец Владимир, и с вами, Владимир Леонидович, о том, что мы вновь находимся в Смутном времени, что Смутное время продолжается. Многие аналитики говорят о том, что это война, и эта война ведется иными методами. И если это война, то наши потери в этой войне, наверное, сопоставимы с нашими потерями в Великой Отечественной войне. Мы теряем по миллиону в год. За 15 или 17 лет с начала «перестройки» потери выливаются в огромную цифру, сравнимую с потерей в Великой Отечественной войне.
Сегодня многие СМИ говорят о событии, которое не может не волновать каждого человека. Освобожден, вышел на свободу полковник Владимир Васильевич Квачков. Вы же, думаю, со мной согласитесь, и вы, батюшка, и вы, Владимир Леонидович, что это событие — знаковое для нашей общественной жизни. Полковник ГРУ, полковник спецназовец просидел три с половиной года. Он один из ведущих специалистов по теории специальных действий вооруженных сил Российской Федерации. Он написал диссертацию. Он с 1983 года находился на войне. В 1983 году Владимир Васильевич Квачков был командиром бригады спецназа в Афганистане. Награжден многими правительственными боевыми наградами. Он получил тяжелое ранение, контузию. Прошел затем все горячие точки: Средняя Азия, Азербайджан, Таджикистан, Чеченская война. И вот этот человек три года просидел в заточении. Присяжные оправдали Владимира Васильевича Квачкова.
Но меня удивила статья одного православного публициста. Он пишет, что присяжные оправдали бы Квачкова, даже если бы было доказано, что он готовил покушение на Чубайса. Повторяю, присяжные сочли недостоверными все доводы комиссии, и многие юристы, серьезные эксперты с ними согласились, что прокуратура, следственная комиссия за три года доказательств не нашли. Этот православный публицист пишет, что его больше всего беспокоит настроение народа, что никто не имеет права покушаться на жизнь другого человека, даже если этот человек Чубайс. Его страшно обеспокоили такие страшные настроения в нашем народе и, как он думает, озлобленность в нашем народе.
И вот я хотел бы сегодня поставить вопрос перед вами, отец Владимир, и перед вами, Владимир Леонидович, как вы считаете, прав ли этот публицист? Что нас должно больше волновать в данной ситуации — три года, которые герой России, защищавший Советский Союз и затем Российскую Федерацию в горячих точках, невинно провел в тюрьме, оправданный, повторяю, судом присяжных, или беспокойство Чубайса, который заявил, что такие, как Квачков, его ненавидят и желают его смерти. Что для нас христиан важнее в данной ситуации? Жизнь невинно находящегося три года в заточении полковника Квачкова или испуг Чубайса и царапина на его машине?
Соколов: Думаю, мы, во-первых, должны просто пойти по логике автора статьи. А логики тут никакой нету, потому что он связывает два события, которые никак не связаны. Зачем же их связывать с оправданием Квачкова? Он должен был как раз возрадоваться, что восторжествовала справедливость. Невинный человек просидел три года. Перед ним надо извиниться. Надо всячески приветствовать подобный прецедент. Наконец-то в судебной практике появилась коллегия присяжных, которая, рассмотрев материалы, решила, что обвиняемый в этом не участвовал. Потому связывать это с испугом народа и гипотетически предполагать, что присяжные оправдали бы Квачкова, даже если бы он был виновен, автор не имеет права.
Во-вторых, мы должны идти по логике справедливости. В данном случае справедливость восторжествовала. А вот в отношении Чубайса восторжествовала она или нет? И Квачков как раз требует восстановления этой справедливости. И христианское сознание должно быть обращено к этой справедливости.
И в-третьих, если такое сфабрикованное дело, такой прецедент мы будем дозволять использовать в дальнейшем, то на скамью подсудимых может сесть любой человек. Потому мы должны приветствовать, что подобный прецедент был исчерпан.
