Часть четвертая
Глава 37
После Либерца я почувствовал себя другим человеком. Стало легче на душе. Я спал как ребенок. Мог проснуться с улыбкой на устах. Это было лучшее время в моей жизни. Психологически я стал устойчивее, Все воспринимал легко. На тренировках я стал увереннее. Мотивация меня переполняла.
Облегчало работу то, что я знал, что должен сделать. Через год – Олимпийские игры в Ванкувере, моя дистанция – 50 километров классикой. В последние годы я немного запустил технику. До сих пор она мне была не нужна. Было немного похоже на то, что я вновь новичок. Я должен был найти возможность победить специалистов в классике. На это у меня был год.
Сейчас я был достаточно хорош, чтобы побеждать в скиатлоне, но марафон классикой – это нечто иное.
Чем дольше ты бежишь, тем очевиднее делается разница между лучшими и теми, кто к ним близок. Недостаток технических навыков становится заметен, когда ты устал. Хорошую позицию в классике удается занять тем, у кого толчок идет от бедра. Немного похоже на удар боксера. Моя проблема была в том, что верхняя часть тела слишком перегибалась вперед. Это приводило к тому, что каждый раз, делая толчок, я откидывался назад. Отчасти так получалось потому, что основные мышцы не могли меня поддержать. Это было похоже на тугую веревку, на которой меня начинало мотать, как только я уставал.
В начале июня мы отправились на сбор в Соннефьелле. Каждый день я исправлял технику диагонального хода. Я просматривал свои видеозаписи, отмечал ошибки и как их исправить. У меня были проблемы с верхней частью тела. Я расходовал много сил и должен был научиться быть более экономным. Все движения должны быть слаженными, все должно подталкивать меня вперед.
Вернувшись в Тронхейм, я начал корректировать интервальные гонки одновременным ходом на лыжероллерах. Я мог сделать 12 заездов в подъем и все одновременным ходом. В дополнение я много времени проводил в тренажерном зале. Я должен был накачать мускулатуру верхней части тела. В гонках весной и летом 2009 я стал намного сильнее, чем был до этого. Я использовал разный рельеф. Подъемы подходили для наращивания мышц, а спуски – для развития скорости.
В это время мы переехали, нашли великолепное место на Клэбювейен, недалеко от Леркендаля.
Рейчел понимала меня. Она сама была спортсменкой, занималась легкой атлетикой, ее сестра нас поддерживала, а отец был энтузиастом спорта. Она знала, через что я прошел, и позволяла мне сосредоточиться на том, что я делал.
И я раскрылся перед ней. Иначе, чем я открывался кому-либо еще.
Рейчел изменила меня. Однажды я был на высотном сборе, позвонил домой и узнал, что она заболела, и я не должен приезжать к ней. Но я все равно приехал. Я хотел ее видеть.
Чем ближе был старт сезона, тем более неприступным я становился. И когда случалось, что что-то не получалось, я просто уходил в себя. В этот период я мог просиживать со звукоизолирующей гарнитурой несколько часов подряд и играть в покер в интернете. Это было формой душевного восстановления, для которого нужно отключить голову. Это не означало, что я не был счастлив с ней, просто это было то, что мне было нужно в наиболее интенсивные периоды подготовки. Но я знал, что со мной может быть нелегко.
Я никогда не ходил на праздники, не встречался с людьми. Я был в моем пузыре. Все было поставлено на Олимпийские игры в феврале в Ванкувере. И на Чемпионат мира в Осло, который состоится годом позже.
На Рождество она приехала домой на ферму. Вся семья была здесь, мы ели и говорили о лыжах. Мама чувствовала некоторую ответственность перед Рейчел, и говорила, что мы должны попробовать найти другие темы для беседы.
Все сидели вокруг обеденного стола. Немного помолчали. И вновь заговорили о лыжах.
Глава 38
После Либерца мы установили контакт с Red Bull. Они хотели наладить сотрудничество с Норвегией и стремились найти норвежских спортсменов, с которыми могли бы заключить спонсорские соглашения.
Быть спортсменом, заключившим спонсорское соглашение с Red Bull, означало отличаться от всех других спортсменов, имевших спонсоров. Первоначально Red Bull сотрудничал со спортсменами экстремалами, и быть их спортсменом значило больше, чем просто получать деньги. Это было престижно. Red Bull очень разборчив, работает только со звездами спорта и в тех видах спорта, которые популярны у публики, они заключают контракты с фигуристами, бейсджамперами, BMX-велосипедистами и представителями мотоспорта. Они дали возможность Феликсу Баумгартнеру, парашютисту из Австрии, совершить прыжок с парашютом с гелиевого воздушного шара, поднявшегося на высоту 39000 метров, причем он стал первым человеком, преодолевшим звуковой барьер без помощи механической тяги.
Они уже заключили договор с Акселем Лундом Свиндалем. Но он был представителем элитного спорта. Я же представлял народный спорт. Как член лыжной сборной я мог бы найти спонсора, производителя молока или шерсти. Я мог бы разъезжать на фольксвагене с наклейкой местного отделения сберегательного банка.
