Закаленная в частых контактах с постсоветской медициной женщина не боится ничего, кроме вежливости и ласкового с собой обращения. И могла бы я написать «человек», да эта политкорректность ни к чему — женщина-женщина; с мужчинами в постсоветских лечебных учреждениях общаются, со всеми оговорками, уважительно. Как с куском неразумного мяса с ними начинают обращаться лишь после утраты ими способности говорить и смотреть. В коме, например.
А тело болеющей женщины, немедленно и обличительно отчуждается в пользу системы здравоохранения, государства, традиции, религии, рода. Выбор формы контакта врача с пациенткой отдается на откуп врачу, с учетом его или ее персонального нрава, сиюминутного настроения, и степени профессионального выгорания.
Улыбки врачей и медперсонала пугают и деморализуют. В чем подвох? Когда начнется то самое, ради чего ты пришла в эту юдоль физических страданий — страдания моральные?
В какой момент улыбки сменятся раздраженным и отрывистым: «Женщина, побыстрее можно? Ничего не больно, не выдумывайте!»? Пять лет живу в Швейцарии, и пять лет нервно похохатываю в ответ на местное больничное «извините» перед каждым прикосновением к моему телу.
- Я наложу жгут, извините.
- Чуть-чуть пощиплет, извините.
- Извините, я наклею пластырь.
- Так вам удобно? А так? Пожалуйста, говорите, ведь вам должно быть удобно!
- Мы полностью обезболим вас, вы ничего не почувствуете.
- Как вы себя чувствуете? Как вы? Все хорошо?
Ой, да хорошо, хорошо, умерьте, пожалуйста, градус вашей заботы. Я пугаюсь, яжеженщина. И спасибо вам большое.
В шестой раз я прохожу это неприятное инвазивное обследование, именуемое в просторечии «глотать зонд». Первые пять раз — в Беларуси, причем трижды — в советском еще детстве, когда ни особого обращения с детьми, ни гуманной минимизации дискомфорта вообще, не было и в помине.
Помню страшный резиновый шланг с металлической «сливой», помню рвоту, панику, слезы, окрики и шлепки по рукам. Зачем мне делали такую диагностику, что искали и, главное, что нашли — не помню. Ужас помню, и крики «Успокойся, а то сейчас укол сделаю!»... Но даже десятилетия спустя мне, взрослой и посуровевшей, было тоскливо и страшно идти на гастроскопию. Не напрасно.
Есть что-то нарочито и умышленно дегуманизирующее в самом протоколе проведения процедуры. Врачи старой закалки, как старые мехи с новым вином, освоили новейшие диагностические методики и аппаратурой, но остались с прежними представлениями о праве пациентов на достоинство, информированность, страх, волнение и даже рефлексы.
Окрик «Не давитесь, вы мне мешаете!» живо определил мое место в отечественной системе оказания медицинской помощи. В этом кабинете ты — пищевод и желудок, так не мешай врачу работать, контролируй свои рефлексы.
- Ой, извините, так жалко, что вам пришлось поголодать со вчерашнего дня! После процедуры вы получите кофе и печеньки, а сейчас я введу вам снотворный препарат, извините.
Извиняю. Доктор с итальянской фамилией поздоровался со мной по-русски: «Доброе утро!», сочтя очень важным заглянуть в пункт «муттершпрахе» моего медицинского досье. Ну, просто для того, чтобы мне было комфортнее переживать такое неприятное обследование, все воспоминания о котором заключаются в том, что я закрыла глаза, и открыла их.
Всё. Вот одеяло, кофе, бисквиты, кнопка вызова медсестры. Вам надо прийти в себя после такого тяжелого испытания.
Да что вы говорите... И спасибо вам большое.
Я не раз слышала возмущенные отповеди в духе «А мне не надо, чтоб со мной сюсюкали! Мне надо, чтоб меня лечили профессионалы!». Как будто соблюдение этических стандартов несовместимо с профессионализмом.
Как будто вежливость и бережное отношение к достоинству пациентов как-то выключает квалификацию и опыт. Как будто для гуманизма нужны деньги. Кстати. Налоги в Беларуси в процентном соотношении выше, чем в Швейцарии. Обязательные отчисления в счет «бесплатной» отечественной медицинской помощи соответственные.
Размазанная по всем уровням ответственность за народные деньги непрозрачна на каждом уровне. А в основании этой пирамиды — я, давящаяся пустой рвотой и слезами, просящая салфетку вытереть лицо, и слышащая в ответ: «Женщина, вам же сказали взять с собой два полотенца! Два! Вытирайтесь как хотите!».
И один туалет на весь этаж. И накрепко запертая новая душевая, открываемая к приезду министерских комиссий. И ни биде, ни горячей воды в женском отделении. Молоденькая медсестра, отчитывающая в многолюдном больничном коридоре пятидесятилетнюю пациентку, посмевшую выйти на прогулку: «Где вы ходите, а?! Вам в смотровую, быстро! ...Месячные?» Дежурный врач, похохатывающий в приемном отделении над кем-то скрюченным: «Болит? Это хор-рошо!»
Пока искали то, что искали, обнаружили язву. А бог троицу любит... Но позвольте, в те два раза свет мерк, боль оглушала и обездвиживала, температура сжигала — а сейчас-то я вполне бодра и жизнелюбива? «Возможно, - осторожно предполагает врач с итальянской фамилией, - вы в... э-э-э... Беларуси долгое время не обращались к врачу?»
Конечно, не обращалась. Еще бы. Очень, очень неразумное и безответственное отношение к своему здоровью. От скудоумия, надо полагать — не от человеческого же желания до последнего откладывать очередную и неизбежную порцию унижений, окриков и необезболенных манипуляций? Да и вылечили же, в конце концов, не дураки у нас, просто жизнь такая, система такая, а люди наши хорошие, и специалисты у нас прекрасные. Спасибо им большое.
Эх. Окей, язва, будем лечиться. Через восемь недель мне назначена еще одна гастроскопия - знаете, как это? Это когда тебе все улыбаются, кладут тебя на бочок, ты закрываешь глаза - и открываешь их, а у кровати кофе и печеньки.
Текст: Наталья Абаканович
Заботливая и любящая одежда для женщин - "Барышня и Хулиган"
Фотографии взяты с сайтов: https://www.shutterstock.com, https://yandex.ru/collections/card/, https://ru-centerspb.ru, https://coloradopaincare.com, https://grippa-net.net,