С конца апреля в Муниципальный приют для бездомных животных в Бирюлево, находящийся под управлением ГБУ «Автомобильные дороги ЮАО», перестали пускать волонтеров. На официальной странице приюта в соцсетях сказано о карантине в связи с несколькими случаями чумы плотоядных. Посетителей и волонтеров просят не волноваться, обещают открыть приют с середины июля и призывают не реагировать на “провокации” неизвестных: “К сожалению, некоторые люди, в большинстве своем не являющиеся даже волонтерами в приюте Бирюлево, стали распространять информацию о «беспределе» в нашем приюте, о необходимости «разобраться» с управляющей компанией и требовать срочно открыть приют”.
24 июня волонтеры из разных московских приютов и активисты зоозащитного движения собрались на митинг в сокольническом Гайд-парке. Внутри волонтерского сообщества приюта Бирюлево раскол: кто-то за митинг и огласку, а кто-то хочет дождаться конца “карантина”, чтобы прийти в приют и увидеть, что произошло за это время. Многие боятся повторения ситуации двухлетней давности с приютом в Вешняках.
Я поговорила с пятью волонтерами о том, как они пришли в приют, об их подопечных и о ситуации и атмосфере внутри приюта до карантина.
Анна Жарикова, волонтер приюта "Бирюлево"
На протяжении какого периода вы волонтерили?
Год.
И сколько животных находилось под вашим покровительством?
Семь стай плюс разрозненные собаки. В районе 30-35 собак.
Что значит стая в приюте?
Стая в приюте – это животные, которые живут в одном вольере. Со временем они начинают дружить и жить одной семьей, грубо говоря.
И волонтер берет весь вольер или одну-две собаки?
Чаще всего весь вольер. Выгул, контроль их здоровья: мы приходим, смотрим, что у них изменилось в состоянии здоровья, социализацией занимаемся, если это дички. Дрессировкой, если хватает времени. И пристройством. За здоровьем следим, первые признаки какого-то заболевания – ведем к ветврачу.
Сколько волонтер в среднем посещает приют?
Один-два раза в неделю.
И это единственный выгул для собаки?
Да, некоторые собаки гуляют раз в неделю 15 минут, потому что у волонтеров очень много стай, и он не успевает выгулять их все, потому что выгул занят, нужно ждать очереди.
Очереди?
Представьте: две тясячи собак, и их нужно выгулять. Территория для выгула небольшая. Всех собак туда выводить нельзя. Один волонтер идет с одной стаей. Если какой-то выгул занят, то он ждет очереди, пока другие волонтеры гуляют со своими стаями, а потом уже гуляет со своей.
Какие собаки вам особенно запомнились? Кто-то особенно к вам привязан?
Я их всех помню, конечно. Каждую кличку, каждую собаку. Особенных я почти всех раздала, они живут в семьях, на участках где-то, охраняют. Сейчас в приюте из таких особенных находится алабай, Иллай. Это огромная собака, больше меня по весу. Когда я увидела его, меня покорили его глаза, очень печальные. Соответственно, это алабай, практически все волонтеры женщины, к такой собаке страшно подойти. Я долго на него смотрела, потом подошла познакомилась через решетку, протянула руки, смотрю – вроде не съел, попробовала его вывести, это еще была зима. Опасно было, по льду с такой собакой, которая весит больше тебя. Когда я первый раз его отпустила на выгуле, я увидела, как счастлив он был от того, что может пройти хотя бы 5-6 метров, потому что в вольере ему двигаться невозможно. Мы быстро с ним подружилось, он начал меня защищать, стал послушный.
Как вы узнали о карантине?
Мне какой-то волонтер прислал, что закрыли, неизвестно, что происходит. Я была не в России, получала рассылку, что там происходит. Было ничего не понятно: не было ни документов, ни распоряжений, никакой таблички даже на двери не висит. Просто закрыто. В течение недели добивались какого-то документа от руководства, нас игнорировали, потом повесили, после 30-го апреля, табличку на забор: “Карантин”. Но это не документ.
Как волонтеры могут добиваться какого-то ответа от руководства приюта?
Писать, звонить, обычно, когда приют открыт, мы можем подойти к кому-нибудь. Если вдруг Черкасов, управляющий, на месте, то задать ему личный вопрос, позвонить.