Но за последние годы кое-что произошло. Беговые лыжи должны были получить новый импульс. Беговые лыжи должны были оказаться в тренде, выйти на высокий международный уровень, и этому помогло бы фокусирование на масс-стартах и такой новой дисциплине как спринт. Многое также зависело от того, чего могли добиться спортсмены, и Red Bull хотел, чтобы я заключил с ними контракт.
Норвежская федерация должна была радоваться этому. Это была долгожданная возможность привлечь внимание к этому виду спорта как в Норвегии, так и за рубежом. И не в последнюю очередь это была возможность вырастить новое поколение молодежи.
Вместо этого они начали вредить.
Много было критики, основанной на вопросах этики. Бывший президент Спортивного союза Туве Пауле считала, кроме всего прочего, что это соглашение пошлет другим «неправильный моральный сигнал». Лыжная федерация вынесла мне предупреждение. Генеральный секретарь Норвежского Спортивного союза, Инге Андерсен, выступил и призвал меня изменить свое решение. Бьорн Дэли и Хьелль Инге Рёкке ввязались в заваруху и попытались заблокировать договор. Это достигло максимума как раз к старту сезона в ноябре, к открытию в Бейто. Там собрались все. Представители федерации. СМИ. Спортсмены. Все собрались для избиения.
Традицией руководства Спортивного союза является устройство вечеринок, когда они выбираются в поездку. И по Бейто гуляли слухи, что пили они до упада и обсуждали, как кое-кого спровадить за борт. На следующий день президент Сверре Зееберг через VG пригрозил отнять у меня лицензию. Кто-то говорил, что эту идею они обсуждали во время ночных возлияний и когда опохмелялись утром.
Однако все это не имело никакого значения. Социальные сети были полны обсуждений все новых проблем, которые влечет для всех руководителей спортивных федераций этот договор. И журналисты подливали масла в огонь. Было огромное количество преувеличений. Когда все это дошло до мамы, которая осталась дома, она сочла это несправедливым.
Вечером перед гонкой, как я помню, папа остановил меня. Я видел, как он измотан.
«Ты должен разорвать договор», сказал он.
Я медлил.
«Если я разорву договор, моя мотивация исчезнет», сказал я. Это было то, что я чувствовал. Я не хотел искать аргументы, которые не соответствовали действительности.
Я был совершенно новым типом лыжника из сборной, и они не знали, что со мной делать. Я пошел вразнос. Я должен был это сделать. Хуже всего было отцу и семье, они читали газеты, они общались с другими людьми, и у каждого было свое мнение о том, что происходит. Они были в меньшей степени защищены, чем я.
В норвежской спортивной среде были и хорошие люди. Оге Шинстад, спортивный директор лыжной федерации, был добр, как мне кажется. Он представил позитивные и негативные стороны и дал мне самому сделать выбор. Он сказал, что давить будут сильно, но выбор за мной. Он был человеком на своем месте.
На следующий год Aftenposten проводила обсуждение всех аспектов договора с Red Bull. Они взяли интервью у генерального секретаря Норвежского Спортивного союза Инге Андерсена. Он был скор на критику и сказал, что энергетический напиток Red Bull «неэтичен».
В 2017 году стало известно, что Инге Андерсен и остальные руководители Спортивного союза устраивали вечеринки на многие тысячи крон за счет средств Союза. Когда Спортивный союз был вынужден раскрыть свои счета, оказалось, что именно Инге Андерсен транжирил кредитку Союза здесь и там, особенно в позднее ночное время. Например, он купил водку с тоником на несколько тысяч крон в 1.45 ночи на попойке в Бергене. Тоник был очень специфический.
Глава 39
В Бейтоштолене я выиграл 15 километров свободным стилем. Неделей позже я выступил на 15 километрах в Куусамо, в Финляндии. Я снова выиграл. Потом было второе место в Давосе, перед этапом Кубка мира в Словении. Там я выиграл спринт и 30 километров. Потом были рождественские праздники, прерванные начавшимся под Новый год в Оберхофе Тур де Ски. Я выиграл пролог и 15 километров и занял второе место в спринте. В Италии на следующей неделе я победил на 30 километрах. Я был лидером Кубка мира, занял второе место на Тур де Ски и на последней гонке перед Олимпиадой, ЧН в Штокке, я выиграл 15 километров.
Я был в форме.
Олимпийская деревня в Ванкувере состояла из большого количества коттеджей, распределенных между сборными. У норвежской мужской лыжной сборной был собственный коттедж. На вершине холма располагался канадский лагерь. Каждый вечер там был праздник. В особенности канадские бобслеисты казались кучкой счастливых парней. Мы часто подшучивали над этой бандой бобслеистов. В особенности мы смеялись над тем, что вся их гонка составляет 20 метров, затем они запрыгивают в боб, скатываются с высоты, и на этом Олимпиада для них заканчивается. Возможно, кое в чем мы переходили границы дозволенного, и излишества, которым предавались в домике канадцев, могли наложить свой отпечаток на форму.
Мы тогда немного расслабились. Мы, лыжники, в обычном состоянии довольно скучные люди. Я думаю, в старые времена было немного больше веселья. Я слышал несколько историй о братьях Холте и о том, что происходило в лыжном спорте в 80-е годы. Но в наше время для норвежской сборной были более характерны такие люди как Кристен Скьелдал, который сидел и читал Библию между гонками на чемпионате. Кристен обладал даром предвидения.
