Часть 77. Демобилизация по "Ленинградски"...
Часть 75. Война позади...
Часть 1. Начало...
С войной покончили мы счеты,
Бери шинель, иди домой.
Для меня война закончилась относительно благополучно, если не считать пары легких ранений и контузии средней тяжести, правда, сделавшей меня инвалидом. В общем, по Симонову: кто не ждал меня, тот пусть скажет - повезло!
Конечно, повезло! У каждого, как говорится, своя судьба. Между прочим, следует заметить, многие на фронте становятся фаталистами. Как я уже упоминал, во фронтовой братии верующих, по моим наблюдениям, было немного. Хотя, надо признать верующим в божескую милость, этой опоре для сознания в тяжелую минуту, было много легче. Ведь в их сознании теплилось, что возможная гибель еще не все, еще не конец. Не черная мгла неизвестности, а другая, возможно лучшая жизнь. Ведь Бог милостив! Это ощущение точно выразил С. Есенин:
...Стыдно мне, что я в бога верил,
Горько мне, что не верю теперь.
Для неверующих же, в какой-то степени, такой опорой являлся фатализм. Он, как бы, отодвигал за черту сознания, нависшую постоянную, реальную угрозу жизни. Сколько я наслушался пословиц и поговорок о судьбе. Хотя бы вот: "Будь, что будет", "Чему быть - того не миновать", "Что будет, то и будет, пусть судьба сама рассудит", "От судьбы не увернешься", "Судьба - индейка", "Двум смертям не бывать - одной не миновать", Как перст судьбы укажет", "Какой кон тебе выпал на войне - с тем и мирись". И бравое: "До самой смерти ничего не случится!" Но "Как Богу угодно" - звучит тоже фатально. Я же для своего и других успокоения, иногда вспоминал изречение замечательного солдата Швейка: "Никогда не было, чтобы никак не было - всегда как-то будет!" Говорил это окружающим и всем, вроде, становилось веселее.
А судьбы людей удивительно разные. Я уже упоминал о старшем лейтенанте службы контрразведки "СМЕРШ" Г.Лелюшкине. Он постоянно ползал по переднему краю. (До сих пор не пойму, каких шпионов он там ловил?) Рядом с ним людей ранило и убивало, а у него только дырки в полушубке, или шинели. Правда, в конце концов, и его "зацепило", но остался жив и в строю: нельзя же так испытывать судьбу!
И вот другой пример. Мой дядя Борис, работавший главным бухгалтером рыбокомбината на Камчатке три года в течение войны добивался попасть на фронт. Добился. Осенью 1944 попал в составе минометной роты на Белорусский фронт и в первый же день был убит. Так и не повоевав... Что это: судьба, фатум? А может у Бориса, не было такого бывалого и настырного старшины, как у меня, или ангела хранителя как у меня? И он не был обучен и натренирован простым, солдатским приемам и правилам поведения в боевых условиях. Вот и теперь, сообщают, что в Чечню посылали не обученных солдат, хотя любой командир слыхал Суворовское, что "каждый солдат должен знать свой маневр". Кто же виноват в этой спешке: командиры, политики?
Я прочел у Пикуля мнение князя Потемкина, что "для выделки солдата нужны мужик да баба, да ночка потемней. Для офицера же - давай время, деньги, знания." Сказано хлестко, но уверен - для красного словца. В то же самое время подготовке солдата Суворов уделял много времени и внимания, что и дало ему успех и славу. Да еще и во времена Великого Рима военачальники упорно и жестко учили и тренировали легионеров трудной боевой науке. Потому и побеждали. Неужели наши высокие командиры конца ХХ века, века внедрения сверхмощного оружия и смертоносной плотности огня, этого недооценивают. Или - что возможно, вернее - это следствие действий политиков, не обеспечивающих армию нужными средствами и временем.
Сентябрь 1945. Из Риги поездом еду в Ленинград. Первый раз за долгое время не в теплушке, а в купейном вагоне. Глазам не верилось: на столике скатёрочка, на окне уютные занавесочки - это уже мир… А за окном вагона, увы: развалины станций, разрушенные, обгоревшие поселки - грустная картина - когда еще и за окном будет уютный вид?..
К сожалению, в Пскове нас, пассажиров," по техническим причинам" выпроводили на перрон, сказав, что дальше нам придется поехать в Киевском поезде. Поскольку до подхода Киевского поезда оставалось три часа, решил посмотреть город. Но города не было, были бесконечные развалы битого, обгоревшего кирпича - страшная картина разрушения! С трудом нашел одно уцелевшее здание - кажется универмаг.
- Это, по сути, чуть ли не единственное уцелевшее здание в городе, - сказал мне прохожий, - горожан раз-два и обчелся, и живут они в уцелевших подвалах и землянках.
Я, со жгущей сердце грустью, разглядывал разбитый войной город. Было тихо и только у пивных ларьков, увешанные орденами и медалями инвалиды, шумно что-то обсуждали и спорили. Красочно, как мне не суметь, нарисовал картину послевоенной жизни И.Шкляревский:
На круче дом с двумя рядами вязов
И проволокой ржавой опоясан.
Торгаш собаку кормит колбасой,
Сегодня - праздник! Всюду пир горой,
И слава русская, что смешана с печалью,
Сиротством, болью, кровью и золой.
Развалины пугают синевой
И обгорелой рельсовою сталью.
А на базаре нищие хохочут.
Народ толпится у торговых точек.
Летит музыка в небо над пивной.
На всей земле покончено с войной.
Друг повернулся к домику спиной,
Скрипит зубами и журчит слюной,
И говорит: - пойдем отсюда к нашим,-
Старик собаку кормит колбасой,
Но мы об этом нищим не расскажем.
Подкатил киевский поезд. Я проходил по вагону "для офицеров" (были тогда такие) киевского поезда. Все было занято, но в конце вагона оказалось свободное место у окна.
- Садитесь, капитан, - сказал мне сидевший в купе офицер. Облегченно вздохнув, я сел и тут только разглядел, что моим соседом напротив (визави - как говаривали в старину) был штатский. И не просто штатский, а дородный священник в черном облачении, с большим, по-видимому, серебреным, крестом. В офицерском вагоне?! Я удивленно оглянулся: рядом со мной и священником сидели молодые офицеры госбезопасности в повседневных (не полевых, зеленых) погонах. Все это меня озадачило. Немного погодя, один из этих офицеров пошел покурить в тамбур и я пошел за ним следом.
- Куда это вы везете батюшку? - спросил я.
- В Ленинград, а потом в Москву, ответил офицер. - Он митрополит, служил при немцах на западе Украины.
- Но мне известно о многих священниках, получивших медали и даже ордена...
- Это так. Были и замученные в Гестапо и повешенные за связь с партизанами и просто за сочувствие им. С этим батюшкой немного сложнее.
- Почему же вы везете его в Москву?
- Есть сведения, что во время оккупации он помогал немцам. Но чин у него высокий, так сказать "генеральский". Это дело, прежде всего патриарху решать: прощать или нет. Если не простит - придется решать нам...
Позднее, за чаем, мы разговорились. Я, вероятно, не очень тактично, спросил:
-Вы, батюшка, при немцах произносили при службе в храмах русские православные молитвы?
- Конечно, - ответил митрополит.
- Но во время войны обычно в наших церквях читались молитвы за победу русского воинства. Как вы выходили из положения в этом случае?
Вопрос остался без ясного ответа. А может и не стоило его задавать.....