До этого у вас были какие-то претензии к руководству?
Я ему (Черкасову – прим.) лично не предъявляла, но в целом, это люди, которые не понимают, что такое собаки. Я не уверена, что они их любят.
Есть обычные работники, в чьи обязанности входит чистить и убирать. Но когда мы приходили, у собак нередко были неубраны вольеры. Пять собак и два дня не убираются. Воды нет, хотя она обязательно должна быть всегда. Мы сами таскали воду вёдрами. Претензий много. Приют переполнен. В одном вольере должно находиться не более одной-двух собак, там их по четыре-пять.
Что можно сделать?
Такая проблема во всех приютах. Нужно ее решать. А как они ее решают? Они построили еще несколько вольеров. Ну и что? И начали опять привозить собак с отлова. Это не решение.
На каждую собаку выделяется бюджет?
Я думаю, что да, это примерно как в приютах для детей – считают по головам.
Корм закупает руководство?
Да, по тендеру. Невозможно увидеть какие-то документы, когда мы просим. У муниципального учреждения должен быть официальный сайт, где выложены какие-то документы. Ничего такого нет.
Сегодня я видела в соцсетях сведения о смерти собак. Откуда они?
Некоторые волонтеры общаются с врачами и рабочими, которые не прогнулись под руководство. Сейчас у нас информация, что у рабочих забирают телефоны, чтобы они с нами не общались.
Получается, рабочие живут там же на участке, в бытовках?
Ну да. Вообще-то они должны жить в общежитии где-то рядом, но они живут рядом с собаками.
И не пытаются их выгуливать?
Нет, хотя в регламенте написано, что собака должна гулять два раза в день по 30 минут. У нас собаки гуляли раз в неделю по 30 минут.
Кому-то удалось попасть внутрь после апреля?
Из нас – нет.
Ирина Бойкова, волонтер приюта "Бирюлево" в 2016-2018
Как долго вы посещали приют?
Я волонтер в приюте Бирюлево с 2016 года. Не так давно, 1 августа 2018 года, меня лишили права посещать приют.
После восстановления компании, которую возглавляла Вера Владимировна Петросьян, на руинах, которые достались нам от БАНО “Эко”, необходимо было строить что-то новое. Я осталась работать в кошатнике. Там была сложная ситуация: всего один волонтер и более 400 больных кошек.
Как выглядят кошачьи вольеры?
Это были домики с выгулом, обнесенные сеткой. После разгрома БАНО “Эко” был сделан ремонт, но, конечно, не на ту сумму, которую выделило государство. На ветблок выделялось порядка 13 миллионов, а потрачено 3-4 миллиона. Где-то уже отходили полы, где-то в вольерах использована не хвойная порода дерева, а дешевая замена, появлялись щели шириной с палец. Но по факту что-то сделано было. У кошек был сделан ремонт, и мы были рады уже тому, что есть.
Что входило в ваши обязанности?
Я занималась абсолютно всем: поиском транспорта, поиском передержек, кураторов, рук, разговорами с клиниками, врачами, написанием постов, поиском финансовой помощи, ведением отчетов, консультированием тех, кто взял животное – все пристроенные кошки требовали особого сопровождения, так как были хронически больными и с поломанной психикой.
Почему, несмотря на пристройство, количество кошек не сокращалось?
Видя всё это, волонтеры стали подбрасывать мне кошек в приют. Но помимо волонтеров этим стала заниматься еще и администрация.
Что значит “подбрасывать”?
Они привозили кошек незаконно, минуя процедуру отлова.
И что это давало?
Во-первых, опекуны давали деньги непосредственной ловцу – это так называемый коммерческий отлов – чтобы он помещал в наш приют кошек не из нашего, а из других округов. Или привозили каких-то своих, допустим, кураторских кошек, с которыми они не справились. Личных кошек их друзей, родственников. Были, как мне рассказывали (работники – прим.), кошки знакомых полицейских, администрации приюта. Были личные животные нашего директора, Руслана Мансуровича Насибуллина: абиссинская кошка, которую лечили на бюджетные деньги, и некастрированная собака джек-рассел. Время нахождения этих животных в приюте совпадало с его отпуском. Так получилось, что я стала свидетелем всех этих нарушений. Это не нравилось начальству.