Когда я выиграл 30 километров на ЧН в Кунсберге в 2006, как рассказывал мне Фруде Эстиль, во время гонки он расхваливал меня перед другими лыжниками. Но так как, по словам Фруде, он был известен как дурачок, то ему никто полностью не верил. Но после Кунсберга его слова приобрели вес, и Фруде начал прислушиваться к Кристену.
«Хорошо, он Нуртуг, сказал Кристен. Но ты приветствуй его и немножко бей себя в грудь, когда он выиграет».
Он как будто знал, чего ждать.
По крайней мере, дни в олимпийской деревне были во вкусе Кристена. Наши излишества ограничивались игрой в футбол и гольф на Playstation, мы подключились к одному 100-дюймовому телевизору и в неограниченных количествах поглощали хлеб и шоколадное печенье.
Через несколько дней приехал Одд-Бьорн Йельмесет. Он выиграл 50 километров на ЧМ в Саппоро, и с тех пор у него вошло в привычку приезжать на соревнования прямо к первой гонке.
Я был рад, что Одд-Бьорн на месте. Он обладал юмором, который сообщал совершенно особенную энергию группе.
Мне повезло, что меня окружало так много фантастических спортсменов. Постоянно шутили, когда мы были в поездках, помогали друг другу и на тренировках, и в гонках. Без них я бы никогда не смог достичь того, что я достиг. Они подталкивали меня вперед, вдохновляли и поддерживали.
Но когда начинались гонки, я становился более закрытым. Тогда я был весь в себе.
Это были мои первые Олимпийские игры, я не знал, чего я могу ожидать, но это было лучшее время из всего, что я пережил на турнирах. Все было на высоком уровне. Большая столовая, где были все мыслимые ресторанные услуги, только для спортсменов. Там ты мог выбрать что угодно из всевозможных блюд. Даже Макдональдс.
Я помню парня, который пришел и заказал пять коробок булочек с корицей и ванильным соусом. Никаких бургеров, ничего такого. Только десерт. И он сел и съел все это один. С газировкой. Мы были в шоке. У нас был разрыв шаблона.
Разумеется, это был бобслеист.
Первой гонкой были 15 километров коньком. Я был главным фаворитом.
Колокольчики звенели по всей стартовой зоне. Ожидания витали в воздухе, небо было серым.
Я был готов получить мое первое олимпийское золото.
Глава 40
15 километров, Олимпийские игры, Ванкувер, 15 февраля 2010 года
Лыжи работали против меня. Я сразу это заметил. Ожидаешь, что лыжи будут лететь по снегу, если попали в мазь, а сейчас они тормозили. Я должен был попытаться превратить это во что-то положительное, смотреть на гонку как на серьезную тренировку.
Перед ОИ я был на высоте, это могло сказаться на форме.
Я пришел 41-ым.
После финиша я был убит. Я помню, что отправил сообщение отцу «Дай лыжи Томасу».
Конечно, это была шутка. Я знал, что команда смазчиков работает за кулисами, чтобы найти решение. Провалилась вся норвежская сборная. Лучший из норвежцев занял 28 место. Я был третьим из худших.
На вечернем собрании у всех было плохое настроение. Особенно тяжело было тем, кто, как Ронни Хафсос, вышел только на 15-километровую дистанцию. Смазчики извинялись, не нужно было больше об этом думать. Мы должны смотреть вперед. Через 2 дня я выйду в спринте.
Глава 41
Спринт, Олимпийские игры, Ванкувер, 17 февраля 2010 года
Мне должен был выпасть отличный день, чтобы я взял медаль.Ула Виген Хаттестад и я вышли из полуфинала, а во втором забеге вышел Эйстейн «Сосиска» Петтерсен. Мы были тремя норвежцами в финале.Но в финале «Сосиска» упал прямо передо мной, мне пришлось притормозить, чтобы не наехать на него, я потерял скорость и уже не имел шанса прицепиться к двум русским, которые шли в лидерах. В конечном итоге я финишировал с бронзой, и до сих пор рад этому, но я приехал на Олимпийские игры побеждать. Сейчас нас ожидали 2 свободных дня перед гонкой на 30 километров. Это была дистанция, на которой у меня была наилучшая возможность взять личное золото. Марафон на этих ОИ – классика. Я упорно работал над техникой весь год, но сейчас я был только близок к лучшим в мире. Золото было нереально.Я использовал свободные дни перед 30-километровой гонкой, чтобы успокоиться. И все равно постоянно дергался.Я не мог сидеть спокойно больше, чем полчаса. Настолько я был взволнован. Я немного бегал по городку. Совершал небольшие лыжные прогулки. По вечерам были собрания сборной.Все остальное время я должен был сидеть и ждать.
Глава 42
30 километров, Олимпийские игры, Ванкувер, 20 февраля 2010 года
Сверкающее солнце, 12 градусов выше ноля, но снег плотный, и Whistler Olympic Park был полностью заполнен перед 30-километровой гонкой.
И вот стартовый выстрел. Я держался позади Дарио Колонья, который быстро шел вперед. Маркус Хелльнер шел за мной. Потом на повороте несколько человек вышли вперед. Я позволил себе немного уйти в глубину пелотона.
