Предыдущее:
Пришлось нам прошлой весной снова посетить ветеринарную клинику. И в отличие от первого, профилактического раза, в этот раз был повод.
В тот вечер мы втроём, я, супруга и Куба, гуляли по лесному парку неподалёку от дома. Был конец апреля. Между деревьями ещё лежали остатки мокрого снега, но повсюду уже были лужи.
Мы шли по асфальтированной дорожке, а Куба, почуяв возможность полазить по воде, радостно гоняла по лесу. Как говорится, ничего не предвещало беды.
После очередного длинного прыжка через какое-то препятствие, Куба вдруг негромко взвизгнула. Но тут же побежала дальше, даже не притормозив. Мы насторожились. Что-то было не так.
– Позови её, давай посмотрим, – сказала супруга.
Я коротко свистнул, и собака с каким-то виноватым видом подбежала ко мне. Я присел перед ней на корточки и стал осматривать. Не левой лапе, в районе запястья с внутренней стороны красовался разрез длиной около пяти сантиметров. На второй лапе точно в этом же месте был аналогичный разрез, только чуть короче. Я аккуратно раздвинул кожу.
Вы когда-нибудь видели, как устроена собачья лапа без «обшивки»? Да не на картинках, а вживую. Вот я видел. Зрелище для не очень слабонервных. Напоминает сцену из фильма Терминатор-2, где старина Арни снимал кожу с руки, демонстрируя технологии будущего.
Крови особо не было. Да и собака, как ни странно, не сильно реагировала на мои действия. Тем не менее, было очевидно: надо шить.
Телефон с картой местности – великая вещь. Я в несколько минут нашёл ближайшую ветклинику, позвонил туда, обрисовал ситуацию, получил удовлетворительный ответ, и мы помчали. Хорошо, что в этот раз мы поленились идти пешком и приехали сюда на машине.
В ветклинике нас приняли сразу. Разрезы оказались некритичными, но ещё три-четыре миллиметра вглубь, и пришлось бы шить связки. А так – пострадала только шкура. Ветеринар обколол анестетиком раны и очистил их. Затем суммарно на обе лапы было наложено двенадцать швов. Напоследок вкололи антибиотик.
Собака всё это время лежала на столе и притворялась ветошью. Я, конечно, придерживал её, но это, скорее, для подстраховки.
На выходе из клиники мы купили воротник и специальные бинты. Куба стала похожа на спутниковую антенну на лапах, перемотанных синей изолентой. В таком виде она проходила две недели. За всё время собака так и не привыкла к воротнику, то и дело, сшибая им углы. От этого на воротнике появилось множество заломов и сколов.
Когда мы шли гулять, Куба категорически не слышала команды (или делала вид, что не слышит). И для того, чтоб добиться от неё того или иного действия, приходилось подходить вплотную и давать команду прямо в раструб. Должно быть, со стороны это выглядело забавно.
Со временем Куба научилась дотягиваться до бинтов через воротник, стягивать их, пока никто не видит, и вылизывать раны. К счастью, на тот момент они уже практически зарубцевались, и нанести себе вреда, повинуясь древним инстинктам, собака не смогла.
Когда мы приехали в ветклинику снимать швы, около входа крепкого вида мужик с трудом удерживал на строгом ошейнике огромного чёрного пса. Пёс был из разряда таких, которые легко вытаскивают попавшие в снежный плен автомобили полной массой до полутора тонн.
Внутри была очередь, и эти двое были перед нами.
Я уже писал раньше, что страх, наверное, имеет запах. Куба держалась молодцом. Она, конечно, дрожала, зевала судорожно, со скрипом, и традиционно линяла в несколько раз сильнее обычного. Огромный же чёрный пёс растекался по полу не менее огромной чёрной лужей, клал свою огромную чёрную голову на колено хозяина и смотрел так жалобно, что хотелось прямо тут его обнять и плакать. А хозяин гладил его по косматой башке и назидательно приговаривал:
– Вот чирикнем тебе бубенцы, неповадно сбегать будет.
Когда пришло их время, бедолагу тащили волоком. А он, до последнего стараясь оттянуть судьбу, упирался, скрежеща гигантскими когтями по кафельному полу.
Швы Кубе сняли быстро и безболезненно и о случившимся теперь напоминают разве что небольшие проплешины там, где они были.
P.S.
На следующий день после происшествия, я пошёл на то место, где взвизгнула собака, когда порезалась. Я хотел найти острый предмет и ликвидировать его. Поиски заняли прилично времени. Виновником оказался кусок арматурного прутка-шестёрки. Некогда он был частью бетонной плиты, уложенной на дорожку. Вместе с приваренными к нему поперёк такими же прутками, он образовывал арматурную сетку и был залит в бетон. Но со временем плита истёрлась, а пруток отгнил и почему-то отогнулся в сторону. Остатки поперечных прутьев от коррозии стали острыми, как бритва. Пробуя их на остроту, я реально чуть сам не порезался. А шаг, с которым они были приварены, как раз равнялся расстоянию между лапами нашей собаки. Я отломал пруток и выбросил в соответствующее место.