Разбираемся в символике «Соляриса» Андрея Тарковского. В предыдущих частях (1, 2, 3, 4, 5, 6 и 7) мы дошли до прибытия Криса на станцию
1. Станция
За Крисом закрывается дверь, и он оказывается на станции, у которой странно заброшенный вид. По ней скачут резиновые мячики и здесь звучит тревожный фон из электронных шумов, составленный Эдуардом Артемьевым.
Слово художнику Михаилу Ромадину, создателю этих декораций:
Когда мы с Тарковским и оператором Юсовым только приступили к работе над фильмом «Солярис», нам удалось увидеть новый фильм — «Космическая Одиссея» Стэнли Кубрика. Захотелось сделать что-то прямо противоположное. Ведь каждый кадр «Одиссеи» — это иллюстрация из научно-популярного журнала, то есть то же изобразительное искусство, прямо перенесенное в кино, к тому же не лучшего качества.
В эскизах я исходил из идей и форм современного кинетического искусства. Насыщал декорации вращающимися и прыгающими объектами. Самая главная декорация – Круглый коридор космической станции – строилась в самом большом, первом павильоне Мосфильма. Декорацию помогал строить Всероссийский институт легких сплавов, который делал луноход. Так что все было по-настоящему! Декорацию принимал ученый, наш консультант, Лев Николаевич Лупичев. Ученый каждой детали, каждой скульптуре нашел свое оправдание: вот этот мобиль может служить солнечной батареей, вот этот – отсеком стыковки. Все-таки есть странная зависимость между красотой формы и функциональной целесообразностью, между логикой художественной и логикой научной.
Так что бардак, царящий на станции, по замыслу режиссёра – знак земного, обжитого, человеческого пространства в противовес холодной упорядоченности космических станций и звездолётов типичной научной фантастики.
2. Снаут
Как мы узнаём из дальнейших событий, Солярис – «это что-то с совестью». Океан ставит людей перед лицом их стыда и вины, и у каждого обитателя станции своя реакция на этот стыд. Гибарян, например, не выдержал и покончил с собой. Снаут – мучается. Его можно было бы охарактеризовать как светского интеллигента. Он не знает, как ему вырваться из этого круга мук совести и всё, что он пытается сделать, – это заглушить их алкоголем. Он сам говорит, что безумие для него было бы лучшим избавлением от происходящего. Общение Криса с ним строится на сплошных недомолвках. Например, он говорит: «Послушай, Снаут...», – после чего встаёт и уходит. В начале знакомства у них слишком разный опыт и взгляды для полноценного общения.
3. Гибарян
В случае с Гибаряном разговор происходит посредством экрана, он обращается к Крису словно из царства мёртвых. Мы снова (не в последний раз) встречаем приём «фильм в фильме».
Гибарян тоже выражает идею воздействия на Солярис жёстким излучением, однако цели его – не просто исследование, а попытка установить контакт, найти общий язык с Океаном. Это более человечная позиция, чем у Криса или Сарториуса. Недаром каюта Гибаряна полна предметов быта, книг, а на двери наклеен детский рисунок с неровной надписью «ЧЕЛОВЕК».
4. Сарториус
Он не зря носит имя, заканчивающееся на латинское -ус и звучащее от этого наукообразно. Он предпочитает не замечать совести, пытаясь рассуждать обо всём в духе холодной рассудочности. Это самый антипатичный режиссёру обитатель станции.
Его закрытость обозначается и тем, что Крис (и зритель вместе с ним) не может попасть в его каюту.
Сарториус разделяет те же взгляды на науку и истину, которые ещё совсем недавно в разговоре с Бертоном исповедовал сам Крис. Но сейчас, услышав их со стороны, он возмущается. Эта его реакция уже свидетельствует о том, что он начинает меняться.
Посмотрев запись с Гибаряном, словно побывав в царстве мёртвых, и увидев его самоубийство, которое явно живо напомнило ему об аналогичной смерти жены, Крис погружается в сон. И в этом сне Солярис возвращает ему из мёртвых его жену...
О дальнейших событиях поговорим в следующем выпуске наших разборов
Читайте также:
– Часть 1. О вырезанных титрах, музыке и первых кадрах
– Часть 2. Сад, лошадь и невымытые руки
– Часть 3. О дожде, обстановке в доме и недоеденных яблоках