Звёздная сокращёнка.
Предоставленная самой себе, ложка лениво собирала со дна остатки вконец остывшей каши, а из головы все не шло вчерашнее письмо. Мать, конечно, бодрилась – «ты не волнуйся, у нас все в порядке…» - но, как только речь заходила о деле, все оказывалось совсем наоборот. С продуктами все хуже, вот только «заказы» порой достаются. В пионерлагере, где Ленка, их накормили какой-то дрянью, так три дня в туалете народу, как на митинге, было. Митинги, понятно, своим чередом, только сыт ими не будешь. Да и у Бориса с кооперативом ничего толком не светит. Странно, пишет, он ведь такой серьезный человек! Напротив, странно было бы, если б у них там дело пошло. Ведь вся его жизнь – в НИИ, где годами исследовалось, что было бы, если бы вообще ни хрена бы не было. При том, что отчим неплохой человек и поговорить с ним порой интересно – только это не продается! Вернусь – придется за дело браться всерьез – не стройотряд какой-нибудь, а постоянно, с нормальной зарплатой. Пора «брать на себя»…
- Да ты слушаешь, что тебе говорят?! Как нога, спрашиваю!
Нога болела. И, пожалуй, сильней, чем вчера.
- Да ничего, вроде…
- Только вот морда лица твоего…
- При чем здесь морда, если речь о ноге?! Пройдет. Не сегодня, так завтра.
- Говорят, хорошо б подорожник…
- Надо было с самого начала, как только…
- А у нас в походе, если кто захнычет, так командор к нему подходит, руку ему на плечо, значит, и говорит – проникновенно так, душевно: «Послушай, тебя, может, пристрелить, чтоб не мучился?» Помогало!
- Так Макс же не хнычет, наоборот!
- Боится, что пристрелят!..
Миски тем временем опустели, да и кружки тоже.
- Значит так, товарищи стройотрядовцы. Насытились? Остроумие свое показали? Тогда за работу. А ты, Макс, с Араиком в поликлинику в город. Ему все равно туда надо.
- Послушай, Игорь, а может?..
- Никаких «может». Это приказ. А их – что? Правильно. Что делать, оба мы хороши: я отпустил медичку, ты запустил болячку. Теперь придется расхлебывать. А пока отдыхай. Араик кликнет.
Игорь отправился было догонять свой отряд, но тут же обернулся:
- А в утешение – секретная информация. Вечером хозяева что-то особенное затевают, праздник у них какой-то. Так что брюхо в городе особенно не набивай. И помни: военная тайна…
Разбудил его ( он даже задремать умудрился) чудовищный грохот. Араик что-то подкручивал в уже заведенном мотоцикле, а тому – похоже, он был постарше своего хозяина - это было не по нраву, и он ревел, скрежетал и чуть не подскакивал от негодования.
- Слушай, ты как ехать хочешь? На заднем пыли больше, а в коляске ногу сгибать. Выбирай!
Максим выбрал «сзади».
- Что, сильно болит? – участливо спросил старик. Ничего, за час доедем. Если без происшествий, - на всякий случай добавил он. Доехали они даже быстрее, но что это была за поездка! В общем, когда Максим сполз со своего сиденья, то нога вроде уже и не болела – просто болело все тело. Старик же, казалось, пребывал в полном порядке и даже протягивал руку: «Слушай, тебе помочь?»
Быстро нашлась и поликлиника. К хирургу, странное дело, никого не было. Правда, со времени землетрясения прошло уже как раз полгода.
Хирургом оказалась совсем почти девчушка по фамилии Зубкова. «Ей бы в стоматологию!» - мысленно сострил Макс, но тут же его внимание переключилось на фигурку докторши, которую она с замечательной ловкостью – ох, уж эти девки! - и маскировала, и одновременно подчеркивала своим белоснежным халатиком. Фигурка была классная. По-видимому, догадываясь о произведенном впечатлении, доктор Зубкова с подчеркнутой строгостью велела сестре вымыть пациенту больную ногу. Макс промычал было, что мыл утром, но докторша, саркастически взглянув на него, бросила «А лучше обе!» и вышла куда-то.
Осмотр был предельно кратким: «Здесь больно?» - «Не очень.» - «А здесь?» - «Терпимо…» и по его результатам было постановлено, что вскрывать абсцесс преждевременно, и потому лечение ограничилось повязкой с изрядным количеством довольно вонючей начинки.
- Если завтра не станет лучше, приедете снова.
