Найти тему
Евгения Кретова || писатель

Этническая мистика для подростков, русская реальность

Вы думаете, что мистика - это Стивен Кинг? Это антураж далекой американской деревеньки где-нибудь в штате Ман? Или западноевропейское средневековье с традиционными ведьмами и демонами?

Сегодня мир мистики гораздо шире. И в нем все более заметное место занимает русский хоррор. Русская мистика. С нашими, понятными нами сущностями, легендами. С нашими деревенскими рассказами, нашептанными в темноте дачи. Я немного писала о серии "Самая страшная книга" и ее создателях. Судя по просмотрам, вам материал понравился. Сегодня я вас угощу необычной историей.

Это подростковая мистика. Ее сейчас мало. хотя интерес у читателей она вызывает огромный. Фрагмент публикуется с согласия автора.

/.../ Дашка хохотнула. Но в мутноватом свете свечей выглядела при этом ещё более несчастной.

— Слушай! – Машка наклонилась над столом. – Предлагаю осветить вновь открывшиеся обстоятельства в ходе сегодняшнего гадания… Ты со мной?

В подъезде гулко хлопнула дверь. Послышались торопливые шаги на лестничной площадке.

Машка посмотрела на часы: почти шесть, скоро мама с работы вернётся.

— Пойдём, я тебе что-то покажу…

Она схватила кастрюльку со свечами и, проплыв мимо заинтригованной Дашки, скрылась в полумраке коридора.

Квартира у Машки была небольшая, хоть и трёшка, но в старом доме, с довольно странной, неудобной планировкой. Кухня выходила в длинный узкий коридор, на котором смыкались всё выходы из всех помещений: входная дверь, ванна и туалет, и традиционная в таких домах кладовка – с одной стороны, три двери в жилые комнаты – с другой.

Если бы ещё эти самые двери оказались со стеклянными вставками, было бы, наверно, уютнее, особенно сейчас – вечером, с отключённым электричеством и занимавшейся за окном метелью.

Осторожно двигаясь за подругой, Дарья невольно представила себя в древнем заброшенном замке – узкий проход, темнеющие проёмы комнат, томное поскрипывание паркета, и худенькая девушка со свечой впереди. В довершении картины Машке не хватало длинного, в пол, платья.

— Ты чего там плетёшься? – прошептала подруга.

— Тут я… А ты чего шепчешь? – так же тихо отозвалась Даша. Афанасьева хохотнула чуть громче, но тоже не в полный голос:

— Не знаю, всё так торжественно… Смотри!

Она отошла немного в сторону, подняв высоко свою кастрюльку со свечами и позволив Даше оглядеться.

Они оказались в спальне Машкиных родителей: тяжёлые шторы плотно закрыты, широкая кровать с резным изголовьем в форме лилии, мерцающие в свете свечей бра. Слева от входа, у стены, ловило отражение двух девчонок громоздкое трюмо с массивным овалом зеркала.

— Класс, правда? – восторженно хвасталась Машка. – На Новый год себе купили обновку… Круть, да?

Дашка зачарованно кивнула.

— И, прикинь, ещё что я придумала, – Машка поставила кастрюльку со свечами на трюмо, исчезла на мгновение в темноте коридора. В кладовке послышался грохот, словно свалилось что—то тяжёлое и мягкое, потом — оханье и скрип.

— Афанасьева, тебе помочь? – Даша выглянула из спальни.

— Не-е, я уже тут. Оно легкое… на колесиках…

Медленно разворачиваясь в узком коридоре, чавкая резиновыми тапками, Машка втягивала в комнату нечто высокое, плоское, в деревянной оправе и на широкой нескладной подставке.

— Это что такое?!

Но подруга не отзывалась, кряхтя и шумно вздыхая. Дашка не выдержала, схватила за угол деревянной рамы, потянула её на себя. Штуковина оказалась и впрямь не столько тяжёлой, сколько неудобной и большой: в высоту едва—едва прошла в дверной проём, а в ширину – вообще пришлось втягивать по очереди в начале один угол, за ним – второй.

«Штуковина» оказалась напольным зеркалом.

Когда всё, наконец, было позади, и оно оказалось в спальне, Машка довольно подпрыгнула:

— Та-дам! – она слегка поправила деревянную раму.