После 11,5 километров я был девятым, но пелотон был очень плотный. Когда мы подошли к питстопу, пелотон растянулся. Швед Юхан Ольсон шел первым, за ним чех Лукаш Бауэр, третьим был Дарио Колонья. Четвертым в группе был Маркус Хелльнер.
Я шел одиннадцатым.
Ольсон был упорен. Темп высокий. Мои лыжи сегодня не были оптимальными.
На длинном подъеме вскоре после смены лыж Ольсон выдохся. Просто умер. Позади него образовалась группа из 14 преследователей. Андерс Сёдергрен возглавил эту группу преследования. И начал притормаживать. Это был такой тактический маневр шведов. Сёдергрен пытался дать Ольсону возможность удержать лидерство.
Я больше, чем нужно зарылся в пелотон. Когда мы проходили стадион после отметки 18,75, я шел четырнадцатым, в 16 секундах позади Ольсона.
Мне симпатичен Ольсон Он фантастический парень, и я очень уважаю его как лыжника. Он знал, что его единственный шанс на победу – делать все по-другому. Он должен был найти свою дорогу. Его сила – в его потрясающих способностях. Хороший тактик, умеет рассчитывать.
Жаль, что он швед.
Когда мы вновь оказались на стадионе, было 17 секунд между Ольсоном и преследующей его группой. Сёдергрен тормозил пелотон так, как только мог. Кроме того, ему помогал Маркус Хелльнер. Они шли рядом, занимая всю ширину трассы, и пытались блокировать любого, кто набирал скорость и приближался к Ольсону. Ольсон выжал из себя все, на что способен.
Наконец, Легков собрался достаточно, чтобы решиться. Он обошел Сёдергрена и Хелльнера и начал догонять Ольсона. Все бросились за ним, это была наша единственная возможность. Я шел последним в группе преследователей.
Когда мы вышли на последний круг, я отставал на 18 секунд. Именно сейчас начнет выделяться тот единственный, кто порвет всех остальных. Легков лидер, темп очень высок. И за короткое время мы остаемся вчетвером, те, кто преследует Ольсона.
Хелльнер, Легков, Ангерер и я.
И снова два километра, когда мы вполовину вернули лидерство Юхану. Мы можем его видеть. Я иду за Хелльнером, мы устремляемся вниз с холма.
До финиша один километр, и в тот момент, когда мы переходим на конек, Хелльнер хватает сзади мою палку, бьет по ней лыжей, и она трескается. Я делаю коньковый шаг, и тут замечаю, что палка болтается в воздухе. Я понимаю, что палка сломалась, но продолжаю толкаться, словно ничего не случилось.
Остальные в пелотоне не должны этого видеть. Иначе они сразу же воспользуются ситуацией и оторвутся от меня.
Я поднимаюсь на склон со всей скоростью, что могу. Для того, чтобы идти так, я весь напрягся, но уцепился за других. Я видел функционера. У него должна быть палка.
И вот когда мы входим в очень крутой левый поворот, я слышу, как кто-то орет: «Палка, Петтер, палка!».
Я отбрасываю сломанную палку, беру новую, но теперь весь пелотон понял, что случилось. И они начали убегать от меня, как от черта. Я вытянул ремешок палки, обернул его вокруг запястья, и бросился догонять пелотон на спуске.
Палка была неправильной длины, но я еще не хотел сдаваться. Я прошел поворот и поднялся наверх, но, когда я вышел из леса на рывок перед финишем, я понял, что поезд ушел. Все решили потерянные секунды.
С этого момента речь не шла ни о пятом, ни о шестом месте, мне не нужна была цветочная церемония.
Я не понимаю юмора цветочной церемонии.
Я финишировал одиннадцатым.
Маркус Хелльнер победил.
Глава 43
Как только я вошел в пресс-зону, вопросы посыпались со всех сторон. Я прошел прямо, никому не отвечая.
Когда я выходил, ко мне подбежал тренер Мортен и попросил поговорить с прессой.
«Черта с два!», крикнул я. Я был очень зол.
Оге Шинстад вышел вслед за мной и сказал мне вернуться.»
«Просто выйди к ним», сказал он.
« Не стоит», сказал я.
Я знал, что я могу сказать кое-что, о чем буду сожалеть. То, что сломалась палка – несчастье. Это произошло в пылу борьбы, и я не мог винить Хелльнера за это.
Но, однако, все случилось из-за этого.
Следующий день был свободным. Сборную собрали на пресс-конференцию.
Все уже написали, что я покинул пресс-зону, и называли меня непрофессиональным и наглым. VG спрашивала тренера сборной Мортена: «как федерация может жить с такой звездой?» Мортен более или менее пришел к выводу, что «нет, они так не делают», и, таким образом, самым ясным из всех возможных способов, мне дали понять, что я должен выказать себя кающимся грешником на пресс-конференции. Я должен был встретиться с ними и извиниться.
Я продолжал злиться, мне казалось, что это плохая идея, но по дороге я решил полностью отключить голову и ответить, как можно короче. Я не помню, что я тогда сказал, как будто само тело говорило, и как можно быстрее вернулся в домик и заперся в своей комнате.
На следующий день будет командный спринт.
Я бросился на кровать. Одежда, которую я сбросил после 30-километровой гонке, так и валялась на полу.
Она была насквозь мокрой.
