Пес цвета рук трубочиста убежал далеко вперед. Я видел только силуэт, окутанный облаком прозрачного пара. Шумное дыхание поднимало эти облачка вверх, но уже на высоте человеческого роста они растворялись в атмосфере, становились частью чего-то невидимого и масштабного. Поймав себя на этой мысли, я задышал носом, прикрыв рот.
На дворе медленно происходила смена власти. Осень доживала последние дни и уже открыто салютовала декабрю. Последние упавшие листья растворились в комьях грязи и дождевых осадках, самые стойкие из них медленно кружились в лужах. Унылый пейзаж, в котором комфортно разве что дурашливым оптимистам, влюбленным и собакам. Кажется, все эти роли объединились в Грее. Если, конечно, этот пес любил еще кого-то, кроме себя.
Философии ради - ну что за имя такое, в самом деле. Никакой он был не серый - чернь, как она есть. В этот мрачный и лишенный ярких красок город он ворвался темным пятном, но никак не растворился, не исчез во дворах-колодцах и улицах спальных районов. К Саше Грей пес тоже имел мало отношения, хотя по малолетству любил напрыгивать на людей, в которых видел соперников. Правда, в ответ получал по голове и жутко обижался. С возрастом Грей эти попытки оставил: степенные годы научили, что из всех врагов можно сделать союзников. Особенно, если на многое не обращать внимания и просто игнорировать.
И сейчас этот своевольный пес игнорировал меня. Команды не слышал, возвращаться не спешил. Отстегнутый от поводка, он в полной мере ощутил свободу и множил облачка с какой-то космической скоростью. Через минуту и вовсе зажмурился от удовольствия, со всего маху влетев в глубокую лужу у железнодорожных путей. Грей вдруг ощутил себя в своей стихии, принявшись перекатываться по жидкой грязи и перекрашивая шерсть в болотный цвет. Я с испугом стал думать, что будет дальше. Отправится в кусты собирать трюфели и захрюкает?
Нет, он зарычал - в ответ на мои попытки достать его из морских пучин. А видя, что дело пахнет намордником, поводком и домашним карантином, вдруг резким движением оттолкнулся от дна, перемахнул через край лужи и побежал вдоль путей к зарослям камыша.
"Сдам мерзавца в приют для собак, точно сдам", - вдруг подумал я, вспомнив, как ночью эта псина вдруг запрыгнула на кровать и не давала себя спихнуть. От Грея воняло сыростью и сваренным супом. Прикасаться к нему было страшно - на любой жест или команду в его сторону он отвечал грозно, оскалив зубы. Каждый из них напоминал маленький сталактит в пещере. Который то ли свалится тебе на голову, то ли вопьется в руку-ногу.
Из этих маленьких историй непослушания и неповиновения была соткана вся наша бытовая жизнь. Пес весом под сорок килограмм почувствовал себя хозяином скромной однушки на севере города. Растянувшись на полу, он занимал половину комнаты - и нужен был шест, чтобы перепрыгнуть это размякшее от усталости и безделия тело. Шесты выдавались не всем: упитанный рыжий кот, совершенно ошалев от такого вынужденного соседства, стремительно терял наеденные щеки и бока. Осунулся и я: прогулки утром и вечером по расписанию, а также ночные проказы Грея лишили меня сна. На работу я приходил автоматически, половину дня проводил с закрытыми глазами. И понял, что так дальше продолжаться не может.
Во всем оказалась виновата моя добрая душа. Отказать переезжающему с югов родственнику в недельной передержке пса - ну что, разве я инквизитор? Конечно, согласен. С условием обязательного возврата через семь дней. Ударили по рукам, но через обозначенный срок выяснилось, что новая квартира еще не найдена, что сам родственник ее не очень-то и искал, а сам вообще улетает завтра в Испанию. Отдыхать на песочке, нежиться под солнцем. Пить коктейли. Ну или просто гулять по осенним улочкам - не знаю, какая там в Европе погода в этом время года.
Грей гулял, благостно высунув язык и поминутно корча рожицы проходящим мимо жителям, и не знал, что его будущее подвисло в воздухе, как кролик в руках у фокусника. И уже ничего не могло спасти большую псину от поездки в приют, прогулок по территории на поводке и регулярной бюджетной кормежки сухарями. Будет нужно - тебя заберет хозяин. Но, боюсь, ты уже никому не нужен, любитель луж и чужих постелей. Новый город - новая жизнь.
Я окрикнул пса, велев поворачивать назад и двинуться в сторону к дому. Тот снова сделал вид, что меня не слышит. Стояла ноябрьская тишина, и в воздухе натянулась струна моих нервов. Я почувствовал злобу, бессилие, отчаяние, досаду, печаль и тоску от какой-то неустроенности своей внутренней силы. Может, даже зависть. Бросаться в лужи и вилять хвостом, устроившись на бесплатное питание, куда легче, чем каждый день принимать решения. Или бежать от них, шутливо говоря "У меня лапки". Так регулярно делает наш кот.
Не успел я подумать обо всем этом, прокрутить мысли в занывшей от боли голове, как увидел мчащегося навстречу черного пса. Грей успел сбросить скорость прямо перед ботинками и сейчас вопросительно поднял брови. Мол, домой?
"Домой!", - примирительно скомандовал я и бодрым маршем отправился следом за сгорбленной фигурой, смешно размахивающей лапами в разные стороны.
По обеим сторонам тропинки к знакомой парадной горели фонарные огни, издалека слышались пьяные голоса забулдыг, уже встретивших выходные по-русски. Я шел и думал, что если отбросить эмоции в сторону, пес ни в чем не виноват. Что он вполне искренен в том, что не хочет подлизываться к новым хозяевам только потому, что те кормят его и позволяют спать на жестком полу. Что любовь собаки надо заслужить, как и показать свой авторитет. Что можно перестать быть мямлей и стать более решительным. Что сверху нам дают ровно столько испытаний, сколько мы можем вынести. И потерпеть Грея пару месяцев - не самое плохое из них. В конце концов, мне с ним детей не рожать. Вспомнив это универсальное выражение, я прыснул со смеху.
Пес стоял у лестницы и ел кем-то заботливо оставленный хлеб в целлофановом пакете. Моросил дождь. На моей душе вдруг стало спокойно и тихо.
26.11.2017 F