Обычно открывающаяся без звука дверь протяжно скрипнула. Вошел мясник. С огромными вислыми усами, круглыми карими навыкате глазами. В рабочем фартуке, вымазанном свежей кровью. Наверное, он всегда так ходил и даже дома. Страшный и странный гость.
Молча Лелюшка указала ему на лавку, сама кинула горсть травы-муравы болотной в огонь и поплыл дымок, горьковатый, успокаивающий. Всякую злобу и, иногда, саму смерть отгоняющий.
"Ну, любезный, сказывай, куда путь держишь? С работы на работу пришел?" - кивнула на фартук Лелюшка.
" Повиниться пришел. На суд духам твоим, на твой приговор, ведьминый. Нет мне от людей порицания, а более не верю я ни в кого. Не могу уразуметь, от чего так муторно и тошно сердцу.
Всю жизню я прожил в большом селе. Достаток какой-никакой. Уважение. А приехал как год к нам учитель. Грамоте малых учить, да и нам, работникам, о жизни другой рассказывать. Все не так у нас оказалось как у них, городских, умных. И тут не по делу и там... Полюбил я его шибко. Ходил, слушал, на ус мотал. Да только ума как не было, так и не прибавилось. Одна горечь. За что он землю большую видел, а я нет. За что он понимает толк в материях. А я только мясо рублю и в кишках горячих копаюсь.
Но был ему другом. Опорой. Рассказывал и то, как у нас тут устроено. Как семьи, дети малые у нас жизни учатся. Он-то несемейный... Все один.
А как поднялась большая волна. Всех приезжих приказали бить. Бегу я к нему, предупредить, чтобы схоронился, ушел от беды... А он мне так... Гордо, по умному. - Не привык я от людей прятаться. Наука и разум победит любую злость и ненависть! И палец вверх.
Ох и тоска меня взяла. Дурень. Хоть и умный, а дурень, пропадет ни за что, да еще насмеются, надругаются. Никому у нас знания не надобны... Не помню себя.
Размахнулся и со злости на него с топором своим мясницким кинулся. Зарубил. Не охнул ни разу, сразу, без мучений и издевательств...
Не могу себе простить это. Забыть эти ясные глаза и веру в то, что победит разум. Сила только и побеждает. "
Так сказал страшный человек. Сказал и руками всплеснул. Как ребенок, отчаявшийся, что ничего нельзя исправить уже и ждущий наказания безропотно.
" А, может, ты и держал в руках всю жизнь свой кровавый топор, чтобы однажды исполнить предначертанное? Кто даёт жизнь, кто отнимает. Нет у богов рук, кроме людских. Не каждый может исполнить страшное. Душа твоя проснулась, потянулась к свету, услышала зов сострадания. Какого прощения али порицания ты хочешь? Никто тебе его дать не сможет. Никого нет на свете, кроме тебя... " Лелюшка молвила слова и пошевелила уголья в старой печке. Весело пел огонь свою песню. О том, что огню приказано гореть, воде течь, а всякому рожденному на земле человеку исполнять прописанное богами на полотне судьбы.
Снял мясник свой фартук... и стал выглядеть по-иному. Как странник, многое повидавший, все знающий. Огонь заплясал в карих глазах. Низко поклонился человек в старинном знаке прощания. И вышел вон.
Кивнула вслед путнику. Улыбнулась Лелюшка.