Саулкин: Кстати, Квачков не говорил никогда, что он собирался убивать Чубайса. Он только ясно говорил на суде, что он считает, что Чубайс должен сидеть на скамье подсудимых, и за все, что он сделал со страной, Чубайс заслуживает высшей меры наказания. Кстати, на радиостанции «Эхо Москвы» был прямой эфир с Владимиром Васильевичем Квачковым. Я прочитал распечатку того эфира. Ведущий Сергея Пархоменко потрясает своей безнравственностью, провокационностью в каждом вопросе, хамским отношением к полковнику Квачкову. Владимир Васильевич очень ясно ответил Пархоменко, он сказал, что Пархоменко впрямую пытался его спровоцировать вопросом: «Хотели бы вы убить Чубайса?» Но вопрос сам по себе некорректен. Квачков ему ответил очень ясно: «Чубайс должен сидеть на скамье подсудимых. А если будет вынесен приговор, то его должен исполнить палач. Я же себя к палачам не отношу». По-моему, все ясно. И сейчас не надо перекладывать с больной головы на здоровую, перекладывать ненависть народа к Чубайсу на Квачкова. Мне кажется, в этом присутствует какое-то лицемерие. Как вы считаете, Владимир Леонидович?
Махнач: Во-первых, на такие вопросы надо отвечать так, как ответил подзабытый, а вообще неплохой американский художник Роквелл Кент. Судья его спросил: «Истец обвиняет вас в том, что вы грозили убить его». «Да, ваша честь, — ответил Кент (все напряглись), — да, убить и съесть!» Вот примерно так надо было отвечать обнаглевшему журналисту. Серьезного ответа он не стоит. А что касается Чубайса, мне тоже доводилось отвечать на этот вопрос. Я сказал, что вообще-то я противник смертной казни, ну, за исключением военно-полевых ситуаций, а в целом я противник. Но правосудие должно заниматься своими делами. Чубайс награбил чудовищное, совершенно непредставимое состояние. Оно должно быть конфисковано, должно быть возвращено народу. Потому я сказал, что я не хочу смерти Чубайса, что если я встречу его в своем подземном переходе на Пушкинской площади с протянутой рукой, я даже ему монетку подам и получу удовольствие от того, что восторжествовала справедливость. Он виновен в таком грабеже, прежде всего русского народа, что у него не только нету никакого имущества, у него есть только «анти-имущество», только задолженность, которую он ни при каких обстоятельствах не сможет возместить в своей жизни, и отработать ее не сможет. Тут все просто.
Но я хочу обратиться к другому. Вот вы оба, Виктор Александрович, отец Владимир, сказали, что восторжествовала справедливость. Батюшка добавил, что следует извиниться. Это не так, это не так. Я должен полемизировать с вами. Да, полковника можно поздравить. Я с радостью присоединяюсь ко всем, кто его поздравляет. Но как это «извиниться»? Невинный человек просидел три с половиной года. Основной принцип правового, а тем более демократического общества — это принцип компенсации! Судебное оправдание — это прекрасно. Но министерство должно позаботиться о громогласной служебной реабилитации! Кроме того, государство обязано полковнику выплатить компенсацию, как за изменение состояния здоровья (я твердо не допускаю того, что изоляция в предварительном заключении может не подорвать здоровья даже трижды спецназовца, он не такой молодой человек), так и, разумеется, моральную компенсацию. Более того, обществу должны сообщить о том, какие извинения и какие выплаты получил полковник Квачков. Тем более что содержание его в изоляции предварительного заключения было абсолютно незаконным. Напомню, что когда гнусный вор Гусинский оказался в изоляции предварительного заключения, его обнаглевший адвокат выступил по телевизору и заявил с возмущением, что у Гусинского есть орден, государственная награда, а по действующим законам человеку, имеющему государственные награды, нельзя назначать содержание под стражей, а можно только брать с него подписку о невыезде. Можно только заставлять его каждый день ходить в милицию регистрироваться, что он здесь, что он не сбежал, но не сажать в камеру.
