Никогда не знаешь, чем тебя зацепит та или иная книга. Недавно я с удовольствием прочитала литературный дебют Дианы Сеттерфилд «Тринадцатая сказка». Переживания героини, такие реалистичные, подтолкнули меня написать этот пост — о семейных тайнах. Эта тема мне близка — от меня тоже долго скрывали тайну. Да и разные события вокруг как-то в тему.
Главная героиня книги, от которой ведется повествование, лет в 10 узнала, что у нее была сестра-близнец.
Это меня озадачило. Зачем мне два свидетельства о рождении?
И тут я увидела отличие. Те же имена отца и матери, та же дата рождения, то же место, но другое имя.
Что произошло со мной в тот момент? Все в голове моей мгновенно распалось на мелкие частицы, а затем восстановилось уже в совершенно ином виде – это было одно из тех калейдоскопических превращений, какие порой претерпевает наш мозг.
У меня имелась сестра-близнец.
Я все еще была в смятении, когда мои любопытные пальцы машинально развернули следующий лист.
Свидетельство о смерти.
Моя сестра умерла.
Этим объяснялось многое.
Хотя и потрясенная внезапностью открытия, я в глубине души почти не удивилась. Сколько я себя помнила, у меня всегда было такое чувство – или даже не чувство, а знание, ввиду своей привычности не нуждавшееся в словесной формулировке, – будто рядом со мной постоянно присутствует нечто. Едва уловимое изменение в структуре воздуха по правую руку от меня. Сгусток света. Какое-то присущее только мне свойство, вызывавшее колебания в пустом пространстве. Мой бледный призрак.
Примерно так реагируют на открытие тайны многие из тех, вокруг которых она незримо витала долгие годы. Он живет, а тайна тоже живет вместе с ним, в нем самом, только он об этом не знает, лишь что-то чувствует, смутное и непонятное.
Часто, скрывая правду, родитель думает, что так он избежит плохих последствий, убережет от неправильного выбора… а достигает, порой, в итоге обратного эффекта…
В нашем менталитете не принято раскрывать тайн, как раз наоборот, хранить до самой смерти. И наша советское прошлое сыграло в этом не последнюю роль – чтобы не стать жертвой – нужно было помалкивать. А серьезная озабоченность на тему «что подумают другие» — для многих было архиважным и, зачастую, определяющим фактором даже в жизненно важных решениях.
Увы, убеждение, что сокрытие тайны облегчит тяжесть ноши, что оно предотвратит какие-то неприятные последствия – всего лишь иллюзия, разрешающая не встречаться с собственными страхами и избегать ответственности за результат открытия тайны. Ноша от этого легче не становится, скрывающий правду все равное ее тащит годами, боясь, что правда откроется в любой момент. А «несведущий» — тащит этот невидимый груз, не осознавая этого, и лишь смутно ощущая, что «что-то не так». :)
Пока ребенок мал, родитель что-нибудь придумывают, не очень оригинальное: «Уехала», «Утонул», «Заболел и умер». При этом отец ребенка в полном здравии может проживать в том же городе. Версия моей мамы, например, была «утонул». А я даже это помню, как в детском саду придумывала разные байки про то, как он героически утонул, когда меня спрашивали про отца. Надо же как-то компенсировать свое «безотцовство» в глазах других.
– Возможно, иногда лучше не знать всю правду, – предположила я.
Он взглянул на могильную плиту.
– Ты и сама так считаешь?
– Нет.
– Тогда зачем ты это сказала?
Я отпустила его локоть и сунула замерзшие руки себе под мышки.
– Так сказала бы моя мама. Она предпочитает пустые невесомые истории чересчур тяжелой правде.
Да, правда действительно может быть чересчур тяжелой – родители-алкоголики, папа-наркоман, преступник или просто мамина «ошибка молодости»… Страшно открывать нелицеприятную правду! Хочется спрятать ее в сундук и ключ потерять. Спрятать то можно, а вот потерять ключ…
Мамочка сейчас может быть уверенной на 200%, что делает правильно, скрывая правду или придумывая дурацкие байки. А через несколько лет убедится, что тогда была «полной дурой», потому что теперь приходится расхлебывать последствия и, порой, серьезные.
Еще одна причина не говорить правду – это страх причинить ребенку боль, боль от того, что его бросили, что от него отказались. Его тогда уже бросили, он уже получил свое… даже если это сделал один из родителей.
Открывать тайну или не открывать в каком-то конкретном случае, а если открывать, то как – это все отдельная тема, для отдельной статьи. Конечно, к такой правде хорошо бы подготовиться заранее… На самом деле, черт страшен тогда, когда его малюют…
Но если все же есть колебания «говорить или нет?», а в жизни ребенка происходит какая-то непонятная жопа – то однозначно – ДА! Конечно, не обрушивая на него, как снег на голову, а вдумчиво и аккуратно. И еще в пользу «Да», когда ребенок сам задает вполне определенные вопросы.