Ни за какую работу в приюте вам не платили?
Нет, я занималась этим безвозмездно в своё свободное время, иногда и вместо работы.
На вас были какие-то обязанности по документации?
Я вела отчетность по своим кошкам: чипы, какие-то передвижения. Я всегда выбивала из нашей подрядной врачебной организации всевозможные анализы для кошек. Они вечно старались взять меньше анализов.
Какая была подрядная врачебная организация?
У нас ветеринарные услуги осуществлял на тот момент “ИП Рыскин”, сейчас это “ИП Сулейманов”. С ними заключается контракт, и они лечат животных.
Ветеринар присутствует в приюте постоянно?
Обязаны присутствовать постоянно, они сменяют друг друга. По регламенту написано, что их должно быть трое в смене, но нам было известно, что находится один, очень редко – два.
Экономят?
Да. Они экономят и на анализах. Например, выделяется какой-то бюджет, они подают отчетность об определенном количестве сданных анализов, а по факту цифра иная. Анализов, которые должны были делаться, всегда не хватало. А у кошек очень много вирусных заболеваний, как у человека. Им это жизненно необходимо. Их всех надо рассаживать согласно вирусным заболеваниям: отдельно коронавирусные, отдельно – с лейкозом, отдельно – иммунодефицитные, иначе они друг друга заражают. Я всегда боролась за это, администрации не нравилось, что на это дело уходит много денег. Из-за меня постоянно были какие-то проблемы.
Как вышло, что на вас написали заявление в полицию?
В один прекрасный день я нашла в вольере беременную кошку. Врачи приюта отказались ей заниматься, сказав, что им дан указ от руководства кошку не трогать. Для всех беременных кошек в приюте действует обязательное закрепленное регламентом правило УЗИ и последующего аборта со стерилизацией. Я повезла кошеку на эти процедуры сама, получив разрешения двух врачей смены, Руклецова Дмитрия и Ставрева Дмитрия.
Когда я вернулась, я узнала, что кошка была “блатной”, от какого-то чиновника по слухам. И врачи передали мне слова администрации, что за эту ситуацию администрация требует моей крови и мести.
1 августа 2018 года я приехала, как обычно, в приют, показала пропуск, на что мне сказали: “Вы знаете, Бойкова, у нас дано распоряжение от руководства не пускать вас больше в приют”. Я спросила: “Какие сроки?”, они сказали: “Ничего не знаем, всё выясняйте у руководства”.
Кошка, которую вы отвезли на стерилизацию, была какой-то особенной?
Нет, она была совершенно обычная. Белая с коричневыми пятнами, простая кошка.
Кто-то хотел котят?
Да, кто-то из знакомых администрации поместил ее в приют для родовспоможения, хотя приют таким местом быть не может – там очень много инфекций, маленькие котята не выживают. Приют не питомник, мы должны сокращать численность животных, а не увеличивать ее. Но даже если допустить, что кошка родила, они бы погибли в любом случае. Пока котята впитывают иммунитет с молоком матери, они чувствуют себя нормально, как только мать отлучает их от груди, у них остается только свой иммунитет, которого недостаточно для приютской среды с огромным количеством вирусных заболеваний. И среди котят, которые поступали к нам в приют еще молочными, никто не выживал. Видимо тот, кто решил поместить туда беременную кошку, чтобы ей помогли, не знал этих вещей.
Откуда впервые вы что-то услышали о деле против вас?
16 августа 2018 года мне позвонил участковый и сообщил, что ГБУ “Автодор ЮАО” подало на меня заявление в прокуратуру с целью привлечь к уголовной ответственности по 245 статье, за жестокое обращение с животными за стерилизацию кошки.
Что сказал на это участковый?
Сначала он и его коллеги отнеслись к этому с юмором, смеялись, говорили, что впервые у них такое из-за кошки. Их удивило, что стерилизация маркировалась как жестокое обращение, говорили: “Это же основной принцип приютов, какое же это живодерство?” Они меня успокоили, сказали, что всё будет в порядке.
Что было дальше?
После двух месяцев моих переживаний участковый вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления. Но оказалось, что у ГБУ “Автодор ЮАО” неплохие отношения с Чертановской межрайонной прокуратурой.