Перед озадаченной Дашей встало её собственное отражение во весь рост: растрёпанные волосы, смущённый вид, стекляшки очков в модной оправе. В несмелых бликах свечей она увидела себя странно потерянной, словно чужой.

— Здорово, да? – не унималась Машка. – Это от старого гарнитура осталось, не дала продать. Буду у себя в комнате делать ремонт, его там пристрою. Раму только перекрашу, сделаю её светлой—светлой. Представляешь?

Дашка представила.

— А зачем ты его сюда припёрла?

Машка, любовно поглаживавшая гладкое полированное дерево, встрепенулась:

— Как «зачем»? Гадать сейчас будем!

— На зеркалах? – Дашка боязливо поёжилась.

— Конечно…

— Так вроде же в полночь надо?..

Афанасьева развела руками:

— Ага, в полночь такие стучимся к мамке с папкой со свечкой: пустите в зеркало потаращиться, да? Синицына, не тупи!

Подруга пожала плечами.

— Ерунда это всё, не верю я…

Машка хитро прищурилась, приблизив лицо к самому Дашкиному уху:

— А на суженого—ряженого? – и заглянула в глаза, прикусив нижнюю губу, томно добавила: – А если Пашка Истомин явится? А?

И гоготнула.

— А как? Ты знаешь? – с сомнением в голосе отозвалась Дашка.

Подруга вскинула подбородок, закатывая выше локтя рукава тёмной клетчатой рубашки, торжественно подняла руки над головой и громоподобным голосом провещала:

— Я, потомственная ясновидящая, маг—виртуоз в третьем поколении, властелина духов и мирских врат, ведунья Марианна, приглашаю тебя на сеанс супер—пупер магии!!! Один взгляд сквозь магический кристалл, и твоё будущее у меня как на ладони!

— Афанасьева! Тебе никто не говорил, что в тебе пропадает народная артистка?

Машка опять гоготнула:

— Ладно, давай начинать, а то скоро мамка с работы придёт, весь кайф обломает своими советами!

Она подтолкнула подругу к зеркалам.

— Слушай сюда, — скомандовала она. – Встаёшь между зеркалами, типа в коридоре таком оказываешься. Говоришь «Суженый-ряженый покажись» и ждёшь. В конце коридора появится фигура, когда окажется у тебя за спиной – смотришь быстренько и выбегаешь из коридора. Поняла? Только не оборачивайся – нельзя, говорят...

Дашка кивнула, заворожено оглядываясь вокруг:

— Кто говорит?

— Ну, бабки всякие... Гадалки. В инете прочитала.

— А-а, – понимающе протянула Синицына. — А долго ждать?

Мария округлила глаза:

— Да кто ж его знает... Хорошо бы побыстрее, я ж говорю... Ну, рассказывай, что там видишь?

Дарья вглядывалась в зеркальную мглу.

Здесь, внутри бесконечного зеркального коридора, было прохладно. Она поёжилась, словно от сквозняка. Её отражение, мутное, неравномерно освещённое тусклыми восковыми свечами, казалось, начало жить своей жизнью – медленнее моргать, невпопад дышать. Или ей это только показалось?

— Даш, ну, что? – донёсся издалека голос Афанасьевой. Дарья только отмахнулась:

— Если ты будешь поминутно меня спрашивать что да как, то вообще ничего не получится. Сиди смирно.

Афанасьева вздохнула. Скрипнули пружины широкой кровати – поёрзав, она всё-таки сползла на пол, на мягкий светлый ковёр, и зевнула.

Дарья тоже решила устроиться удобнее: села на мягкий, бархатный пуф и прошептала: «Суженый—ряженый, покажись».

В ушах звенело. Сквозь шёпот тишины сюда, в межзеркалье, проникали странные звуки – протяжный скрип открывающейся двери, грустное завывание ветра, негромкий шелест сухих листьев, тихий стук по стеклу.

Дарья вздрогнула: в глубине помутневшего зеркала, в узком светлом прямоугольнике на линии горизонта, мелькнула фигура, крохотная, едва заметная. Она не успела разглядеть её.

Но стала приглядываться внимательнее. Очень мешал туман, отчего—то застилавший серебристую поверхность.

Дарья осторожно, чтобы не задеть свечи, провела рукой по зеркалу. Туман не рассеялся, но фигура мелькнула уже не на линии горизонта, а гораздо ближе, в нескольких метрах у неё за спиной. Невысокий человек прошагал мимо неё, снова исчезнув за сумрачными колоннами.