Жизнь – это развитие, это процесс. Правда дает нам возможность развиваться, ложь «во спасение» — ведет к застою. Когда от меня скрывают правду обо мне, у меня нет никакой возможности узнать о себе что-то важное, переработать это знание и вернуть себе то, что принадлежит мне – частицу самой себя.
Вот несколько отрывков (зеленым шрифтом) из книги Людмилы Петрановской (Л.П.) – семейного психолога уже много лет занимающейся семейным устройством детей-сирот. Она много что может рассказать по поводу семейных тайн.
«Немало времени понадобилось, чтобы стали осознаваться все последствия сохранения тайны усыновления ребенка. На первый взгляд, все просто: пусть он забудет прошлое и «плохих» родителей, как страшный сон, и растет счастливо, уверенный, что у него все как у всех, что он обычный родной и любимый ребенок мамы с папой. Многие семьи шли по этому пути, и все вроде получалось. Ребенок такой маленький, такой доверчивый – разве трудно ему внушить то, что нам нужно? Где-то умолчать, где-то отшутиться, где-то немного приврать, вот и получится славно.
Однако вот что вспоминают сами приемные дети, дети, которые жили, по мнению родителей, «в счастливом неведенье».
«…Мне надоело ощущение точки нуля. Ощущение как будто каждый день заново. Ну, вроде бы как нет начала.»
«Я не помню детства, но испытываю боль и помню стойкое ощущение одиночества, похожего на мрак, как замороженность, и оцепенение, и желание убежать от этого, либо спрятаться и замереть. Сейчас я могу это описать, а в детстве я не понимала, что со мной не так.»
Попытка сохранить от ребенка тайну его происхождения больше всего похожа именно на наркоз, искусственное отключение сознания с целью избавить от боли. Как всякий наркоз, этот тоже небезвреден и небезопасен, и, избавляя от ощущения боли, не избавляет от самой травмы, но при этом мешает человеку понять, почему ему плохо, и мешает получить помощь, ведь само осознание боли из его памяти вытеснено.
Очень многие приемные дети, оставленные матерями с рождения, даже те, кому никто ничего не говорил и не намекал, вспоминают об этом чувстве «пустоты вначале». Они говорят, что «не понимали, откуда взялись», ощущали себя «нецелыми», «словно с дырой внутри», «как будто внутри, в глубине что-то очень болит, хотя непонятно, что и почему». Многие из них уже во взрослом возрасте отмечают у себя «синдром годовщины» – резкое ухудшение самочувствия и настроения в первые дни и недели после дня рождения, никак не связанные с реальными обстоятельствами жизни чувство тоски, страха, одиночества, депрессию, нежелание жить. Облегчение приносит только осознание того, что это эмоциональная память пережитого давным-давно ужаса оставленного матерью ребенка, и это дает возможность утешить себя или обратиться за помощью.»
И как точно перекликаются с этим отрывком переживания героини…
Понемногу мир возвращался на круги своя, и я подумала, глядя на два листка бумаги: «Так вот оно что». Потеря. Тоска. Одиночество. Странному ощущению, всегда бывшему со мной и отдалявшему меня от прочих людей, наконец-то нашлось объяснение. Все дело в моей сестре.(«Тринадцатая сказка»)
«Сказать, что был шок – ничего не сказать. Я читала, читала (письмо от матери, в котором раскрывалась тайна), и краем сознания думала, что читаю книгу, смотрю очередной слезливый сериал. Что угодно мне думалось, но только не то, что все написанное касается меня. Но потом, потом, я стала думать и наконец все, все, что казалось мне в моей жизни непонятным, странным, чему я не находила ответа, все нестыковки, все встало на свои места – все пазлы сошлись.» (Л.П.)
И этот отрывок тоже из чьей-то реальной истории. И он мне напомнил о моей личной жизни. Я вспомнила про письмо своей матери, о том, кто мой отец. Она мне его писала, перед тем, как лечь в больницу, на операцию. И почему тайны открывают только под страхом смерти?? Мама боялась умереть, и боялась за мое будущее, я еще училась в школе. Но рассказать правду лично, в глаза было страшнее, чем умереть, так и не сказав… Да!… некоторых эмоций и чувств мы боимся гораздо сильнее собственной смерти!… написать письмо проще, чем сказать правду «глаза в глаза», перед тем, как решиться на «возможную смерть»…
Этого письма я так и не видела, и никто никогда не видел. Оно пропало. А правду узнала гораздо позже, мама тогда думала, что я все знаю из письма. Шока не было. Было ощущение, что я «когда-то это знала, но забыла» и что все наконец-то встало на свои места. То самое – все паззлы сошлись… :)
Так что, если вас всю жизнь одолевали смутные сомнения, что «что-то здесь не так», поищите правду… ну.. или закройте тему, не открывая, если для вас «лучше правды не знать» — просто похороните ее под плинтусом.
– Значит, лучше все-таки знать всю правду? – спросил он.
– Я в этом не уверена. Но, узнав ее однажды, ты уже не сможешь вернуться назад, к незнанию.
май, 2014