Прокуратура вернула дело, признало постановление участкового недействительным и необоснованным.
И на этом деле была пометка от руки: “Возбудить уголовное дело!!!” Я это видела лично – мне показал участковый. Сказал: “Вы пока проходите как свидетель, так что можете ознакомиться с документами”.
У участкового была какая-то реакция на это?
Поднапрягся, был в шоке. Сказал: “Похоже, вы серьезно кому-то насолили”. Затем начались мои походы по всевозможным инстанциям, обращения в префектуру, мэрию, департамент, даже в администрацию президента, в правоохранительные органы, в прокуратуру. Всё спускалось ниже: мэрия – в префектуру, префектура – в ГБУ, ГБУ писало ответ, который нужно.
После этого вы контактировали как-то с ГБУ “Автодор ЮАО”?
Естественно, я пошла на личный прием в ГБУ “Автодор”. Замдиректор задал вопрос своей сотруднице: “На сколько максимально мы можем лишить волонтера пропуска?” Она сказала, что в регламенте не указано никаких сроков. Он ответил: “Отлично, тогда лишим Бойкову права прохода в приют навсегда”. Это первый случай в Москве и, наверное, в России, когда волонтера лишают законного, прописанного в Конституции РФ, права на добровольческую деятельность.
Как отреагировали другие волонтеры?
Увидев это, многие волонтеры молчат, они боятся, что у них отберут пропуск, перестанут пускать к животным.
Контактировал ли кто-то из волонтеров с врачом приюта, Евгенией Кудряшовой, до и после карантина?
Волонтеры пытались выйти с ней на контакт, что-то обсудить. Она блокирует их (в соцсетях и мессенджерах при попытке связаться – прим.), ни с кем не хочет общаться.
По ее вине и произошел карантин, из-за которого мы все сейчас собрались (на митинг в Гайд-парке – прим.). Она выявила у нескольких собак чуму. У собаки текли глаза и нос – клиническая картина, характерная для ряда заболеваний. Но Евгения решила взять именно анализы на чуму, при том, что собаки не болели, распространения эпидемии не было, больше в приюте никто не заболел. Для чумы характерны очаги, разные вспышки в разных частях приюта. Не было ни распространения, ни тяжелой формы, ни смертности. Просто положительные пробы показали, что есть чума. Вместо того, чтобы отсадить этих собак в карантин, пролечить до отрицательных проб, они решили устроить себе каникулы на всё лето, закрыть приют от волонтеров.
Есть версия, что период закрытия приюта совпадает с решением по строительству Южной рокады и Юго-Восточной хорды, строить которую планируют начать в III квартале 2019 года (более подробно о строящемся участке дороги между Бирюлево Восточным и Бирюлево Западным: «О внесении изменений в постановление Правительства Москвы от 9 октября 2018 г. № 1233-ПП» от 16 апреля, 2019 года; стр. 34). Может ли закрытие приюта быть связано с этим?
Я ничего не могу сказать на этот счет, хотя волонтеры видели незнакомых людей, которые как раз накануне закрытия, 24 или 25 апреля ходили с бумагами, какими-то схемами и чертежами, на дальнем выгуле, что-то смотрели. Но конкретных сведений у меня нет. Лично я не думаю, что закрытие – это какой-то способ сократить численность.
Чума есть во всех приютах. Животные же попадают не из благополучных условий. У кого-то в носительстве всегда бывает чума. Но никто не закрывает все приюты Москвы и Подмосковья от волонтеров. Чума есть в ветеринарных клиниках. Никто не закрывает клиники на несколько месяцев из-за того, что там побывал пациент с чумой. Версий, зачем они это делают, много.
На территории остались рабочие?
Да, они там живут. Они не носят никакой сменной одежды, бахил. Сотрудники полиции, свободно проходящие туда во время карантина, ходят по всем вольерам не переодеваясь, снимают (они предоставили нам видеозаписи), выходят, никто не соблюдает предписанных при карантине мер предосторожности. Получается, что приют закрыт только от волонтеров. Остальные могут спокойно ходить. Рабочие обязаны проводить во время карантина дезинфекционные мероприятия. Один из пунктов этих мероприятий – дезинфекционный коврик, облитый специальным раствором. Когда мы на днях пришли к приюту, мы заглянули за ворота и увидели там бабушкин ковер, облитый мыльной пеной.
