Марфа Игнатьевна, пожилая женщина , пенсионерка, вдова, давно уже не комсомолка и не спортсменка, в тот прекрасный день с утра отправилась в собес. Ей надо было выяснить, дали ли прибавку к пенсии, давно обещанную. Кроме того, ей не давал покоя один факт, который она узнала недавно и еще не усвоила , не поняла и не пережила. А именно: почему вообще у нее пенсия чуть не в два раза меньше, чем , например, у Маши из третьего подъезда или у Матвея, ее соседа за стеной. Ну, почему так? Узнала она об этом случайно, когда в очереди оказалась рядом с Машей и той выдали ее законную пенсию. Марфа так рот и раскрыла- почти в два раза! А почему- вот с этим вопросом она тоже хотела обратиться к заведующей в собесе. Ведь работала она столько же лет, и труд был нелегкий, она была сортировщицей на складе, нужно было получать, выдавать, следить, чтоб все цело было, рано приходить и поздно уходить. Ох, ты, ж Боже ты мой же! Даже не верится, что уже всего этого делать больше не надо. Так и прошла жизнь- скучновато, но как бы и неплохо. И вот уж и ей шестьдесят пять. Савелий к этому времени уж несколько лет как умер. Схоронив его, женщина израсходовала все небольшие свои сбережения и все слезы, которые были, видимо, на этот случай припасены, потому что больше уже никогда не плакала. И денег тоже хватало тютелька в тютельку, от пенсии и до пенсии. Плакать- это когда есть кому слезы утирать. А так плачь, не плачь… Собственно, все у нее было. Ну, самое нужное. И был клочок земли даже. И однокомнатная квартирка в старом доме с водой во дворе, в колонке. Сейчас уж редко так у кого. А у них – так именно и было. «Водоносы», - насмешливо называли их обитатели других домов, поновее…
В собесе она ничего радостного не узнала. Да, прибавка будет, но только к Новому году, и сколько не сказали. Опять, наверное, в три раза меньше, чем у всех. А по поводу размера пенсии- уже делали запрос, все правильно начислено. Льгот-то нет, вот и маленькая пенсия. И тут облом, и там облом. А хоть бы где хоть что-нибудь действительно обломилось, – невесело размышляла Марфа Игнатьевна, пересекая большой двор районного собеса. И как будто кто услышал – действительно обломилось! Она увидела на дорожке какую-то книжечку потрепанного и затертого вида. Из любопытства подняла, раскрыла… Это было зелененькое удостоверение ветерана труда. Фотография блеклая, лица толком не разглядеть. Но оно действительное, по дате продления еще годное. Сначала хотела положить на видном месте, чтобы человек увидел да и забрал- кто потерял-то. Но . Тут она вспомнила все свои сегодняшние и прежние обломы. И главное- ее осенило, что по этому удостоверению можно фактически бесплатно ездить на дачу. Были и еще льготы, но тут досадное получалось несовпадение между фамилиями в паспорте и в удостоверении. Да, досадно… Забыв о своем намерении вернуть, она уже не могла отказать себе в удовольствии – взять… Где-то червячок –то сомнений все-таки грыз ее потихоньку, но совесть так и не проснулась. И не беспокоила. В старину говорили – «Попутал… ну сами знаете кто. Да. И вот так чужое удостоверение попало в ее сумку. И предъявила она его в тот же день и в тот же час без всяких проблем (это 90-е годы). Дома она внимательно разглядела документ– на имя Симаковой Ангелины Власовны. Возраст- постарше на два года. Ну и ладно- ну получит другое. Эта Ангелина… Тоже, небось, и пенсия у ней и все. А тут концы с концами не сведешь. И на дачу она раз в пять дней ездила, потому что – везде плати за проезд. Плати да плати. Нам бы так платили, – с раздражением думала женщина., ища себе оправдания. Дело-то все-таки не совсем хорошее. Но и ангелом она никогда и не была. А вот документ-то на имя ангела. Ангелина-то это ведь ангел. А она просто человек как человек. На складе, случалось, и строительным материалом понемножку приторговывала, ну, как водится, как все. Краску там, обои, кисти-подмахнешь , не глядя, да и выдашь. А глянь- и конвертик в кармане фартука уже лежит. Совсем другое дело…
И вот так у нее появилось хоть какое-то подспорье. И свобода передвижения, потому что можно было и к дочке в соседний городок съездить, уж не говоря о даче. Шло время, и она стала забывать о том, что документ-то не ее. И что интересно—никто и никогда , даже, наоборот, улыбались и место всегда уступали. Ветерану.