Очень интересно получается. Известный вор Гусинский не мог сидеть, он просидел только два дня. Более того, и подписка не подействовала. Он все равно благополучно, без труда сбежал, и где-то там бегает. А заслуженный человек, имеющий не одну государственную награду, сидел. Ну как это так?!
Общество должно следить за этим. Мало того, что невинный должен быть служебно реабилитирован, повторяю, и получить выплаты всех компенсаций, следует поднять и вопрос, но не об уголовном преследовании, а о полном служебном соответствии сотрудников правоохранительных органов, то есть органов дознания и прокуратуры. Следует поставить вопрос о полном служебном соответствии прокурора, который избирал мерой наказания содержание под стражей. Вот вылетит этот прокурор со службы, будет на жалком заводишке юрисконсультом работать, тогда мы будет говорить, батюшка, тогда мы будем говорить, Виктор Александрович, что восторжествовала справедливость.
Саулкин: Мне хотелось бы, Владимир Леонидович и батюшка, поговорить о справедливости в более широком плане, потому что народу предъявлено обвинение в том, что наш народ озлоблен и живет не христианским сердцем. А ведь мы с вами знаем, что Россия, русский народ был ограблен второй раз за XX век. Первый раз ограбили большевики «экспроприацией экспроприаторов», а в «экспроприаторы» попали почему-то и крестьяне крепкие, все казаки, дворяне, служилое сословие, священство попало. Народ был ограблен полностью, до нитки. И на том грабеже появились миллионеры, друзья Советского Союза, Арманд Хаммер и прочие. До сих пор все аукционы «Сотби» забиты русскими сокровищами.
Народ выжил, прошел великую войну, вновь восстановил хозяйство, мощную державу создал, а такие, как Чубайс, эту державу пустили с молотка. Так не только мы считаем, так считают и многие американские экономисты. В США выходят книги, в которых пишут, что приватизация Чубайса — это величайшая афера XX века.
Сегодня, батюшка, говорится много о коррупции. А можно ли говорить о борьбе с коррупцией, если вся основа современного Российского государства построена на величайшей афере XX века? Я не понимаю, почему сегодня можно возмущаться большевиками в кожаных куртках, которые грабили народ и морили его в «чрезвычайках», убивали в подвалах ЧК, строили ГУЛАГ, но сегодня народ не имеет права выразить свое отношение к таким необольшевикам, как Чубайс, которые вновь загоняют народ железной метлой в счастье, как они его себе представляют, которые говорят: пусть вымрет несколько миллионов, они просто не вписались в рынок, лес рубят, щепки летят (знаменитая фраза большевиков). Почему тех кровопийц и душегубов мы должны осуждать, а нынешних кровопийц и душегубов, которые иными методами сводят народ в могилу по полтора миллиона за год, мы не имеем права осуждать? Где тут справедливость? Когда мы их осуждаем, нам говорят, что это не по-христиански, что мы должны прощать врагов своих. Так вот у меня вопрос к Владимиру Леонидовичу и к вам, батюшка. Если бы Чубайс залез к вам в карман за кошельком, вы, батюшка, вы, Владимир Леонидович, могли бы дать ему подзатыльник и отправить на покаяние, и, наверное, не стали бы даже заявление в милицию писать. Но почему, если он ограбил всю страну, мы должны прощать ему то, что он сделал с Россией? В этом ли христианское чувство? Святитель Филарет сказал ведь: прощайте врагов своих, сокрушайте врагов Отечества, гнушайтесь врагами Божьими. По-христиански ли прощать Чубайса?