Контактировали ли вы с рабочими?
Нет, я почти не контактировала с ними. В кошатнике почти всегда были женщины.
Но в их обязанности входила уборка. Они убирались?
Могу говорить только за свой кошатник, когда я там была. Убирались они из рук вон плохо. Я постоянно бегала за управляющим, Виктором Александровичем Черкасовым, показывала ему: “Смотрите, миски абсолютно сухие, ни капельки воды”, переворачивала. Сами рабочие отвечали: “Ой, да это они всё за час выпили! Я с утра всё убрала, а они всё выпили”. Постоянно пустые миски с кормом. Я старалась ходить как можно чаще, потому что знала: если я не приду, животные наверняка будут сидеть без воды. Фотографировала, показывала управляющему… В общем, как кость в горле им была.
Корма закупалось достаточно?
Да. Но в какой-то момент нам стало известно, что на территории приюта управляющий занимался хищением бюджетного корма. Они загружали вместе с Нойкиным, ловцом, в машину Черкасова корм огромными белыми мешками. Так, что машина проседала.
Как вы поняли, что они воруют?
Я узнала об этом через врачей, они были непосредственными свидетелями. Мы решили провести эксперимент. Фотографировали партии корма, через какое-то время корм появлялся на авито. Видимо, какую-то часть они везли обратно на базу, а какую-то продавали на авито. То есть они отчитывались, что привезли, а потом везли обратно. Вывозили они каждый раз в санитарные дни (понедельник, вторник). Свидетелями были врачи, которых уволили впоследствии.
Обычные рабочие что-то брали?
Не в таких размерах, но брали. Благотворительный корм, влажный, который мы собирали или сами покупали. Бывало, что я привезу тридцать коробок, прихожу через два дня – осталось пять коробок. На все вопросы мне говорят: “Они всё съели”. Потом мы ввели систему: когда рабочий даёт коту пауч (один пакетик), он оставляет его, чтобы потом я пересчитала количество пакетиков. Мы с ними пытались бороться, постоянно ловили их за руку на воровстве. Платили им крайне мало, они пытались подворовывать.
Когда последний раз вы были в приюте?
27 июля 2018 года. С тех пор меня не пускают. Как только я подъезжала, там по камере видели, звонили управляющему, он появлялся, сразу: “Что вы тут делаете?”
Вам запомнился особенно кто-то из ваших подопечных?
У меня была любимица, кошечка Ряба. У нее была тяжелая судьба, она пережила БАНО "Эко”, выжила, но остались хронические заболевания – иммунодефицит, коронавирус, в какой-то момент у нее начали обостряться эти заболевания, наш на тот момент прекрасный ветеринарный врач вылечил кошку, хотя все были уверены, что она умрет, она уже не ела несколько дней. У меня тут же получилось ее пристроить, какое-то время она прожила в семье. Потом получилось так, что эти люди переезжали, и они позвонили в приют и спросили про возможность эту кошку вернуть. Я не знаю, почему они не связались со мной. Конечно, если бы они знали, что у нас такая плохая ситуация, наверное, они не вернули бы ее. Их уверили, что всё в порядке, можно привезти, а потом взять обратно, ничего страшного… Они кошку привезли, как только я об этом узнала, я, конечно, впала в истерику. Просила возможности личного кураторства, мне (при обращении в приют – прим.) отказали, сказав, что кошка на обязательном карантине (при поступлении в приют животное должны изолировать на 30 дней – прим.). И как раз в конце этого карантина начался карантин по чуме. Вчера я узнала, что Ряба умерла в этот карантин. Собственно, поэтому я здесь, на этом митинге. Ради Рябы.
Мы с Ириной Бойковой направляемся ко входу в обнесенный проволочным забором Гайд-парк. У металлоискателей Ирину узнает одна из волонтеров приюта.
– Это значит из-за вас. Вы свои личные интересы смешали с этими! Собаки здесь абсолютно ни при чем! Девушка, вот не надо лезть туда, куда не надо. Я не знаю, для чего вы всё это делаете. Разбирайтесь сами, а вы подняли общественность, людей будоражите какой-то ерундой, – восклицает женщина.