Я встал, поел, схватил телефон и, воспрянув духом, собрал экипировку, вышел и сел в автомобиль, который возил нас на стадион.
Мне все осточертело.
Я просто хотел показать им.
Глава 44
Не все бразильцы – хорошие футболисты. Не все итальянцы хороши в приготовлении еды. Не все норвежцы любят бегать на лыжах. Это мифы, но они нам нравятся, потому что они говорят о том, кто мы и откуда мы.
Многие норвежцы используют лыжные гонки как своего рода терапию. Один круг по освещенной лыжне после длинного рабочего дня. Другие используют это, чтобы скрепить семью. Воскресенье в горах с взятой с собой едой и какао в рюкзаке и детьми в санках.
Мне было только 8 лет, когда началась Олимпиада 1994 года в Лиллехаммере. Я сидел дома с Бесте и смотрел телевизор. Я видел, как Бьорн Дэли завоевал золото на 10 километрах классикой и в гонке преследования на 15 километрах свободным стилем. Я видел Томаса Альсгорда с золотом на 30 километрах коньком. И я видел финишную разборку Бьорна Дэли и итальянца Сильвио Фаунера в борьбе за победу в эстафете.
Фаунер был лучшим в спурте в то время, и он первым начал применять эту тактику в лыжных гонках.
На последнем этапе в эстафете Дэли ушел первым, а Фаунер пристроился за ним.
Когда они подходили к стадиону, Дэли почти полностью остановился. Он хотел поймать Фаунера перед публикой. Получилось, как он хотел. И, однако, удачу он не поймал. Италия завоевала золото, Норвегия серебро.
Сильвио Фаунер сделал то, к чему норвежская публика не привыкла, он не соответствовал классическим идеалам лыжных гонок, но он выиграл. Он в максимальной степени использовал свои сильнейшие качества лыжника. Он экономил энергию, когда это было возможно. И сжёг все, когда это имело значение.
Во время Олимпийских игр в Лиллехаммере люди были на гонках. Везде на трассах были люди, больше, чем в какой-либо другой стране во время проведения соревнований по лыжным гонкам. Это кое-что говорит о нас. Я думаю, это связано с теми идеалами, которые были у нас и, возможно, и сейчас существуют в нашей стране.
Ты будешь терпелив при встрече с бедой.
Ты будешь терпеть усталость.
Ты будешь преодолевать боль.
Ты никогда не сдашься.
Глава 45
Командный спринт, Олимпийские игры, Ванкувер, 22 февраля, 2010 года
В командном спринте могло случиться все, что угодно, так что мы знали, возможность для медали есть. Я был финишером и должен был бежать с Улой Вигеном Хаттестадом, но он заболел и уступил свое место «Сосиске» Петтерсену.
В полуфинал мы прошли вторыми, вслед за русскими. Они были сильны и уже имели золото и серебро в спринте. Но нам удалось попасть в финал, и это было единственным, что имело значение.
Почти через два часа мы оказались в финале. Мы встретили несколько сильных команд. Я бросил взгляд на немцев. Аксель Тайхманн был на месте.
Небо было безоблачным. Голос в стартовой зоне сказал, что «до старта осталась одна минута».
Все готовы, ждут.
«Тридцать секунд».
Раздался выстрел.
«Сосиска» начал быстро и оказался во главе пелотона. Русский шел впереди и отрывался. На спуске «Сосиска» был вторым, но, когда они вышли на плоскость, он зацепил палкой лыжу или что-то в этом роде, потерял всю свою скорость и оказался в хвосте пелотона. Он пытался пробиться в первый подъем, но, когда они вышли на стадион к зоне передачи, он был третьим с конца.
Я набрал скорость и приблизился к группе лидеров. И на последний подъем, после которого был спуск к стадиону, я подошел раньше всех и передал эстафету «Сосиске» первым.
На первом подъеме вперед вышел итальянец. Темп был высоким, пелотон шел плотно, но «Сосиска» был в порядке. Смазчики стояли на стадионе и мазали лыжи как бешеные, чтобы успеть между сменами этапов. Публика на трибунах была наэлектризована.
Когда они спустились к стадиону, «Сосиска» был четвертым. После передачи я решительно пошел вперед, чтобы напомнить им, что мы все еще здесь. Затем я вновь сбросил скорость и позволил другим тащить. Когда мы выходим на стадион, я иду шестым, но легко ускоряюсь, оказываюсь в группе лидеров и отправляю «Сосиску» на последний круг третьим.
Германия делает рывок почти сразу же. Образуется разрыв. В группе преследователей оказываются Россия, Канада и «Сосиска» Петтерсен.
Разрыв увеличился, и я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, когда немец в одиночестве показался на стадионе. Тайхманн принял передачу и побежал со всей скоростью, на какую способен. Пока я ждал в зоне передачи, разрыв был уже велик. И Тайхманн продолжал зажигать.
Я приложил все силы, когда шел в первый подъем, оставив весь пелотон позади и преследуя Тайхманна. Канада и Россия выдыхались. Я знал, что долго они не продержатся. Я могу победить, если не потрачу сейчас все силы. Если выложиться сейчас, под конец у меня ничего не останется. У меня не было выбора, в запасе был только один тактический маневр.
Я начал изображать усталость.