Соколов: Получается так, что мы прощаем его, поступаем действительно по-христиански, хотя ограблены все. В том-то и дело, что у нас благодать всегда стояла над законом. И только сегодня мы начинаем говорить о какой-то законности. Я совершенно согласен с Владимиром Леонидовичем и хотел сам развить эту тему о компенсации. Когда я говорил об извинении, я имел в виду, что раз уж мы декларируем, что живем в правовом государстве, то давайте жить по закону, по праву. Тогда Чубайсу и всем остальным придется отвечать по полной программе. Но в том-то и дело, что они живут в такой стране, где людям все прощают. Кошелек утащили, дом украли, все забрали, а все равно простят. В этом все дело, страна такая. Это хорошее чувство, но им пользуются спекулянты и разбойники. Потому надо уметь их остановить, дать кому-то по рукам, кого-то посадить. Иначе о каком справедливом обществе мы можем говорить?
Махнач: Ну, во-первых, я позволю себе высказать только свою точку зрения. Приношу извинения слушателям, потому что по сути дела я обращаюсь ко всему русскому народу. Вы не хотите жить в воровском обществе, но вы ведь не захотели жить и в обществе милосердия, каким было русское общество до 1917 года. Потому теперь вы будете долго недостойны жить в обществе милосердия, вам придется жить в гораздо более жестком обществе справедливости, ну, может быть, без права талиона (око за око, зуб за зуб), но с посадками, весьма вероятно с телесными наказаниями, чтобы не сажать миллионы, и уж точно с конфискацией имущества, незаконно приобретенного.
Хочу вспомнить одну вещь, я читал это в лекции студентам. От великого Аристотеля до великого Ивана Александровича Ильина масса умнейших людей в разных странах, разных народов, разных вероисповеданий приходили к одному и тому же: общество не заинтересовано в богатых людях. Общество может их более или менее терпеть. И речь даже не о том, что богатство полностью награблено, что людей со старым богатством, как говорят, «со старыми деньгами» сейчас просто нету в России и быть не может. Общество заинтересовано, чтобы как можно большее число членов общества были собственниками, то есть, как иногда говорят, были «людьми среднего класса». А в «Политике» Аристотеля они так и названы просто «средними людьми». Они и есть основа общества. Это и есть наиболее справедливое устройство общества, когда средние составляют большинство, а лучше подавляющее большинство. Добиться того трудно, хотя хорошие, добротные государства старались эту линию поддерживать, оберегали средних от разорения, от обнищания, начиная по крайней мере с ассирийских царей, еще с догреческого мира.
Так вот, создать это трудно. Нельзя же по Булгакову, точнее, по Шарикову все поделить поровну. То будет революция, то будет грабеж. Но мы были после 1991 года в исключительном положении: мы начали разгосударствление собственности, мы начали эту самую приватизацию. И если бы она была проведена по закону, уже принятому тогда, а не по Чубайсу, который конечно с благословения Ельцина грубо нарушил действующие законы, мы конечно не стали бы все предпринимателями. Вот я того не умею, подозреваю, что отец Владимир тоже не умеет и не хочет быть предпринимателем, а про Виктора я то знаю точно. Но мы все стали бы акционерами, если бы вместо безымянного получили именной, неотчуждаемый чек (без права продажи), который давал бы долю приватизируемого имущества. Продать можно было бы только уже свою долю, свои акции. Таким образом у каждого из вас, кто достиг совершеннолетия ко времени приватизации, лично Чубайс украл.
Мне неизвестны предки Чубайса. Но преемство тех большевиков и нынешних большевиков совершенно очевидно, оно наблюдается, например, в фамилии Гайдар. Собственно первый Гайдар был Голиков. А «хайдар» в переводе с монгольского значит передовой боец, то есть разбойничек, диверсант. Так вот, обратите внимание, какая замечательная штучка. Первый, до того как начал книжки писать, был разбойничком, притом несовершеннолетним. Следующий Гайдар Тимур был политработником. Любил почему-то Гайдар несуществующие имена, например, Чук и Гек. То есть, второй был бездельником — бездельником в погонах, и не постеснялся, когда сынок его был премьер-министром, давать интервью в контр-адмиральском мундире, никогда не бывши моряком. Следующего Гайдара мы уже все помним. Он тоже один из грабителей, воров, которые у вас, слушатели, украли. И вот уже четвертое поколение, правнучка того самого «хайдара» лезет в политику, просто расталкивая всех, работая локтями. А ей давно пора телят пасти, рабсилы в сельской местности не хватает. Думаю, что я ответил.
