Гарри Галлер - учёный интеллектуал, для которого главным жизненным ориентиром являются т.н. «Бессмертные» (Моцарт, Гетте и прочие великие личности). Сам он крайне одинок, не только из-за сферы своих интересов и глубины их восприятия, но и благодаря негативному отношению к происходящему в современном мире, охваченном бациллами патриотизма и милитаризма. Внутренне он ощущает себя эдаким степным волком - загнанным и одиноким. Находясь в духовной и физической изоляции, Гарри готов свести счёты с жизнью.
Инстинктивно желая вырваться из тупика, он занимается беспощадным самоанализом, препарируя собственные мысли, чувства, ощущения, переживания. Часть естества, одна из живых сторон его личности (названная Герминой), стремлениям которой он подчиняется в момент острого внутреннего кризиса, понукает его искать и находить точки соприкосновения с современностью, постепенно возвращая Гарри вкус к жизни.
Вот так, с помощью нескольких простых предложений, можно описать этот чертовски привлекательный роман. Но отнюдь не объять его таким (или любым другим) описанием. Ведь «Степной волк» - не трактат, а гениальный литературный текст. По содержанию - жизнеописание души, по форме - отточенные мысли, отлитые в металл совершенных фраз. По содержанию - роман психоаналитический, по форме - сюрреалистический. Либо так: по содержанию - наркотический трип, по форме - его описание. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть. Воспринимать можно по-разному, истолковывать - как душа пожелает. Ведь, в конце концов, дело автора - создание текста, проблема интерпретации полностью ложится на плечи читателя. Последний может просто следить за развёртываемым перед ним внутренним миром главного героя (а там: «такие творились дела, такие игрались игры, что и слов нет»), а может транспонировать ситуацию на себя и, читая книгу, заняться небольшой самодиагностикой.
Книга лёгкая в чтении (благодаря мастерству автора можно радостно плыть по течению текста, наслаждаться красотой фраз, яркостью сцен, точностью высказанных мыслей), но и сложная одновременно. Мне десяти-двадцати прочитанных страниц в день оказывалось достаточно, чтобы наполнить сознание до краёв. Потом возникала необходимость взять паузу. Передохнуть, что-то осмыслить. Так и читал день за днём маленькими порциями этот, по сути, тоненький роман. Поистине, волшебная вещь - магический театр, вход только для сумасшедших.
Бесполезно пытаться объяснить всё своеобразие романа в маленьком очерке, точно так же, как и пытаться исследовать странную, непривычную структуру книги, столь не похожую на стандартную романную конструкцию, но необычайно соответствующую содержанию (впрочем, как известно, шедевр - это не только вершина и своеобразие содержания, но и вершина и своеобразие формы, так что тут - одно к одному), лучше один раз прочитать самому.
Цитата:
« — Вам известно ошибочное и злосчастное представление, будто человек есть некое постоянное единство. Вам известно также, что человек состоит из множества душ, из великого множества «я». Расщепление кажущегося единства личности на это множество фигур считается сумасшествием, наука придумала для этого название — шизофрения. Наука права тут постольку, поскольку ни с каким множеством нельзя совладать без руководства, без известного упорядочения, известной группировки. Не права же она в том, что полагает, будто возможен лишь один раз навсегда данный, непреложный, пожизненный порядок множества подвидов «я». Это заблуждение науки имеет массу неприятных последствий, ценно оно только тем, что упрощает состоящим на государственной службе учителям и воспитателям их работу и избавляет их от необходимости думать и экспериментировать. Вследствие этого заблуждения «нормальными», даже социально высокосортными считаются часто люди неизлечимо сумасшедшие, а как на сумасшедших смотрят, наоборот, на иных гениев. Поэтому несовершенную научную психологию мы дополняем понятием, которое называем искусством построения. Тому, кто изведал распад своего «я», мы показываем, что куски его он всегда может в любом порядке составить заново и добиться тем самым бесконечного разнообразия в игре жизни. Как писатель создает драму из горстки фигур, так и мы строим из фигур нашего расщепленного «я» все новые группы с новыми играми и напряженностями, с вечно новыми ситуациями. Смотрите!
Тихими, умными пальцами он взял мои фигуры, всех этих стариков, юношей, детей, женщин, все эти веселые и грустные, сильные и нежные, ловкие и неуклюжие фигуры, и быстро расставил из них на своей доске партию, где они тотчас построились в группы и семьи для игр и борьбы, для дружбы и вражды, образуя мир в миниатюре. Перед моими восхищенными глазами он заставил этот живой, но упорядоченный маленький мир двигаться, играть и бороться, заключать союзы и вести сражения, осаждать любовью, вступать в браки и размножаться; это была и правда многоперсонажная, бурная и увлекательная драма.
Затем он весело провел рукой по доске, осторожно опрокинул фигуры, сгреб их в кучу и задумчиво, как разборчивый художник, построил из тех же фигур совершенно новую партию, с совершенно другими группами, связями и сплетеньями. Вторая партия была родственна первой: это был тот же мир, и построена она была из того же материала, но переменилась тональность, изменился темп, переместились акценты мотивов, ситуации приобрели иной вид.
И вот так этот умный строитель строил из фигур, каждая из которых была частью меня самого, одну партию за другой, все они отдаленно походили друг на друга, все явно принадлежали к одному и тому же миру, имели одно и то же происхождение, но каждая была целиком новой.
— Это и есть искусство жить, — говорил он поучающе. — Вы сами вольны впредь на все лады развивать и оживлять, усложнять и обогащать игру своей жизни, это в ваших руках. Так же, как сумасшествие, в высшем смысле, есть начало всяческой мудрости, так и шизофрения есть начало всякого искусства, всякой фантазии».