Я притормаживаю, меня догоняют преследователи и я отхожу вбок. Русский Алексей Петухов сразу взял на себя лидерство. Он встал передо мной и начал тянуть. Я шел сразу же за ним. Так что ему удалось подтащить меня на спине к Тайхманну. Меня это вполне устраивало, и когда русский сократил разрыв настолько, что мы видели Тайхманна, я не стал продолжать.
Я открылся. Встал перед русским, начал максимально ускоряться на последнем подъеме перед спуском на стадион. В гонке я за несколько секунд отвоевал десятки метров. На вершине холма я уже сел ему за спину, и когда начался спуск, я подумал:
«Черт возьми,
Тайхманн.
Сейчас я тебя сделаю».
Мы спустились на ровную лыжню, и когда мы оказались перед публикой, я спуртанул. Это было так, словно у меня выросли крылья. Никто не смог среагировать. Им я оставил гнев и разочарование.
Когда я пересек первым финишную черту, я увидел «Сосиску» Петтерсена. Он бежал и кричал. Он скакал вокруг меня. Мы завоевали первое олимпийское золото.
В зоне финиша нас окружили сотрудники обслуги и поздравляющие соперники. Между людьми я увидел Тайхманна. Он стоял, опершись на палки, с поникшей головой и закрытыми глазами.
Глава 46
В лыжных видах всегда существовало соперничество между сборными. Это то, что делает гонки интересными.
Пожалуй, в лыжных гонках это заметно больше, чем в каком-либо другом виде спорта, где участвуют норвежцы. В прежние времена это всегда было между Норвегией, Швецией и Финляндией.
Я слышал историю о том, как финские лыжники намазали лыжи вечером перед гонкой в Коллене, но так боялись, что норвежцы на них помочатся и уничтожат мазь, что стояли на страже возле лыж всю ночь.
Когда я подрос, то всегда старался победить шведов. Когда мы ехали в Швецию на юниорские гонки, в автобусе всегда было особое настроение. Все, кто там находился, обычно были соперниками, но сейчас мы должны были защищать честь страны. Вот таким было это чувство. Победы были вкуснее, проигрыши были тяжелее, когда дело касалось шведов. Я помню, как ликовал Бесте, когда я рассказывал о выигранной у шведов гонке.
Это соперничество всегда было в лыжных гонках. С момента расторжения шведско-норвежской унии в 1905 году, как я слышал.
В 30-е гг. было настолько плохо, что шведские лыжники во время марафона в Коллене не осмеливались прикоснуться к еде на пунктах питания, опасаясь, что еда отравлена.
В конце 70-х шведы превосходили всех. В 1985 Гунде Сван был лучшим. На чемпионате он использовал палку длиной 210 см, и пошел слух, возможно, пущенный для обмана норвежских журналистов, что палка нужна ему для новой техники. И журналисты поверили. Они начали писать, что все лыжники в будущем должны перейти на длинные палки, если хотят такую же скорость, как у шведа.
Есть две дистанции, на которых соперничество чувствуется особенно сильно. 50 километров, высшая проба мужественности. И эстафета, борьба в которой определяет лучшую лыжную сборную. И шведские спортсмены долгое время были специалистами на обеих дистанциях. С 1980 по 1993 Швеция выиграла 7 из 10 золотых медалей ОИ и ЧМ в марафоне.
Все время, пока я рос, это было так.
Это был непреложный закон.
Никто, кроме шведов.
Глава 47
На следующий день после командного спринта я блистал юмором.
Настроение всей сборной улучшилось. Накануне эстафеты у нас была пресс-конференция.
На вопрос, кого я мог бы опасаться в спурте, я ответил, что единственным, кто мог бы обогнать меня в гонке, была камера.
«Вчера и камера бы с ним не справилась», сказал Мартин Юнсруд Сюннбю.
«Ты думаешь пойти на последний этап вместе с Хелльнером?», спросил журналист VG.
«Швеция не удержалась на ОИ, поэтому я считаю, что мы ее, к сожалению, не увидим», ответил я.
Все смеялись. Мы были полны самоуверенности. Наконец-то ветер на Олимпиаде поменялся. И была одна вещь, в которой мы были на 100 процентов уверены – у Швеции в эстафете нет ни единого шанса.
Сутками позже у Одд-Бьорна Йельмесета обледенели лыжи.
Швеция выиграла эстафету.
Глава 48
50 километров, Олимпийские игры, Ванкувер, 28 февраля 2010 года
Следующие четверо суток прошли тяжело. Вся Олимпиада была большим разочарованием. Я закрылся в своей комнате.
Шведы сделали нас на 30 километрах. Они сделали нас в эстафете. Казалось, что это шведская Олимпиада.
Я думал о чувстве, которое говорило, что так быть не должно, и возникло оно во время прошлых ОИ. На этой Олимпиаде у меня была возможность взять реванш.
Но я сам допустил ошибку.
И вот представился шанс вновь все сделать хорошо.
Сыро и туманно было утром 28 февраля, когда мы вышли на марафон.
После пяти километров я шел пятым. Мы, трое норвежцев, держались вместе – Одд-Бьорн, Йенс Арне Свартедал и я. Мартин Юнсруд Сюннбю держался недалеко от нас.
