"Слушай и разумей про себя" - это трактовка рунической надписи, расположенной на правом краю в плотной группе надписей в верхней части плоскости "Калбак-Таш.
С Борисом Ивановичем мы познакомились совершенно случайно в последних числах апреля 2017 года. Мы его подвозили от Чуйозы до бома Калбак-Таш, где он работает смотрителем-экскурсоводом. Человек он интересный, степенный, рассудительный. И пошутить может, и удивить, и мысль интересную высказать. Одна из его идей касается популяризации наследия Калбак-Таша – кладовой петроглифов Алтая – крупного петроглифического комплекса Алтае-Саянского региона.
- Я про каждый рисунок сказку и легенду расскажу, а ты запиши и обработай – говорит он мне. Идея хорошая, и я согласилась, хотя и совсем не специалист в этой области. Прогулялись мы с Борисом Ивановичем по Калбак-Ташу, рассмотрели несколько рисунков, решив всю работу провести в несколько этапов.
Из серии рассмотренных в этот день удивительных петроглифов, больше всего я озадачилась каменной картиной, что создана на плите красноватой породы. Я давно ее знаю, и снимала ее не раз, но никогда над смыслом изображенного на отвесной каменной стене Калбак-Таша не задумывалась.
На красной скале, высотой почти в метр, изображен сюжет, основу и центральное место в котором занимает изображение человека. Этот персонаж показан древним художником в пол оборота, ноги слегка согнуты в коленях, в руках – массивный лук, показанный вытянутым эллипсом. Как взгляд лучника, так и его оружие направлены на запад. На голове весьма массивный головной убор, схожий с формой дыни. За край массивной «шапки» охотника как бы цепляется фигура козла, а над головой показан еще пара козликов. Пока Ярослав, забравшись на скалистый уступ, водил пальцем по контуру весьма крупного рисунка, Борис Иванович, объяснял смысл изображенного образа лучника.
-Смотри, это свирепый и ненасытный охотник, и имя его – Кÿгельдей (Каджигей) - мерген (матыр). Он – богатырь, герой алтайских сказок. Лук его направлен на запад, стреляет он против солнца. Прямо над его шапкой показан козел, а чуть выше – еще и не один. Это не случайно. Всю живность, которую видит Кÿгельдей - он убивает – жизни лишает. Не я один этот рисунок Кÿгельдей -мергеном называю, ученые его также именуют.
Сказав это, пошел Борис Иванович дальше по тропе. А я задумалась, сюжет мне показался знакомым очень.
Уже дома я перевернула свою библиотеку и нашла знакомую с детства книгу алтайских сказок «Танзаган – отец алтайцев», изданную в Москве в 1978 году. На ее синей обложке нарисован в коричнево-желтых тонах охотник, натягивающий тетиву лука. Среди череды сказок я нашла нужную – «Охотник Каджигей». Вот она.
«Жил на Алтае охотник Каджигей-мерген, Каджигей-меткий. Он ездил верхом на саврасом коне. Крепкий лук висел на плече Каджигея, на поясе висел колчан с быстрыми стрелами. Ни зверь на бегу, ни птица на лету от метких стрел Каджигея-охотника спастись не могли. Рука его не дрожала, глаз не ошибался.
В юные годы охотился он, чтобы добыть мяса для еды, шкуры для одежды. Но чем дальше шло время, тем ненасытнее разил дичь Каджигей-мерген. Не оставлял он охоты ни весною, ни летом. Не зная жалости, бил птицу на гнезде, бил и зверя, кормящего детенышей.
Люди укоряли его:
- Если дичь переведешь, как будем жить?
- Когда не станет зверя здесь, на земле, - возражал Каджигей-мерррген, - в верхний мир пойду, на седьмом небе буду охотиться.
Вот однажды весной собрался Каджигей на свою свирепую охоту. Сел на саврасого коня, кликнул верных собак – трехгодовалую, двухгодовалую и щенка. Много-долго не пробежали, как почуяли собаки зверя, пошли, опустив морды, по следу и подняли маралуху с двумя телятами. Побежали маралы по холмам, помчались по долинам, перепрыгивали через ручьи, переплывали реки.
Но собаки, не отставая, бегут, сам охотник верхом на саврасом коне тоже без отдыха мчится. Много раз Каджигей-мерген снимал с плеча упругий лук, натягивал тугую тетиву, но стрелу спустить было несподручно, метко прицелиться было невозможно. Маралы то прятались в частом лесу, то скрывались в высокой траве и бежали, бежали, усталости не зная.
Собаки гнались за маралами днем и ночью, без роздыха. Саврасый конь скакал, то вытягиваясь, будто тонкая жила, то сжимаясь, как тугая мышца.
На седьмой месяц погони примчались маралы к самому краю земли, с края земли ступили на край неба. И дальше побежали по небу, между звезд.
Собаки за ними, туда же, на небо!
Лошадь захромала, Каджигей-мерген спешился, бросил коня и пеший пустился за тремя маралами.
- Теперь в чистом небесном поле я вас не потеряю.
На бегу Каджигей-мергне опять прицелился. Спустил стрелу, да, видно, поспешил маленько и первый раз в жизни промахнулся.
Белая чистая стрела полетела на запад, а маралы повернули к востоку. Каджигей-охотник с досады шапку скинул, опять прицелился. Вторая стрела всех маралов пронзила и, красная, окровавленная, полетела вперед.
Но подраненные маралы, шага не сбавляя, все так же ровно бегут. За ними спешат три собаки. Щенок хватает маралуху за голень задней ноги.
Однако маралы бегут, бегут, убегают от собак. Каджигей-мерген спешит, спешит! Однако, не может он догнать маралуху с двумя телятами. И вечно движется эта погоня по небу одним неразлучным созвездием Трех Маралов. Так был наказан Каджигей – свирепый охотник».
В череде своих пояснений к рисункам Калбак-Таша, немногословный Борис Иванович про сюжет с охотником Кÿгельдеем рассказывал долго, и самое основное верно подметил. «Охотники такого плана, как Кÿгельдей-мерген, - говорит Борис Иванович - во все времена бывали, есть они и сегодня, видно, сказку такую не слыхали или воспитывались не в нашей степи».
Пока мы с Ярославом слушали Бориса Ивановича, в Чуйской долине развернулась на всю ее ширь яркая весенняя радуга. Она своими основаниями упиралась в борта долины, которые, словно преграды на пути движение западных массивных синих туч, тормозили их наступление. Радужное действо было великолепным, завораживающим и каким-то жизнеутверждающим. Долго мы вглядывались в многоликий процесс радужной жизни: появления, распространения, яркой вспышки, угасания.
«Все хорошее, когда-то заканчивается, чтобы возродиться снова – сказал, прощаясь, Борис Иванович.
Путешествия продолжаются… Фото Ольга Шадрина