«Держи карман!» - подумал Макс и, вежливо поблагодарив, вышел. И тут же почувствовал, что охотно продолжил бы общение с доктором Зубковой, но только не во врачебном кабинете. А впрочем, можно и во врачебном. Он даже позволил бы ей продолжить заниматься его ногой – желательно, на условиях взаимности… Эк размечтался, дурак! – осадил он себя и, возвращаясь к земному, с удивлением обнаружил, что с ногой, вроде, стало полегче. Просто чудеса какие-то!..
- Слушай, тебе сейчас работать нехорошо, да? Давай поедем немного длиннее, зато я тебе место одно покажу. Ты в Армении в первый раз?
Максим кивнул.
- Когда еще приедешь! А что запомнишь сейчас? Одни развалины? А Армения – очень красивая страна, вот какой ее помнить надо. Поедем?
Всеми мышцами и костями, каждой клеточкой своей Максим помнил еще мучения проделанной дороги, но, взглянув на Араика, он с удивлением увидел на лице старика что-то вроде просьбы и, безмолвно вздохнув, зашагал к мотоциклу.
- Ты не пожалеешь, - пообещал старик и совершенно неожиданно добавил: «Спасибо.»
Минут через двадцать показалось какое-то село. Араик что-то крикнул через плечо – наверное, его название. Здесь тоже было немало разрушений, но строителей заметно не было – для них, видимо, не нашлось стройотряда.
Вскоре Араик заглушил мотор.
Они оказались на окраине села. Если не считать трех-четырех домов, это был пустырь, покрытый разнокалиберным гравием, из-под которого местами проглядывал темно-серый скальный монолит. Кое-где пробивалась и незатейливая растительность, даже деревца небольшие встречались, но зелень казалась посторонней для этого сурового пейзажа. Они обошли какой-то довольно большой сарай (как все здесь, каменный), и перед ними открылась панорама, ради которой, видимо, Араик и затеял эту поездку. Метрах в двухстах перед ними земля уходила вниз – вероятно, там был обрыв, - а дальше расстилалась широкая каменистая равнина. А у самого обрыва стоял монастырь.
- Вот и приехали, - подтвердил Араик.
Судя по всему, монастырь был пуст. Не было никого и вокруг. И одинокий, безмолвный, монастырь выглядел как-то особенно… Непонятно, почему, у Максима возникла потребность подобрать единственно верное слово – но слово не находилось. Торжественный, величественный, гордый – все не то! Наверное, здесь нужен поэт – может быть, Лермонтов, «Мцыри»?! Но ведь и у того – просто «был монастырь». Неужто и Лермонтов не смог?.. Забавно! «Мы с Лермонтовым не сумели»…
- Этот монастырь я и хотел тебе показать. Называется он Аричаванк. Он очень старый. Я простой крестьянин, и я не скажу, когда он построен. Может, триста лет назад, а может, и тысячу. Скажу только, что как Армения древняя страна, так и вера у моего народа древняя. С четвертого века. Это сколько же, полторы тысячи лет уже?
- Даже тысяча шестьсот.
- Вот видишь!..
Старик замолчал, то ли давая своему спутнику прочувствовать грандиозность этих сроков, то ли сам в очередной раз пораженный их величием.
- Ну что, подойдем ближе?
- А нога ничего?
- Знаете, после всего, что выпало ей сегодня…
Араик, видимо, заподозрив скрытый упрек, искоса взглянул на парня, но эта проверка, похоже, развеяла его сомнения.
- И ведь как строили! Сколько лет – стоит! Землетрясение это страшное – устоял! Говорят, раньше больше был, не все сохранилось. Но сохранилось же!
В глазах старика блеснула гордость, будто он сам все это строил.
- Построен он из туфа. В Армении его много. Мягких, теплых тонов камень – и в работе мягкий, податливый. Потому из него любят строить. Вот ты сейчас увидишь…
Они подошли к самой стене одной из церквей. Старик указал на довольно больших размеров каменный прямоугольник, что стоял, прислоненный к стене. Вся поверхность камня была покрыта прихотливым узором, центр которого занимал продолговатый крест.
- Это хачкар. Их у нас много, а больше, говорят, нигде нет. Сам я дальше Еревана не был, но уважаемые люди говорят. И знаешь, - лицо старика озарила немного лукавая улыбка. – Знаешь, я тебя сейчас чуть-чуть по-армянски научу. «Хач» по-нашему – это крест, «кар» – камень. А вместе – хачкар.
