Многократные победы чжурчжэней нельзя объяснять только их военным превосходством.
Их мощь на раннем этапе существования у них государственности имела ту же основу, что и их агрессивность - энергию молодого, растущего, развивающегося этноса, который по природе своей требовал экспансии.
Это обеспечивало для чжурчжэней значительную степень единства перед лицом внешнего мира, что много раз не без удивления отмечали китайские авторы, выросшие в развитом феодальном обществе, для которого были характерны резкие классовые противоречия.
Сунский чиновник Чжан Хуэй, долгое время проживший среди чжурчжэней, писал: "Правитель варваров (ВаньяньЧэн Уцимай, Тай-цзун, 1123-1135) , случалось, купался в реке, пас скот в поле. Отсюда можно увидеть, насколько же примитивен он был в качестве правителя! Ведь когда чжурчжэни впервые поднялись, то такие люди, как Агуда, стали правителями, такие как Няньхань - подданными. Хоть и назывались "правитель" и "подданные", не существовало различий между ними".
Более поздний сунский автор, Чжан Ди, который также продолжительное время жил в Цзинь, писал: «От командира десяти тысяч и до ранга "пунянь'', даже если устраивают обычную пирушку, не соблюдают никакого разделения по чинам. Они все подобны отцам и сыновьям, старшим и младшим братьям. Поэтому верхам известны мысли низов, и наоборот; отсутствует отчужденность. Каждый раз, когда случается нерешенное дело, все снизу доверху излагают свои планы. И если какой-либо из них можно применить, то делают это, невзирая на то, кто его предложил».
Подобное единство отличало чжурчжэньское государство в тот период, когда оно из «варварского» превращалось в раннефеодальное. Это же чувство единства придавало чжурчжэням огромную уверенность в своих силах.
Начав войну с Сун, чжурчжэни были убеждены в решающем превосходстве своих войск над сунскими. Любопытно отметить, что кидани в середине XI в. не были уверены в своей способности одолеть Сун. Чжурчжэни были согласны вести переговоры только с позиции силы, не принимая во внимание никакие «мироустроительные» претензии Сун. Китайцам, терпевшим одно поражение за другим, ничего иного не оставалось, как примириться с этим.
Любопытным свидетельством тому может послужить беседа сунского посла Чжэн Ванчжи сцзиньским чиновником У Сяоминем, состоявшаяся в начале 1127 г.: «У Сяоминь заявил:
"Когда мы нынче пришли на Юг, то переговоры стали напоминать просто куплю-продажу". Я , Ванчжи, спросил : "Что имеете в виду, когда говорите о купле-продаже?" Сяоминь ответил:
"Хотим, чтобы провели границу по Великой Хэ, еще хоти м золота и шелка для вознаграждения войск". Я , Ванчжи, заявил : "Если так, то это не купля-продажа. Предположим, некто покупает отрезок шелка, за который требует три связки монет. Покупатель дает две связки и еще 500-600 монет, затем прибавляет одну две сотни и делает покупку. Вот это называется куплей-продажей. Ныне же Вы требуете золото и шелк, еще требуете отрезать земли, но ни единой вещи не даете нам. Разве это можно назвать куплей-продажей? Это можно назвать лишь насильственным захватом"»
Жестокая необходимость, однако, вынудила Сун в конце концов
удовлетворить все цзиньские требования, невзирая на их
вопиющее несоответствие с имперской идеологией.
Прежде всего под диктовку чжурчжэней сунская сторона составила унизительную для себя «клятвенную грамоту», в которой китайский
император именовал цзиньского "дядей".
3 февраля 1126 г. в цзиньский военный лагерь в качестве заложников выехали младший брат императора Цинь-цзуна , князь владения К:ан - Чжао Гоу ( будущий основатель Южной Сун ) и младший первый министр
Чжан Банчан ( будущий правитель созданного Цзинь марионеточного
царства Чу). Через две недели сунский император попросил позволения заменить Чжао Гоу на другого своего младшего брата - князя владения
Су. Волибу дал согласие, и Чжао Гоу возвратился в сунскую
столицу.
Дэн Гуанмин не без основания отмечает, что две недели,
проведенные будущим императором в военном лагере чжурчжэней,
оказали на него сипьное влияние, и что именно из-за этого
Чжао Гоу в дальнейшем в глубине души всегда испытывал
страх перед цзиньцами. Кроме того, в ответ на требования чжурчжэней, сунские власти начали в столице сбор средств для выплаты контрибуции. Цинь-цзун отдал губернаторам и начальникам уездов Тайюани, Чжуншани и Хэцзяни указ подчиниться Цзинь.
Наконец, сунский двор был вынужден принять меры для урегулирования формальной стороны отношений с Цзинь: был выпущен
указ об именовании в официальных документах чжурчжэньского
государства Великой Цзинь, а не просто государством
Цзинь.
Когда в чжурчжэньский военный лагерь отправился зять Цинь-цзуна Цао
Чэн, то ему сменили имя на Ши, поскольку иероглиф «Чэн» был
табуированным (входил в имя тогдашнего цзиньского императора
Тай-цзуна. Всеми этими действиями Сун стремилась доказать чжурчжэням свои «преданность и покорность».