Девушка наклонилась ближе, напряжённо ожидая увидеть лицо незнакомца, когда он снова мелькнёт в лабиринте зеркал.

Стекло покрылось мокрым туманом. Несколько капелек стекли по гладкой поверхности. Дарья раздражённо провела рукой, в очередной попытке вытереть его, но замерла от удивления – на неё, наклонившись к зеркалу и приглядываясь, смотрел молодой мужчина, лет двадцати пяти, тёмные волосы чуть ниже подбородка, нос с горбинкой, лукавый взгляд. Дашка онемела, на миг забыв, что нужно делать – фигура была на столько реалистичной, на столько отчётливой, словно... словно незнакомец и вправду стоял прямо за её спиной, словно он был ею.

Не поворачиваясь, она осторожно посмотрела себе под ноги и под собственный локоть, назад, пытаясь рассмотреть человека за спиной. Она ожидала увидеть мужские ноги, но заметила лишь тень тонкой четырёхпалой лапы.

В нос ударил резкий запах тухлых яиц и гнилого мяса.

Зажав нос от отвращения, бросаясь из зеркального коридора, она заорала:

— Ма-ама!

Носок зацепился за витиеватую ножку пуфика, и Дарья с грохотом повалилась на пол, увлекая за собой напольное зеркало.

Тень существа, прильнувшая было к гладкой раме, метнулась к трюмо, нырнув в отражение, и в ту же секунду выскочила следом за падающей девушкой.

Со звенящим грохотом громоздкая конструкция повалилась на пол, рассыпаясь сотнями острых осколков.

Словно в замедленном кино, Даша видела: всё ещё храня отражение зеркального коридора и тёмной фигуры в нём, они разлетаются по комнате. Она прижалась к кровати, поджав под себя ноги, прикрывая голову руками. Колкая пыль окружила её туманом, острыми когтями разрывая кожу, врезаясь в плоть.

— Ма-ама-а-а, — звенело в голове. Это Машка Афанасенко, не успев спрятаться от осколков, поймала один из них, до кости разорвав ладонь. Кровь хлынула на джинсы, клетчатую рубашку, стекая алыми пятнами на светлый ковёр. – У—е—о, — стонала подруга, прижимая к себе почерневшую руку.

Тень, перескакивая из одного осколка в другой, рассыпаясь тысячами фрагментов, пролетала над их головами, пока не накрыла чёрной звенящей пылью всё пространство. Душное мгновение – и зеркальная пыль с шелестом осела.

— Маш, ты как? – тяжело дыша, спросила Дарья.

— Чёрт, чёрт, чёрт, — прижав к груди руку, словно баюкая младенца, подруга металась по комнате, наступая на осколки: те хрустели, как сухие кости. С локтя чёрным мазутом падала кровь.

— Маш, руку надо перевязать! – бросилась было на помощь Синицына.

Но подруга уже открыла шкаф и выхватила из него первую попавшуюся тонкую цветастую тряпку, полотенце, энергично наматывая его вокруг ладони:

— Ты офигела, что ли, Синицына?! – орала она, захлёбываясь от боли. – Чего ты скачешь как умалишённая!!!

— Маш!

— Если б я только знала, что ты такая идиотка!..

— Маш!

— Что «Маш»? — подруга повернула к ней искажённое болью и ненавистью лицо. Дарья отшатнулась, едва узнавая. – Я уже шестнадцать лет как «Маш», только с такой как ты кретинкой первый раз столкнулась...

— Маш, прекрати, — пробормотала Дарья. Её собственные руки, плечи, незащищённая шея словно паутиной были покрыты маленькими царапинами. Тонкие и прозрачные, слабо поблёскивающие в жёлтом свете свечей, осколки, размером не больше головки швейной иглы, торчали из кровоточащих ран. Она боялась пошевелиться. – Я вся в стекле, щёлкни выключателем, пожалуйста, может, дали свет...

Мария прищурилась, но не шелохнулась.

— Так тебе и надо! – отрезала она неожиданно жёстко. — Если бы не ты ничего бы этого не случилось.

