Глава 6.
– Дайте слово, что больше никогда так не поступите, – выговаривала Сашенька сидевшему за тарелкой супа Бахметову. – Лежать бы ещё два-три дня, а вы на ногах, и промокли! Что скажу вашей маме? Знайте, за эту неделю она звонила на ваш сотовый – сначала я сказала, что вы с Александром Петровичем поехали в Руссу и Новгород – не очень ловко соврала, а во второй – что просто гуляете по городу. Вы, и вправду, гулять горазды – только с постели, и сразу в бега. Елизавета Фёдоровна сокрушалась, что отпустила вас; подождала-подождала да и подалась на Выборгскую.
– Вы сегодня удивительно выглядите, – с улыбкой сказал Бахметов, всматриваясь в лицо девушки.
– Начинаете говорить комплименты? – засмеялась Сашенька и вдруг покраснела.
– Не такие изящные, как хотелось бы; но, в общем, да.
– Стоит ли завидовать Казановам? Вот Раевский мастер говорить комплименты, и что? Глаза глядят как будто сквозь тебя, и вряд ли говорит то, что думает. Впрочем, он – точно не Донжуан и не Казанова, а что-то другое. Приходил сюда на второй день вашей болезни, но я его дальше кухни не пустила. Рассказывает о чём-то, спрашивает, а сам всё осмотрел глазами и даже будто не хотел уходить.
– Это вы его к себе влечёте, Сашенька?
– У него и без меня подружек хватает. Страшный в этом смысле человек, – засмеялась девушка. – Да и не только в этом. Мне кажется иногда, что и не человек он вовсе – слишком всё складно у него выходит и без малейшего усилия. А женщин он использует в своих интересах – это ж понятно, – а они и рады стараться. Жалко мне Машу – теперь он вправе будет распоряжаться и её свободой, а сможет ли она это выдержать? Сегодня уже прибегала – и надулась, и обрадовалась одновременно, что вы ушли из дома; ушёл, мол, значит, идёт на поправку. Она уже привыкла за вами ухаживать. Будьте осторожны, Сергей Александрович, – вдруг сказала она. – Что бы ни происходило, будьте осторожны.
Заметив, что Бахметов о чём-то задумался, Сашенька вымыла тарелку и, коротко махнув на прощание рукой, вышла из квартиры.
Бахметов, подойдя к дверям на площадку, проверил – заперт ли её замок, – и прошёл в спальную комнату. Сердце его сильно заколотилось. Он осторожно просунул руку за стенку комода и вытащил оттуда папку с цифровым шифром. Протерев рукавом сложенной на стуле рубашки успевшую запылиться с двух углов сторону папки, он, наконец, раскрыл её и разложил на столе все спрятанные в ней документы.
Всего оказалось восемнадцать бумаг. Бахметов разложил их на столе ровными рядами и стал соображать – какой же мотив подобия мог сближать эти документы между собой? Листки были разного формата и разного цвета, сильно потёртые и едва ли не пахнущие свежим графитом; некоторые заполнялись посредством печатной машинки и датой имели первую половину девяностых годов. Кто собирал эту коллекцию, и по какой причине она оказалась у Полины – вопросы об этом, наверное, составляли для Бахметова главные загадки. Люба, без сомнения, пришла к Маше для удовлетворения вполне тривиального чувства мстительной ревности; но зачем же она оставила эту бесценную, судя по всему, папку у Полины, оставалось непонятным. Две бумажки являлись дубликатами документов на русском и английском языках о переводе небольших, по сравнению с цифрами на соседних бланках, сумм в несколько сотен тысяч долларов из банка Вольского куда-то в Голландию. Один листок фиксировал передвижение средств из Италии через Германию в Москву. Пара неряшливо напечатанных денежных удостоверений были очень похожи на те, что Бахметов отдал Шамилю Моисеевичу. Все эти бумаги, возможно, составляли как минимум часть одной большой и чрезвычайно изощрённой комбинации. Десяток документов являлись расходными и приходными ордерами банка Владимира Павловича.
Бахметов поменял листики местами, отчего суть скрытой логики возможной схемы не стала более ясной. Люба, видимо, не захотела оставлять папку у себя дома? Сергей вспомнил грязное потное лицо Почечуева, сообщавшего о том, что банки Вольского могут уплыть из его рук. По телу Бахметова вдруг липкой дрожью прошла судорога синдрома мышечной памяти, а перед глазами встала картина вечера именин Маши, дымка рассеивающейся жары над Коломной и уходящая к Крюковому каналу Сашенька. Бахметов быстро собрал документы в папку, сунул её в сложенную вчетверо газету и выскочил из квартиры.
Оглянувшись по сторонам улицы, он убедился, что за ним никто не следит, и торопливо пошёл в сторону Садовой. Нужно было немедленно спрятать опасные документы, о которых уже знали Шамиль Моисеевич и Шкатов. В голове Бахметова веретеном прокручивались варианты устройства тайников на островах, обращений к Вольскому или Раевскому и даже кремации этих опасных бумаг. Зайдя в один из торговых подвальчиков, Сергей сделал ксерокопии всех листков и направился на поиск квартирного агентства.
Уже через час он заталкивал папку в вентиляционный люк на кухне снятой им квартиры в Соляном переулке. Решение, может, было не самым выигрышным, но, в любом случае, позволяло перевести дух и потянуть время для поиска более комфортных условий выхода из этой дурацкой ситуации. Сергей разложил на кухонном столе все копии в форме кроссворда и опять принялся разгадывать смысл каждого ответвления. По всему выходило, что эти бумаги имели отношение к структурам Вольского. Три бланка были подписаны непосредственно рукой Владимира Павловича, обозначая обратный перевод нескольких сотен миллионов долларов из крупного московского банка на счета «империи». В углах каких-то листков стояла подпись Раевского – эти документы, на первый взгляд, не были связаны между собой, но два из них как будто дублировали фиксацию денежного потока из Москвы. Разобраться во всех этих шарадах с первого раза было невозможно – размышляя о том, что, может, стоит оставить в этой грязноватой, с почти казённой мебелью квартире и копии документов, Бахметов всё же положил их в задний карман брюк и побрёл к выходу. Пора было навестить Машу.
Продолжение - здесь.