Геннадий Лосев был вторым человеком, поразившим воображение Андрея Волкова в армии…
…Генка был подкидышем, родителей не знал и после детского дома, проявив недюжинные способности, был определён вначале в Суворовское училище в Минске, а затем в Минское высшее училище связи. Закончив его с отличием, был отправлен на Высшие офицерские курсы в Москву, где познакомился с молодой воспитательницей детского дома, женился, и вместе с молодой женой и ребёнком был откомандирован служить на полковой узел связи в один из отдалённых гарнизонов Белоруссии. Поначалу всё складывалось как нельзя лучше – его переводили из гарнизона в гарнизон, регулярно повышая в должностях и присваивая очередные воинские звания…
…Старший прапорщик восьмой батареи Чингиз Мурталлиев ненавидел солдат и евреев. Он был то ли казахом, толи киргизом по национальности –
беззаботные дети степей все на одно лицо даже для просвещённого европейца! Поджарый кривоногий силач с длинным, бугристым от мышц, торсом, огромной, словно вырубленной из цельного куска красного гранита головой, и с красивым, донельзя жестоким лицом, украшенным чёрными азиатскими глазами с характерным разрезом, редкой растительностью над верхней губой и сильно выдающимся вперёд подбородком с глубокой ямкой, он напоминал осунувшегося китайского мандарина, если бы не исполинский рост.
Звание прапорщика далось Чингизу с большим трудом. После окончания срочной службы он остался контрактником в той же части посреди пустыни на берегу Арала по настоянию аксакала-отца, которого он безмерно любил, ненавидел и боялся одновременно. За отцовскую отару баранов Чингиза приняли в школу прапорщиков, ещё за одну – дали её закончить, там же он пристрастился к гашишу и наргиле и получил прозвище Чингисхан. За третий гурт ему досрочно кинули звезду на просвет и сделали старшим прапорщиком с переводом из Азии в Западную Европу. Из шестнадцати детей в семье аксакала только младший Мурталлиев сделал столь головокружительную карьеру!
…Младший лейтенант Лосев стал позором Пружанской дивизии не сразу. Офицеры его не уважали, солдаты презирали и жалели. Он был горьким пьяницей. Пил ежедневно, утверждая, что дозу знает, что не мешало ему регулярно, раз в три месяца, впадать в недельные запои на протяжении уже нескольких лет.
А ведь совсем ещё недавно он был красой и гордостью военного братства Западной Белоруссии, проявив блестящие способности на боевом поприще и получив звание майора к тридцати трём годам, что в то время было запредельной мечтой каждого офицера!
Но при штабе связи полка случилась первая заминка: старший прапорщик Мурталлиев, его непосредственный подчинённый, всё чаще и чаще стал дежурить вне их совместного графика, а услужливые обитательницы офицерского городка довели до сведения Лосева с помощью нескольких анонимок информацию об измене его супруги с борзым прапорщиком. После бурного объяснения беременная от Мурталлиева жена его собрала манатки и отчалила в Москву, а ещё через полгода пришло судебное решение о разводе и исполнительный лист сразу на двоих детей.
Вот тогда-то Лосев и запил впервые в жизни. Пьяный, он становился агрессивным и бросался на окружающих. Как-то, заступив на дежурство
вместе с ненавистным прапорщиком, он ударил его на командном пункте рукояткой пистолета по лицу. Его судили, хотели вообще уволить из армии, но потом понизили в звании до старлея и перевели в Богом забытую часть на краю Беловежской Пущи…
…Через полгода он загремел в окружной госпиталь с белой горячкой, по выписке оттуда подрался средь бела дня с патрулём в центре города, попал на губу, там попался на распитии водки с часовым, опять попал под суд и в очередной раз был разжалован уже до лейтенанта. Круг замкнулся, только на этот раз его уже никуда не перевели – дальше было некуда!