Хочу добавить еще одно. Разумеется, Виктор Александрович, вы правы, и батюшка здесь вас не осудит, и я тоже. Залезшему ко мне в карман Чубайсу я бы по морде съездил, наверное, за один кошелек его в милицию не потащил бы. Но дело в том, что нам предписано прощать тех, кто только нам нанес ущерб, но нету предписания прощать того, кто ограбил старушку, маленькую девочку, у которой даже собственности еще нету, которую заранее, авансом ограбили, и вообще целый народ. Это не относится к евангельским добродетелям. Так что я готов заверить, я готов простить Чубайсу воровство только лично у меня, свидетельствую перед микрофоном.
Саулкин: Мне кажется, что когда мы произносим имя Чубайс, то подразумеваем не только автора приватизации, то есть грабежа народа и других реформ, а целое поколения людей, которые, придя к власти, попытались, как большевики когда-то, изменить сознание русского человека, создать новый тип человека, убить русскую душу. Все, что мы видим на ТВ, мне кажется, батюшка, народ связывает тоже с именем Чубайса: не только экономические реформы, но и безнравственность, уничтожение системы образования, уничтожение медицины. Мне кажется, что и здесь народ желает правды, не смерти желает, но желает, чтобы враги, которые уничтожают душу народа, его право на жизнь, были названы преступниками.
Соколов: Да, но все вот эти явления, о которых мы сказали, были бы невозможны до того, как все оболгали. Сначала оболгали все, извратили все, и тогда на фоне большой лжи стала возможной вот эта ложь, которая уже кажется мелкой. Потому что ложь идеологическая, ложь на истину гораздо опаснее. Без нее была бы невозможна такая приватизация, невозможна кража проводов километрами. Люди смотрят на то, как крадут миллиардами, фабриками, заводами, и думают, а почему же нам тоже не украсть? «Элита» являет пример. А какой пример? Это пример безнравственности, воровства. Это больше всего развращает народ. Сегодня мы эту тему рассмотрели немножко даже с другой стороны. Мы вышли к корню, ко греху, которого современный человек вообще не знает. Он не знает греха. В его мировоззрении вообще нету такого понятия — грех. Он греховными очами смотрит на мир. Он уже не способен видеть мир таким, каков он есть на самом деле. В этом беда. То есть, он уродство назовет красотой, ложь назовет правдой, и так все остальное. Потому мы должны сегодня заговорить о ценностях, должны вспомнить, на чем основана жизнь. Потому что жизнь невозможна без любви, без истины, без красоты в ее высоком понимании. А мы живем в изуродованном мире, мы проецируем только то, что в нашей душе. Потому, если уж говорить о лечении болезни, то надо чтобы каждый начал с себя, прошел свой путь и помог другому, потому что человек, который никогда не мучился нравственными вопросами, у которого нету нравственного опыта, что может об этом сказать? Ничего. И тем более он не может сделать ничего нравственного. Потому сегодня разговоры о нравственности и морали на ТВ — это прикрытие голого тела, это все маскировка своих хищных вожделений.
Саулкин: Да, это все сотрясание воздуха. Борьба с коррупцией, борьба с безнравственностью, пока нету основы под этим, глубокой религиозной основы, когда грех называют грехом, — все эти разговоры кажутся лицемерными.