На Олимпийских играх существуют строгие правила, и публика не может стоять вдоль лыжни. Поэтому по пути совершенно тихо. Единственное, что ты слышишь – как твои лыжи скользят по лесу, и твое дыхание. Затем ты появляешься на стадионе – и он взрывается звуками. Крики, лица, мешанина цветов, динамики на стадионе заглушают твое дыхание, и ты скользишь обратно в лес, все стихает, и вновь ты слышишь только свое дыхание – вдох и выдох, вдох и выдох.
Пелотон работал рывками.
Шведский специалист по марафонам Андерс Сёдергрен довольно рано попытался оторваться, ему повезло, и он сделал отрыв. Однако Одд-Бьорн предпринял ответный шаг и подтянулся. Несколько русских шли группой. Несколько немцев шли группой. И мы шли группой.
И для того было несколько оснований. Одно – в сопротивлении воздуха. Другое – то, что по укатанной лыжне скользить легче. Мы можем разговаривать, меняться местами, выходить вперед и уходить передохнуть. Тормозить пелотон, если кто-то пытается оторваться. И не последнее по значению - у тебя всегда есть место. Ты пытаешься создать для товарищей по команде все возможные преимущества, а соперники должны выполнять свою работу сами.
После 30 километров и смены лыж я был на 13 месте. Я чуть не шлепнулся на выходе со стадиона. Но драмы в этом не было. Я шел хорошо и на хорошем месте.
Маркус Хелльнер шел впереди несколько километров, затем немного лидировал Дарио Колонья. Было несколько небольших рывков, но в группе лидеров оставалось примерно 25 человек. Я продолжал держаться в этой группе.
Когда мы вышли на стадион после 45 километров и звон колокольчика просигнализировал, что остался последний круг, пелотон начал растягиваться, и группа лидеров уменьшилась. Сейчас нас было примерно 15.
Я замыкал группу лидеров. Легков был прямо передо мной. Дарио перед ним. И еще Вылегжанин. Тобиас Ангерер, швед Даниэль Рикардссон, Лукаш Бауэр и Ди Чента.
И, само собой, Маркус Хелльнер и Аксель Тайхманн.
Мы шли все вместе.
После 47 километров я начал немного волноваться, что кто-то попытается оторваться. Я доковылял до спины Дарио, который как раз начал упорно работать впереди.
Это было хорошо.
Позади в пелотоне то один, то другой спортсмен начали отваливаться. Устал Лукаш Бауэр, но еще хуже было Хелльнеру. Продержавшись пару километров, отвалился и он.
Когда мы приблизились к стадиону, скорость возросла. Юхан Ольссон попытался было оторваться, но скорость была слишком велика. Я шел бок о бок с Дарио и Тайхманном во главе пелотона, мы приближались к последнему длинному подъему.
И тут убежал Тайхманн.
У него было небольшое преимущество перед нами, он выглядел бодрым и почти прыгал в подъем. Я знал, что за вершиной холма лежит длинный спуск и все, чего я желал, это быть вторым к концу спуска. Я собрался, сменил лыжню и встал перед Дарио. И когда Тайхманн сел в стойку перед стадионом, я занял точно ту позицию, которую желал.
У Тайхманна было небольшое преимущество, но, скользя за ним, я думал лишь о том, что, если все пойдет так, как сейчас, все получится. Позиция была превосходной.
Мы выкатились на стадион в длинный правый поворот. Когда он закончился, я начал толкаться. Юхан Ольссон бежал по соседней лыжне, бок о бок со мной, просвет между нами и Тайхманном еще сохранялся. Я шел немного впереди Юхана, и с каждым отталкиванием палок мы отбирали несколько сантиметров у Тайхманна. Мы вошли в левый поворот, последний перед финишным створом, Ольссон двигался по внутреннему радиусу, но немного ошибся, и я проскочил точно перед ним, так, что на выходе из поворота я был уже за спиной Тайхманна.
Я толкался изо всех сил.
В моей голове была полная тишина.
Я не слышал своего дыхания. Я не слышал ликования. Двумя хорошими отталкиваниями я закрыл просвет между нами, с каждым новым толчком я понемногу продвигался вперед, за 10 метров до финиша я понял, что победил.
Я выиграл олимпийское золото на 50 километрах.
Одд-Бьорн первым подбежал ко мне, но я лежал и пытался унять дыхание. «Чёрт, это так круто!», крикнул он.
Я лежал. И вот я услышал: «Петтер».
Я посмотрел вверх.
Это был Тайхманн.
Он протягивал мне руку. Я поднял правую руку, он схватил ее, поднял меня вверх, поставил на ноги, наклонился вперед.
Мы стиснули друг друга в объятиях.
Глава 49
После гонки мы ждали автомобиль, который должен был отвезти нас на медальную церемонию. От стадиона нужно было ехать примерно час. Места в машине были зарезервированы для медалистов марафона. Но когда я сел в машину, там уже сидел парень и ждал меня. Одд-Бьорн улыбался от уха до уха.
Он занял 17 место.
После церемонии мы пошли на праздник, который устраивали русские. Это была прежде всего реклама следующих Олимпийских игр, которые должны были проводиться в Сочи. Нам досталось много одежды, в том числе парадные куртки с надписью «Russia» огромными заглавными буквами на спине. Но я был совершенно вымотан. Тело мое было разбито. Я не мог есть, все у меня болело. Поэтому мы рано ушли.