Он продолжал пить по-тихому, постепенно теряя человеческий облик. Но тут судьба сжалилась и предоставила Лосеву последний шанс – он встретил женщину старше себя, с двумя детьми, но безумно в него влюбившуюся последней отчаянной бабской любовью!
Генка бросил пить, женился, усыновил детей и переехал жить из общаги в квартиру жены. Она поставила ему единственное условие – не пить ни грамма – и взяла с него на этот счёт клятвенное письменное обещание. Лосев проявлял чудеса воинской службы, старания и смекалки– он переделал собственными руками узел связи с радиооборудованием времён Попова и Маркони, доведя уровень связи до совершенства, выучка его взвода стала такой, что о ней заговорили в штабе дивизии, ему пообещали внеочередное повышение по службе. Но нашлись завистники, заманившие его в местный шалман отметить Генкины успехи. Исход был тем же, что и прежде – суд, понижение в звании до младшего лейтенанта, гауптвахта за драку с вертолётчиками. Когда он вернулся в Пружаны, то нашёл квартиру жены запертой со сменённым замком, забрал у соседей свои жалкие шмутки и узнал, что та с детьми уехала к матери в Гродно, предварительно подав на развод и алименты...
Быть младшим лейтенантом в почти сорок лет – это уж слишком! –и он пил не переставая, даже когда приехала комиссия по его душу из штаба Армии в Смоленске. В зале офицерских собраний в части дело лейтенанта Лосева разбирали три полковника Главного политуправления Армии, они не хотели ему зла, жалея многочисленных его отпрысков и, скорее всего, оставили бы его в кадрах, но в перерыве он хватанул где-то бимбера и бросился на членов комиссии, подняв над головой графин с водой.
Его с позором уволили с мизерной пенсией, и он собрался почему-то на Севера в Мурманск, где ему пообещали место электрика в порту. К Волкову он зашёл узнать, какие там морозы в долгие полярные ночи, занял пятьдесят рублей и в очередной раз сгинул.
Через год почему-то из Сочи на имя командира части пришло извещение, что гвардии младший лейтенант запаса Лосев утопился в Чёрном море и находится в городском морге, а так как родственников у него нет, то сим предлагается армейскому начальству озаботиться о его похоронах…
…Технику старший прапорщик не знал и не любил, зато с легкостью выигрывал у офицеров огромные деньги в кости и нарды. С земляками Чингис играл в маджонг и тоже с большим успехом. Был он по натуре садистом с гомосексуальными наклонностями, солдаты боялись и ненавидели его.
В батарею под командованием старшего лейтенанта Колбина Мурталлиев был переведён из полкового узла связи, где он сначала инициировал дознание, а потом суд над его командиром майором Лосевым за оскорбление чести и достоинства советского прапорщика, чем сразу приглянулся командиру батареи старлею Колбину, люто ненавидевшего выскочку, каким он считал майора! Комбат и определил дальнейшую военную судьбу старшего прапорщика: он делает прапора своим номинальным замом, формальным командиром взвода наводчиков, тот своих солдат не трогает, а воспитывает на примере их товарищей в других подразделениях. С теми он делает всё, что угодно по принципу «Бей чужих, чтоб свои боялись!», но не трогает из своих никого, кроме ефрейтора Малышева из Ленобласти, из-за выходок которого Колбину на полгода просрочили присвоение капитанского звания.
Комбат избивал ефрейтора ежедневно, перед строем, ночью в казарме, во время строевой подготовке на плацу! Все наряды, кроме кухонных, доставались Малышеву, из дивизионного гальюна он стараниями старшины не вылезал. И всё же Малышев оставался несломленным, и Колбин часто ловил спиной его взгляд, полный ненависти!
Кончилось всё это плачевно: Малышев написал рапорт о переводе в другую часть и попытался передать его комполка через голову комбата со знакомым писарем, но тот сдал ефрейтора Мурталлиеву за пайку белого хлеба с маслом. С рапортом Малышева в руках Мурталлиев отправился у комбату. Тот прочитал, подвинул к нему измятый грязный листок и коротко приказал: «Уничтожить! Рапорт тоже!».