Однажды она припозднилась на даче. Были уже сумерки. И шла- спешила к последней маршрутке, чтоб не оставаться тут одной , соседей не было видно, да и было уже прохладно. Она шла как могла быстро. И вдруг увидела, что впереди идет еще кто-то. Вроде только что не было никого, а тут идет кто-то…Странно как-то идет. Как-то зыбко. Очень- очень медленно, как бы парит- старушка в зеленой кофточке , лица толком не видать. И что еще странно – не понятно она идет впереди или идет навстречу- потому что Марфа видела то смутное пятно лица, то спину это зеленой кофточки. Как это так может быть? - ей стало не по себе. Она ускорила шаг, но расстояние между этой фигурой и новоявленным ветераном совершенно не уменьшалось. К счастью, дорожка уже заканчивалась, и она вылетела на остановку, где успела сесть в стоявшую наготове маршрутку. Водитель равнодушно посмотрел и вернул удостоверение, зевнул, и они поехали. Вдвоем, потому что больше никто не сел в этот последний рейс. Помилуй Бог! Как никто? Она повернула голову- на соседнем сиденье сидела женщина – лицом отвернувшись к окну, в зеленой вязаной кофте, с сумкой, в старых осенних туфлях и в платке на голове. Как это? Она же не садилась на остановке, - думала озадаченно Марфа. Интересно, что и водитель как бы не обратил на нее внимания, он несся , мечтая об ужине. И даже не подумал взять плату за проезд с этой странной пассажирки. Ехать – полчаса до города, по хорошей шоссейной дороге. Маршрутка исправно неслась вперед, пассажирка ровно покачивалась в такт с ней. Марфа перестала думать о все равно непонятном, списав все на усталость, закрыла глаза и даже задремала. «Отдай»,– услышала она сквозь сон. –Отдай. Не свое ,отдай». Голос был монотонный и странный, как бы издалека. Она вскочила. «Остановите, остановите»,- да нельзя здесь – не оборачиваясь , сказал водитель.- За светофором выйдете». На улице было уже темно, но это был центр города, фонари горели, люди ходили, бояться-то было нечего. Она опять успокоилась. Выходя, обернулась, чтобы поблагодарить водителя. И увидела , что эта странная , как ватная, фигура в зеленом , повернула голову. Голову повернула, а лица так и нет- не видно его, Как в тумане то место, где оно у всех людей находится. «Пожалуйста, - сказал водитель. Ну, я в гараж. Вы-то у меня последняя». И в самом деле…. В машине уже никого не было. Но никто и не выходил…
И спать в эту ночь ей тоже не пришлось, не заснула, как ни старалась. Все успокаивала себя, что это ей померещилось, что мало ли что в сумерках покажется. Ворочалась , вздыхала и крестилась. А трезвый голос сознания ей говорил совсем-совсем иное-: «ну,ты, мать, ведь знаешь, кто это. Ну все, попалась ты, мать…Вообще так и надо тебе. На чужой каравай-то рот не разевай». И все казалось, что как будто кто-то хихикает, так злорадненько, тоненьким голоском хихикает… Еле дожила до утра.
В собесе, когда она положила на стол удостоверение Ангелины, девочка-сотрудница странно как-то взглянула на нее , повертела в руках книжечку, потом попросила подождать и ушла в кабинет начальницы. Вернулась она без книжки. И спросила. «А где вы нашли? Мы вообще-то их уничтожаем». – « Как уничтожаете?» – «Ну как, списываем». «Вот по последнему акту о списании три месяца назад оно ликвидировано. Так где вы его взяли?» - «А почему ликвидируете?» – осипшим шепотом спросила Марфа. «Ну, вы что. Не понимаете что ли. Умер человек,– документы уничтожаются»-, – пояснила ей девочка. – А , кстати, хорошо , что вы сами зашли. Мы звонить хотели. –« Зачем»,– в ужасе прошептала Марфа, – « Да прибавку раньше дали. Уже будет в этом месяце, вы зайдите в приемную, там расписаться вам надо».