Я знаю, что тысячи людей молились во многих монастырях и храмах, молились и в русских зарубежных церквах о полковнике Владимире Васильевиче Квачкове. Наверное, народ сейчас счастлив. Не раз слушатели радиостанции «Радонеж» звонили нам и говорили о своих молитвах, своем желании увидеть Владимира Васильевича на свободе. Потому еще раз от радиостанции «Радонеж», от всех наших слушателей мы поздравляем Владимира Васильевича Квачкова, поздравляем Надежду Михайловну, его супругу с тем, что он оправдан присяжными, русскими.
Мне хотелось бы сегодня попросить всех помолиться об Иване. По делу Квачкова до сих пор сидит Иван Борисович Миронов, молодой историк, талантливый человек. Дело рассыпалось, а Миронов сидит заложником. Потому просим ваших молитв о рабе Божьем Иоанне, чтобы быстрее восторжествовала справедливость и в отношении Ивана Миронова.
И мне хотелось бы, батюшка, сегодня обратиться к еще одной теме. Вам, Владимир Леонидович, эта тема особенно близка. Я хотел бы с вами поговорить о едином государственном экзамене. Сейчас многие возмущены тем, как проходил ЕГЭ. Что это? Это польза для системы образования, Владимир Леонидович? Или это развал системы, подобный развалу системы здравоохранения, которая считалась довольно хорошей в мире? Вы как раз принимаете экзамены в эти дни, чтобы вы могли сказать?
Махнач: Ничего хорошего. Это страшный персонаж, кочевавший из одной русской сказки в другую, — баба ЕГЭ. Безусловно, экзаменатор, как и любой человек, в какой-то степени субъективен. Но он на глазах у других, потому контролирует себя. Контролировать же тех, кто составляет вопросы для ЕГЭ, невозможно. Опять, как и в истории с Чубайсом, нарушаются постановления, то есть нарушается закон. ЕГЭ в обязательном порядке, а не по выбору экзаменуемого должен был быть введен со следующего года, а проводили уже в этом. Уже тысячи родителей, несогласных с низкими или даже негативными оценками, добиваются пересмотра и отмены принятого решения. И надеюсь, что они не оставят этого. Призываю высказать свое весомое мнение и преподавателей высшей школы, но особенно школьных учителей, потому что со школьным учителем ничего сделать нельзя, директора школы можно уволить, а школьного учителя нельзя, потому что вместо него другого учителя нету. Как раньше, при советской власти, еще можно было уволить учителя, но нельзя доярку. Сейчас уже нельзя не только доярку, но и учителя, потому что другого нету.
Кроме того, это — обезличивание. Я ведь очень опытный экзаменатор. Приличный экзаменатор видит, что экзаменуемый сдает хуже, чем знает. Это нетрудно видеть. Он просто отвечать плохо умеет. Но если экзаменатор не слишком раздражен, из себя не выведен, он детей вытягивает. Уж сколько раз я сам вытягивал! Обычно шучу: «Вы, господа, прямо, как ученая собака, все понимаете, только сказать ничего не можете». Есть и такие ребята, им надо помогать. Тексты же составлены еще более субъективно, чем субъективен любой экзаменатор. В них нельзя разобраться, их понять нельзя, потому что в один вопрос сведены положения из разных учебных дисциплин. Их можно предложить мне, и то мне трудно продраться. Предлагать их абитуриенту нельзя! Он не понимает, почему вот это, относящееся к области словесности, вместе с этим, относящимся к области географии. Как это так? На что отвечать — на это или на это? Сейчас уже можно анализировать предложенные в этом году вопросы. Они составлены совершенно безответственно, громоздко, и тем самым предоставляют возможность манипулировать, потому что под такой многослойный вопрос всегда можно сделать рецензию: «Здесь первая тема блестяще раскрыта, но вторая, правда, не раскрыта. Отлично! А здесь вот первая тема раскрыта блестяще, но субъективность в отношении абитуриента требует его завалить. Значит, вторая тема совсем не раскрыта. Трояк». В некоторых вузах уже такая ситуация. Если хотите, это скрытая форма взятки — «если хотите получить отлично на конкурсе, тогда обращайтесь к нашим преподавателям, они блестяще знают требования и вас подготовят». Преподавателю платят за подготовку, это не запрещено, а тем не менее это скрытая взятка. Вы возразите: но вопросы ведь в конвертах. Да, в конвертах, но преподаватели могут сообщить заранее, что будет в конвертах, а тем, кто не платил, если скрытая взятка, не сообщить. Вот вам изменение стартовых условий такое, что пройдут нужные люди.