Мы шли домой через город-призрак. Олимпийский городок был пуст. Все женские сборные уехали после гонки на 30 километров. Олимпийские игры шли долго, все спортсмены разъехались по домам к семьям и детям.
На улицах уже начали делать уборку. Мы гуляли по городку, два норвежца в российских куртках, и видели свет из ресторана Макдональдс. Мы смотрели друг на друга и улыбались.
И на этом все закончилось. Вот так мы и праздновали. Одд-Бьорн и я. Далеко от дома, но с Роял Чизбургером.
Когда я пришел в свою комнату, я не стал смотреть телевизор, не просмотрел телефон, лег на живот, лицом в подушку, и заплакал.
Глава 50
В этом сезоне я выиграл 600 очков и завоевал БХГ. Можно сказать, что я выиграл с шестью победами. Я не победил в Тур де Ски, но я продолжал побеждать в гонках. Я был абсолютным победителем. Это был мой лучший сезон, несмотря на некоторую заминку на ОИ.
Хороший сезон. Но это был длинный сезон, вершиной которого стали Олимпийские игры в Канаде. Я устал. Мне нужно отдохнуть пару недель перед тем, как приступить к непрерывным тренировкам перед ЧМ в Осло.
Я хотел поехать домой, но планировал это после отборочного сбора с командой в Осло.
Однако планы изменились.
Отборочный сбор состоял в том, что ты сидишь вместе с остальной командой, получаешь раздаточные материалы, затем, когда это закончится, пишешь свое мнение по тому или иному поводу. Мне это обычно ничего не давало, это была пустая трата времени, но сейчас, после этого сезона, это было последним, о чем я мог думать. Я выиграл БХГ и 600 очков тотала. Следующий норвежец был на 15 месте. Было абсолютно бессмысленно сидеть вместе и дискутировать на тему, что работает и не работает в нашем тренировочном плане.
Так что я сказал, что я болен. Это было не самое умное мое решение.
Сразу же возникла небольшая проблема.
Я люблю футбол, кроме того, сам играю в команде, состоящей из нескольких старых знакомых из Мусвика. Мы играли в пятом дивизионе. И точно в те выходные, когда я собирался свалить с отборочного сбора, у нас была игра. Это был тот случай, когда я действительно был нужен, и это была игра с друзьями, футбол вдохновлял меня после лыж, это было так весело.
Я решил поиграть.
Игра проходила в местечке под названием Вуку. Это так далеко от проторенных путей, что я вряд ли смогу объяснить, где оно находится. Где-то между Вердалем и шведской границей.
К концу матча на трибунах сидело около 100 зрителей. Это был чертов матч. После 90 минут со счетом 2:2 в дополнительное время мы получили штрафной. Я сразу же побежал, чтобы забить его.
Я аккуратно положил мяч на штрафную линию, сделал несколько шагов назад. Перевел дух. Подбежал к мячу и послал его в ворота справа. Это был дьявольски хороший удар, немного выше вратаря, но так, что я был совершенно уверен, что он пройдет. Но вратарь вытянулся насколько мог, дотронулся пальцами до мяча и взял его.
Матч закончился сразу после этого.
За исключением штрафного удара все было хорошо, но тут зазвонил мой телефон. Это был тренер сборной Мортен О Дьюпвик.
«Хей», сказал я.
«Да….», протянул он. – Так ты играешь в футбол?»
«Хм?», сказал я.
«Ты играешь в футбол?»
Оказывается, кто-то снял мой штрафной на мобильник и отправил в TV2. А в Осло вся сборная сделала перерыв в своих занятиях, чтобы посмотреть спортивные новости.
Все это видели.
На следующий день я первым рейсом отправился в Осло.
В аэропорту я сел в автобус до стадиона Уллевол, где спортивный директор Оге Шинстад собрал из-за меня брифинг. Местом для него выбрали Topidrettssenter, где проходил сбор. Я вошел в конференц-зал, где был экран на одной из стен, а вся комната была заполнена группами людей, сидевших за столами. Здесь были мужская и женская сборные в полном составе, они сидели тихо и ждали.
Оге и я стояли перед всеми. Оге взял слово первым и кратко сказал, что моя отлучка требует извинений, поскольку я играл в футбол и солгал о своей болезни.
Для меня это серьезной проблемой не было, мне было все равно. Но пресса подняла скандал. Была еще пара лыжников, которые вмешались в полемику и стали говорить, что они думают об издевательствах на работе как части школьных воспитательных традиций, но все же это был конфликт, спровоцированный прессой.
В этом году я был номинирован на «Имя года» и получил приз на Idrettgallaen. Я очень гордился этим. Поистине, это был хороший сезон.
Но я также много отсутствовал и разъезжал. Вокруг меня становилось все больше суеты и хлопот, как со стороны спонсорских поручений, так и внимания СМИ. Интенсивность увеличивалась, и требования ко мне росли. Я жил жизнью, которая состояла только из одного – спорта.
И ситуация только ухудшалась. Сейчас начиналась подготовка к самому важному в моей жизни чемпионату. Я думал об этом, как только просыпался, и это было последнее, о чем я думал перед сном, каждый день в течение семи лет. Приближалось событие, о котором я мечтал.
Чемпионат мира в Осло.
Продолжение следует