- Сложное слово, как паровоз или пароход, - улыбнулся в ответ и Максим.
- Правильно! Хороший ученик, молодец!
- Так ведь учиться – пока мое основное занятие!
Теперь улыбались оба. Определенно, им нравилось разговаривать друг с другом.
- А сколько резьбы на стенах?! Не хачкар, конечно, но ведь, скажи, красиво?
Максим кивнул было, но тут же понял, что этого мало, и решительно подтвердил: «Да, да, очень красиво!»
- И знаешь, я иногда вот что думаю. Вот красота. Откуда она? Почему мы с тобой, разные люди, чувствуем, что вот это красиво, а это нет? Почему мы хотим, чтобы было красиво? Это же не хлеб и не масло, не вино даже! А вот нужно оно человеку, и мы стараемся сделать красиво, чтобы осталось на века, чтобы правнуки наши увидели эту красоту и порадовались – и мы знаем, уверены, что они порадуются! Понимаешь, если есть бог – все понятно: он подарил нам красоту, он научил людей ей радоваться, он сделал так, что жизнь их стала от этого лучше. Но если бога нет – тогда откуда все это? Что вам, скажи, в институтах ваших про это объясняют?
Максим улыбнулся: по лицу старика было ясно, что ответ ему известен заранее.
- А ты спроси, спроси! Учителя ваши – умные люди, а умный человек, он знаешь, как? Он или всех дураками считает, или такими же умными, как он сам. И тем, и тем объяснять не надо. А спросишь, узнаешь – может и мне когда, приедешь, расскажешь…
Они довольно долго бродили, очарованные безмолвной одухотворенностью старинных храмов, и уже, вроде, поворачивали обратно, как вдруг Араик чуть не хлопнул себя по затылку:
- Ай, совсем забыл! Здесь еще чудо есть!
Он протянул руку: «Смотри!» Максим не понимал.
- У тебя глаза есть?.. Видишь там маленький домик?
- Вижу. И что в нем такого? Разве это, простите, не туалет?
- Прости тебя господь! Какой туалет?! Это часовня – и не простая. Это отсюда все просто так выглядит, как будто рядом: раз, два – и уже там. А теперь давай отойдем немного…
Они сделали буквально шагов двадцать, и их глазам открылось нечто и впрямь удивительное. Оказалось, что крохотная часовня держалась на огромной каменной глыбе, как бы прислоненной к краю обрыва. Но и этого было мало! Глыба, служившая основанием часовни, свободно, без всяких креплений лежала поверх другой, несколько большей, и, стоило Максиму охватить взглядом всю эту удивительную конструкцию, как у него вырвалось:
- Боже, что за дичь! Туда ж без специальной подготовки не попадешь! И потом – землетрясение! Как оно устояло? Дома на ровном месте складывались, как карточные, а здесь!..
Араик усмехнулся:
- Спрашивать легко, отвечать трудно. Что тебе сказать? Не знаю. Не знаю, зачем, и как устояло, не знаю. Вы ученые, вы объясняйте. Бог, может, хранил? Знаю только, что чудо притягивает новое чудо. Говорят, когда сильный ветер, она качается. Почему нет? Так и зовут…
Он запнулся.
- Слушай, как по-русски сказать? «Качели качаются» - а какие они, качели эти?
- Качающиеся, что ли?
- Вот-вот! Кача… ющи… Ай, трудный у вас язык!
- Ну да, армянский много легче! Один «Мкртч» чего стоит!
Они вновь рассмеялись. «Ну что, поехали, что ли?..»
Обратная дорога была нескорой. В городке, до которого тоже пришлось сделать приличный крюк, базар уже выдохся (вообще-то, об этом можно было догадаться и раньше), и потому пришлось объезжать один за другим окраинные дворы, где произрастала нужная Араику зелень, еще не успевшая попасть на рынок. Старик неспешно выбирал, торговался. Где-то они разжидись бутылкой мацуна, в другом доме получили по блинчику лаваша с какой-то дьявольски наперченной начинкой, и сохраненный благоразумием Араика мацун оказался истинным спасением. В конце концов потные, грязные и измотанные, с коляской, полной баклажанов и всевозможной зелени, они наконец добрались до родных палаток и затормозили прямо у выросшего в их отсутствие дощатого стола. Вокруг него хлопотали какие-то женщины. Они же занялись и коляской, так что наконец можно было умыться и хоть сколько-то отдохнуть.
Вскоре вернулись и ребята, и пошло:
- К чему там тебя приговорили?