Дарья, поняла, что сейчас рассчитывать на помощь подруги не приходится, надо выкручиваться самой, и осторожно приподнялась. Тело словно огнём опалило: мелкие осколки, плотно покрывавшие руки, впились ещё глубже. Пока она не двигалась, стеклянный скафандр не причинял боль, но стоило ей пошевелиться – весь этот колкий ёжик пришёл в движение, медленно разрезая плоть.

Даша тяжело дышала.

Весь пол был усеян осколками зеркала, крохотными треугольниками, преломляющими мутное пространство. В отличие от Маши, Дарья была в тонких капроновых носочках, и идти по такому опасному ковру не решалась.

Немного приподнявшись, она спустила рукава тёплого свитера так, чтобы укутать ими кисти рук. Осторожно сделала одно движение, передвигаясь на четвереньках.

Мария, прищурившись, наблюдала за стараниями подруги. В её глазах сверкало брезгливое любопытство.

Не дав Дарье доползти до двери, она утробно рыкнула, с размаху ударив её ногой под рёбра.

Та ахнула, и завалилась на бок, прямо на острые осколки, от которых так старательно береглась:

— Афанасьева, ты чего?! – задыхаясь от боли, завопила она.

Подруга молча перешагнула через неё и вышла из спальни.

-2

Когда боль немного улеглась, Даша осторожно перевернулась на живот. Куском деревянной рамы она немного расчистила пространство вокруг себя, и, наконец, смогла встать.

Дотянувшись до трюмо, на котором, подрагивая, белели свечи, она подцепила алюминиевую кастрюлю и притянула к себе, больно обжегшись каплями воска. Но это уже не имело никакого значения.

Единственное, о чём она мечтала сейчас – это убраться отсюда подальше.

Сделав широкий неуклюжий шаг, чтобы перешагнуть через поблёскивающие в свете свечей осколки, и едва не потеряв равновесие, она шагнула в коридор.

Первое, что она почувствовала – это запах.

В квартире остро воняло гнильём. Не мусором с помойки. Не пылью или сыростью.

Как—то, будучи на даче, они жарили шашлыки. Маринованное мясо, лук, специи. Убирать поручили ей. Но, подслеповатая, она пропустила лужицу крови, затёкшую между столом и мойкой. В жаре, к утру, в кухне стояла точно такая же, как сейчас, вонь.

Она остановилась, силясь понять. Этого запаха раньше не было, когда они с Машей шли гадать.

Дарья выше подняла руку. В желтоватом круге света отразилось узкое длинное пространство. Нескончаемая галерея чернеющих проёмов, тусклые тени, оживавшие на границе света и тьмы.

И жалкие желтоватые блики вокруг.

— Ма-аш? – неуверенно позвала она в пустоту.

Голос, преломившись глухим эхо, улетел вдаль.

Она снова стояла в зеркальном коридоре. Том самом. Из которого только что едва вырвалась.

Сердце учащённо забилось и замерло. Знакомые квадратные метры выглядели совершенно иначе – обшарпанные, с крупными клочьями изрядно потрёпанных обоев, стены, выглядели заброшенно и уныло, бесконечная череда тёмных провалов пугала. Из них тянуло холодом и плесенью. И доносились неясные звуки, словно там обитало нечто живое – дыхание, стоны, лёгкий шёпот.

Вы когда-нибудь слышали звуки собственного организма? Современное оборудование, погружаясь в глубины нашего естества, улавливают и, многократно усиливая, передают биение нашего сердца – гигантского чавкающего монстра, работу лёгких – и необъятные меха с гулким шумом перегоняют воздух, охая и надрывно вздыхая. Из тёмных провалов доносились примерно такие же звуки.

Даша резко обернулась: за спиной тянулась та же череда тёмных проёмов, то же невнятное бормотание, словно из чрева исполинского организма.

Даже если тебя съели, у тебя есть как минимум два выхода.

Надо только их найти.

У неё саднила кожа на лице, руках. Мелкие царапины, оставленные стеклянным дождём, кровоточили. Мягкое мерцание свечей то и дело отражало кусочки зеркал, впившиеся в плоть.

Даша с трудом вынула один из них, наиболее крупный, за который дрожащие, скользкие от крови пальцы, смогли зацепиться.

До неё донеслись жутковатые звуки: протяжно ныла скрипка, печально ухала виолончель, – за ближайшим проёмом послышался лёгкий гул. Словно настраивали небольшой камерный оркестр. Эта знакомая, успокаивающая и понятная какофония, заставила прислушаться и сделать несмелый шаг навстречу.