Ночью Чингисхан прошёл в казарму, поднял сержантов, приказал заткнуть кляпом Малышеву рот и привязать его к койке лицом вниз, сняв с того кальсоны. Затем сел ему на голову лицом к ногам, скатал рапорт в комок и
средним заскорузлым пальцем запихал его ефрейтору в задний проход. После этого сел играть с сержантами в нарды…
…Утром Малышева нашли в петле на кривой берёзе перед офицерской казармой. Было расследование, поговаривали, что это не самоубийство, но доказать ничего не смогли. Родных у Малышева не было и его решено было закопать за высоковольтной сеткой на краю леса. В клубе, где стоял закрытый гроб, офицеры и прапорщики сорвали с гроба кумач и выстроились в очередь вытирать об него сапоги. Первым в очереди был старший прапорщик Мурталлиев…
Уже через месяц старлей Колбин получил звание капитана!
…Но через полгода один из подручных сержантов Мурталлиева, замешанный в убийстве, не выдержал угрызений остатков совести, сломался и явился с повинной в прокуратуру дивизии!
Было громкое дело, разжалованному Колбину дали «восьмерик» строгача, а Чингисхан сбежал из-под стражи, задушив дежурного офицера, и был объявлен во всесоюзный розыск! Поговаривали, что он подался к землякам-бандитам в Одессу-маму…
…В Сочи, где разжалованный Лосев оказался по пьяни вместо Мурманска, у него украли все документы, и он «зайцем» доплыл до Одессы на белоснежном лайнере, флагмане Черноморского флота теплоходе «Россия», бывшей южной ставке Гитлера «Великая Германия»!
Его в порту обнаружил и выходил местный биндюжник Беня, пристроил нелегально электриком, а потом выправил на деньги местной маланской мафии документы и переправил Генку сторожить склад нелегального конфиската и контрабанды на Привозе, предварительно излечив того вчистую от алкоголя наложением рук на темя и «присутственное мужское место»…
Через год готового выполнить любое поручение смышленого офицера в отставке заметил кто-то из мафиозных «капитанов», приблизил его и ввёл в дела своей службы безопасности, поручив для начала расследовать кражи тюков с импортными контрабандными шмутками по дороге из порта на Привоз…
Гена переговорил с шестёркой-осведомителем в «Гамбринусе» и узнал, что погоняло дерзкого налётчика звучит непривычно сложно для примитивных воровских ушей – Айтматов! Лосеву достаточно было вспомнить знаменитую «Плаху» и в его трезвом мозгу отщёлкнуло: «Чингисхан!»!
Он доложил о своём открытии по мафиозной команде, получил хорошо смазанный и пристрелянный наган и приказ действовать…
Вдвоём с водителем они сели в лайбу с брезентовым верхом и тихо тронулись от пирса в сторону склада. На территории Привоза водила, тот самый Беня, крёстный отец Лосева, ещё снизил ход и стал прислушиваться – когда со стороны кузова раздался звук вспарываемого ножом брезента, он бесшумно притормозил, сделал знак Лосеву и, прихватив монтировку, покинул кабину…
…Они обошли лайбу с двух сторон, Генка посветил фонариком в брешь, проделанную в брезенте – раздались проклятия, и в щели показалась разъяренное лицо Мурталлиева-Айтматова! Лосев подсветил себя снизу, бывший прапор узнал его и с диким рёвом бросился на смертельного врага!
Генка успел разрядить барабан нагана в живот Хана, а Беня добил его тремя страшными ударами монтировки по голове!
Когда Беня с Лосевым отмечали виртуальную лейтенантскую звезду того – в местной мафии всё было на «итальянский манер» - бутылкой минеральной, старый биндюжник сказал Генке: «Жив останешься – через пяток лет сам «капитаном» станешь!»!
Так продолжилась головокружительная карьера Генки Лосева уже после советской армии…