- Видите ж, он на обеих – значит, без ампутации пока!
- «Спартак», Макс, слышь, снова выиграл – не иначе, ради тебя!
- Да еле вытянул, едва не…
- Все лучше, чем …
- Если ты про «Арарат», то шепотом: четыре банки в воротах!
- Может, им Витьку нашего ссудить: мы ж теперь тоже как бы армяне!
- Нет, если б с материалом все время так было, мы бы отсюда на собственных «Жигулях»!..
- Ой, жрать хочу!..
По счастью, к столу позвали тут же. Убранство его поражало. С одной стороны, трудно было понять, как в пору бедственной послеспитакской разрухи хозяева умудрились выставить такое фантастическое угощение, с другой – посуда, в которой помещались эти бесчисленные яства, и «приборы» для участников. Посуда-то как раз полностью соответствовала моменту, и в ее разнокалиберности – кружки, миски эмалированные и алюминиевые, различных мастей стаканы вперемешку с неведомо как уцелевшими старинными бокалами, даже - полный бред! – двуцветный графин прошлого, а, может, и позапрошлого века. По-видимому, его выставили для красоты, поскольку в течение всего вечера никто к нему, кажется, и не притронулся.
Расселись быстро, безо всякого порядка, только одному, по-видимому, особенно уважаемому, старику хозяева почтительно предложили место во главе стола. Он же, как только утих начальный шум, произнес первый тост:
- Друзья! Я обращаюсь ко всем вам: и к тем, с кем мы всю жизнь трудимся на этой благословенной земле, и к вам, наши молодые друзья, приехавшие сюда из Москвы, чтобы в трудный для Армении час помочь нам спасти и восстановить то, что уцелело после страшного бедствия. У русского народа есть пословица (Максим еще раз обратил внимание, как хорошо, практически без акцента, старик говорил по-русски): «Друзья познаются в беде». То же самое говорит и армянский народ, - он произнес какую-то фразу по-армянски, и земляки его согласно закивали. – Так, я уверен, думают все, кто знает, что такое дружба. Вы не словом, а делом доказали, что вы наши настоящие друзья. Я хочу выпить за вас, мои молодые друзья, за вашу прекрасную молодость, за вашу будущую жизнь, за ваши успехи и счастье!
Призыв его встретил единодушную поддержку, все тотчас поднялись и опрокинули – благо, в стаканы и кружки налито было не доверху. И тут же набросились на еду. Разнообразие закусок поражало. Доминировало овощное, особенно баклажаны в самых различных вариантах. Были консервы – как достали?! восемьдесят девятый на дворе!.. - сыр, лаваш, бог знает, что еще. Максим старался попробовать все. «Будет еще горячее…» - заботливо предупредил его Араик, с которым они опять оказались вместе.
С ответным, так сказать, словом выступил Игорь. Он никогда не был особенным оратором, но получилось довольно складно, к тому же никто и не думал к нему придираться. Поначалу тосты чередовались – хозяева, гости, - но, как всегда и всюду в застолье, порядок их вскоре растворился в быстро нараставшем желании полюбить весь мир, всех на свете и, особенно, тех, кто здесь, за столом.
В голове у Максима уже немного шумело – весь день почти не ел, – но он точно запомнил, что ему очень понравилась толма, и Араик, кажется, заметив это, обеспечил его еще одной порцией. Потом Леха заплетающимся, как водится, языком провозгласил свое непременное «За-присутствующих-здесь-дам!» и, только они сели, подошел Игорь:
- Давай чуть продышимся. А то вдобавок к поликлинике еще и вытрезвитель – для одного дня многовато.
Сам он был, как стеклышко.
Было довольно прохладно. Звезды сияли, хоть читать садись.
- Ну, что там медицина?..
Максим рассказал - и про визит, и что стало явно легче. При упоминании о докторе Зубковой – видимо, интонация была очень красноречивой – Игорь усмехнулся: «Что, зелен виноград?..» Максим в ответ – кстати о винограде - забормотал что-то про толму, вышло глупо, и оба расхохотались.
Дул свежий ветерок. Звезды сияли как безумные. Ему было удивительно хорошо. И – то ли несмотря на алкоголь, то ли благодаря ему – сами собой явились слова: он испытывал чувство необычайной наполненности жизни. Тогда, у монастыря не смог, а здесь и сейчас – сразу. Именно так: чувство удивительной наполненности жизни.
Игорь, казалось, испытывал то же.