Она вошла внутрь, в чернеющую пустоту одной из комнат, выходивших в галерею.

Тусклый свет свечи здесь, казалось, окреп и расширился, позволив осветить всё небольшое помещение.

Окна с торжественно—бордовыми гардинами и вуалью французских штор. Ровные ряды стульев с ажурными спинками и возвышающимися над ними шеями, головами. Впереди, на прямоугольном подиуме – хрупкая девушка с уложенными в тугие локоны волосами за концертным роялем, чёрным и величественным. Прямая спина, замершие на миг над клавишами тонкие пальцы.

И вот они коснулись их, несмело, извлекая немного траурные и торжественные звуки. Лёгкие руки то взмывали вверх, то неистово обрушивались, завораживая зрителя.

Рахманинов. Второй концерт для фортепиано.

Она знала это произведение. Более того – это она его сейчас играла.

Это ЕЁ выступление на Рождественском концерте несколько дней назад.

Темп увеличивался. Руки, словно плетя кружева, порхали над клавишами, невесомые, волнующие, вдруг замедляясь, любовно лаская клавиши.

Но зал неистовствовал. Чем более проникновенно она играла, тем больше взрывов гомерического хохота слышалось от внешне увлечённой публики. Кто—то громко, в полный голос, разговаривал по телефону, ругаясь с тёщей. Мужик в предпоследнем ряду, с покрытой испариной красной шеей шумно сморкался в неопрятный платок. Парочка в проходе откровенно заигрывала.

— Эй, да успокойтесь вы! – не выдержала Дарья, закричала, перекрывая шум. – Вы же мешаете!

В одно мгновение музыка стихла. Почти сотня людей замерла, и, как один, повернула к ней свои лица – фарфоровые маски с чёрными провалами вместо глаз.

-3

Парочка, целовавшаяся в проходе, привстала.

Дарья отшатнулась. В горле ежом застрял крик, словно у неё и не было того, чем кричать.

Она сделала один шаг назад, в тень спасительного коридора, всем телом чувствуя, как подалась вперёд толпа.

Дарья, опрометью выскочив из зала, бросилась прочь.

Пыльные стены мелькали вокруг, позади слышался топот и звериный, остервенелый визг, который то приближался, то отдалялся, словно играя с ней в кошки-мышки.

Краешком сознания она понимала, что бежать не куда, нужно спрятаться. Но куда?

Огромная агрессивная масса, казалось, уже была за спиной, Дарья почувствовала, как вязнут её ноги, как кто-то пытается схватить её за локоть, разрывая когтями свитер, царапая тонкую кожу.

Сгруппировавшись, прикрывая голову ладонями, она сделала кувырок в сторону и нырнула в первый попавшийся проём.

Настигающая волна отхлынула, выплюнув её в темноту, словно кита на берег.

Дарья тяжело дышала. Биение сердца разрывало рёбра, тяжёлым эхо пульсируя в барабанных перепонках. Она облизнула пересохшие губы – кожа потрескалась, и теперь солёный вкус крови, отдающий металлом, вызывал тошноту.

И она поняла, что выронила свечи.

Теперь её окружала сырая мгла: не чернильно—черная, а прозрачная, однообразно сизая, безобразная. Тусклые тени метались по стенам, выползая из дальних углов, норовили дотянуться, дотронуться до неё, проверить, жива ли она.

— Ма-а-шка!!!! – заорала она, рассекая муть. Тени мелькнули и спрятались в дальнем углу, сжавшись в бесформенные комья, из которых изредка поблёскивали угольки глаз. – Ты где?! Отзови—ись!

Противоположная стена, словно сбрасывая пелену, озарилась изнутри сумеречным сиянием.

Большое окно, проявившееся на ней, манило – там выход, конец этому безумию.

Дарья шумно выдохнула, сделала торопливый шаг навстречу, и тут же замерла /.../

Интересно? Полный текст можно найти здесь . Электронная версия тут. Не забывайте ставить понравившемуся материалу "пальчик вверх". а также подписываться на канал.

Вам может быть интересно:

Славянское фэнтези, супер подборка, одна из самых популярных книжных подборок моего канала
"Крайний полет "Немезиды", фантастический рассказ.