–Должен быть общественный контроль, - пытается возражать Ирина.
–А у нас нет контроля? Я тоже волонтер 8 лет, и мне есть, с чем сравнить. Что такое была Вера Владимировна (Петросьян – прим.) и что сейчас.
– Веру Владимировну смогли убрать, потому что мы бролись против нее, – спокойно возражает Ирина.
– И что?! – женщина уходит, обреченно махнув рукой. Я догоняю ее почти у выхода из Сокольников. Ее зовут Наталья.
Наталья, волонтер приюта "Бирюлево"
Зачем вы пришли?
Я пришла посмотреть, кто здесь собирается и зачем это всё делается. Собаки здесь абсолютно ни при чем! У них там такой клубок ненависти между собой, что у меня впечатление, что 90% волонтеров ненормальные.
Как вы начали волонтерить?
У меня были уличные собаки, у нас во дворе жила одна собачка, потом она убежала, ощенилась, я этих щенков за свои деньги стерилизовала, потом собакам во дворе стали возмущаться люди. Я договорилась с отловщиком, и он отвез их в приют. Там у меня было 6 собак. Теперь у меня один пес умер от старости, одна вот недавно умерла, у неё болела лапа. Но смертность не от приюта зависит. Пес был старый, он был охранной собакой, отец этих щенков, их всей семьей отправили в этот приют, он умер от онкологии еще при Вере Владимировне (Петросьян – прим.). В результате теперь у меня в приюте всего 50 собак.
Как проходит ваш день в приюте?
Я прихожу в приют в 10 часов, выпускаю своих собак. Шесть вольеров я могу спокойно выпустить, они друг друга знают и не дерутся. Пока никого нет, я выпускаю их на дальний выгул, они бегают. Крикнешь: “Домой!” — они все по домам разбегаются. Вольеры убраны, когда я прихожу, но могу и сама что-то убрать. Запускаю их, они едят, я снова их выпускаю, они бегают еще раз.
У меня за 8 лет умерли три собаки. Не знаешь, с какой историей собаки приходят в приют, болеют они или здоровы. У меня собаки умирали от естественных причин. И вот это, что они здесь устраивают (митинг в Гайд-парке — прим.), я вообще не понимаю. Там какие-то личные интересы. Я уже даже не выхожу в интернет, у них сплошные склоки, у этих волонтеров. Девушка, милая, не слушайте вы их, послушайте, вот я говорю, я 8 лет туда хожу. И мне есть с чем сравнить, что было три года назад и что сейчас.
И что сейчас?
Отремонтировали весь приют, поменяли вольеры, в каждом постоянно и сено, и опилки, и вода. Прихожу – убрано. При прежнем руководстве (БАНО “Эко”, Вера Петросьян – прим.) я по 40-50 вольеров сама убирала. Сейчас я прихожу, у меня чисто в вольерах. А сейчас они (волонтеры, пришедшие на митинг – прим.) хотят вернуть всё в исходную.
Молодежь приходит в приют: вот пришла, сигарету взяла, встала на выгуле, покурила, по телефону потренчала. 10 минут – всё, развернулись и пошли. Я чужих собак стригу в приюте, а волонтер приходит: “Она мне не дается!”
При Вере Петросьян было хуже?
Это не то что хуже! Там был кошмар! Я сама заделывала забор, чтобы собаки не убегали. Находила доски и забивала. Ветеринар сидела – только чай с охранниками пила. Не было ничего! Девчонки (другие волонтеры – прим.) сами за свои деньги покупали и опилки, и сено. Сами развозили воду. В последний год дирекции Петросьян был какой-то стеклянный корм, похожий на раздутую кукурузу, это какой-то подкорм, а им кормили собак!
Я понимаю, что какие-то всё равно ситуации есть, но это не значит, что надо менять. Нельзя менять то, что хорошо. А началось всё с того, что эта вот девушка (Ирина Бойкова – прим.) сказала про свой пропуск, там какие-то личные отношения. Поэтому я не принимаю ни в чем участия, я пришла, со своими собаками позанималась – они счастливы, довольны, и я ухожу. С ними (другими волонтерами – прим.) я не хочу, я взрослый человек.
Вы сталкивались с ситуациями исчезновения животного или внезапной смерти?