Кроме того, очень снизится уровень студентов, потому что начнут проходить примитивно мыслящие люди-кубики, которые набили себя стереотипными ответами, у них будет попадать. Сложно же мыслящий парень или девочка не будет попадать. Одним из высших достоинств иезуитских школ XVIII-XIX века, когда иезуитские школы были лучшими в Европе, было то, что усредненный подход отвергался! То есть, преподаватели стремились выявить то, в чем способен и даровит именно данный ученик, но прививали ему стремление отточить совершенство. Вот это блестящий подход. Так что иногда у иезуитов тоже надо учиться.
Соколов: Я хотел бы добавить к вашей важной мысли, что личность учителя оттесняется. Вообще это тенденция современного образования. Все заменяется технологиями. Собственно, ЕГЭ — это технология. Она ставится на место личного общения. Дело даже не в знании в конечном итоге, а в том мировоззрении, которое может передать только учитель, мировоззрение и способность самому передать знания, потому что себя можно действительно натренировать, надрессировать как обезьяну и блестяще отвечать на эти вопросы. Собственно, эти вопросы построены так, что в каждом вопросе есть подсказка.
Личность учителя никогда ничто не может заменить. Во всех древних цивилизациях всегда ценили учителя. Он был особо уважаемым человеком. А сегодня у нас он последний человек. О каком же образовании можно говорить! Потому личность учителя нужно поставить в центр общественного внимания, оказывать ему особое уважение, а не изобретать новые технологии.
Махнач: Одно маленькое замечание, батюшка, о личностном подходе и значении учителя. Когда Япония вела Вторую мировую войну, тяжелейшую войну, она была, как известно, милитаризованным государством, и отдать жизнь за Божественного Тэнно, то есть императора было честью, но один человек того сделать не мог, потому что его никогда не брали служить в армию. Этот человек — учитель, потому что подвиг школьного учителя приравнивался к подвигу самурая.
Саулкин: И завершая нашу передачу, вспоминая начало нашей беседы, можно сказать, что мы не вернулись к тому правосудию, к той эпохи милосердия, о которой говорил Владимир Леонидович, к основам государства Российского. Из образования изгоняется личность учителя. Это ведь тоже очень не похоже на русскую традицию. И что же можно сказать в завершении, батюшка? Что надо сделать, чтобы народ чувствовал, что живет хотя бы по закону справедливости, если не по закону милосердия?
Соколов: Надо возвращаться к традиции. А для того надо изучать ее корни. Мы можем приобщиться только к корням, потому что корни всегда одни и те же во все времена. Береза есть береза, хоть она и меняется со временем. Если мы не будем знать свои корни, если мы не будем хранить основы своей культуры, то мы никогда не сможем приобщиться к традиции, не сможем восстановить жизнь, потому что никакая технология, никакое право не может заменить милосердие и подлинное знание.
Саулкин: Спасибо, батюшка, Владимир Леонидович. И завершая передачу, мы еще раз всех подправляем с праздником Всех святых и все-таки выразим, наверное, надежду, что наш народ — это не только наши современники на земле, но и те, кто молится о нас на небесах, чтобы русская жизнь продолжалась на Русской земле по русской традиции. Вспомним завет святителя Афанасия Сахарова: Русь Святая, храни веру православную!
Оглавление и поддержка