Я прихожу, смотрю – нет собаки. Подхожу к рабочему, спрашиваю: “Куда собака делась?” Он: “Знаете, я утром пришел, пес лежит никакой, у него бок раздулся, я на тележке его отвез к ветеринару”. Ветеринары сделали ему сначала блокаду, потом хотели операцию, но пес умер. Я знала его восемь лет, до этого к собаке никто не подходил, сколько лет этой собаке, никто не знает. Ведь подошел же! Раньше, когда Вера Владимировна была (Петросьян – прим.), прихожу, смотрю – собака валяется. Побежала сама, таджиков пригласила, вытащили из будки собаку – она мертвая. И никто не смотрел! Тогда это было нормально!
Рабочие живут на территории?
Ой, даже не знаю, где они там живут. Но там сейчас порядок навели. И вет-зону у нас сделали хорошую, и врачи хорошие. Вот один врач ушел оттуда, я его домой даже приглашала, он помогал мне с маленькими котятами, которых я нашла на улице.
У вас были любимые собаки?
У меня все они любимые. У меня дома 2 собаки и 14 кошек.
Но есть какая-то запомнившаяся вам особенно собака?
Вот эту собаку я подстригла. Я с неё сняла килограмм 10 шерсти, она ходить не могла. И это не мой вольер, но я когда увидела, мне её жалко стало. Я взяла нож, ножом срезала, а потом ровняла. А волонтер пришла, посидела: “Ой, они дикие, они ко мне не подходят”. А ко мне она подошла!
Анна Михайловна Антонова, волонтер приюта "Бирюлево"
Как вы стали волонтером?
У меня были семь опекаемых собак. В отдаленном месте стояли построенные нами будки, собаки там жили. Нас, опекунов, было трое. Собаки жили примерно в километре от жилых домов. Там жил какой-то ненормальный человек, которому мешали все: голуби, собаки, кошки… Мешал лай. Он вызвал отлов. Мне позвонила Вера, одна из опекунов: “Собак забирают”. Я быстро подошла туда со своим паспортом. Приехала тогда Ирина Войцеховская. Она отловщица. С ней разговаривать невозможно. Я говорю: “Вот мой паспорт, я опекун, собаки привиты. Оставьте их”. В ответ: “Нет, у меня указание”. Одна собака, Белочка, уже лежала под наркозом в машине. Сейчас она до сих пор в приюте, я не могу ее взять. Другой, когда я подошла, засыпал.
Вместе с отловщиками приехала на своей личной машине сотрудница ГБУ “Автодор” Татьяна. Я взбунтовалась, была вне себя, это мои собаки, они никого не обижали: “Раз вы берете собак, я поеду вместе с ними”. Они сначала противились, но меня потом взяли в машину. Я была в приюте до вечера, пока собаки приходили в себя. Их посадили в карантин, я их обнимала, рыдала немыслимо. На второй день я прошла в приют по паспорту, а на третий мне дали пропуск.
Как долго вы ездите в приют?
Я всего два года волонтерю. Но за это время я наблюдала независимо ни от чьих высказываний: управляющий, Черкасов – человек лживый, пообещает и не выполнит, высокомерен с теми, кто зависит от него, с теми, кто выше – он великолепный, услужливый человек. Волонтеров не ставит ни во что: “Вас много, вы нам не нужны”. Особенно обидно тем, кто по 10 лет там волонтерил. Но мы нужны собакам, они нас ждут! Собаки ему нужны только потому, что зарплата идет за счет их.
Как часто вы туда ездите?
Сначала я ходила туда всё время, кроме понедельника и вторника – это санитарные дни. Потом я уже устала, и взяла себе выходным еще и пятницу. Бобика (один из псов, живших на воле под опекунством Анны Михайловны – прим.) я оттуда взяла, большая собака, он в этой тесноте умирал. Но он такой лающий, и я его отправила в платный приют. Я плачу за него 5000 рублей в месяц, но там нормальные люди, добрые, он устроен. Я бы отправила из Бирюлевского приюта туда и Белку (вторая из отловленных собак – прим.), но пенсия не позволяет – у меня двадцать одна, а остается шестнадцать, у меня три кошки дома…
Как вы проводите день в приюте?
Во-первых, я заранее везу что-то вкусненькое для собачки (Белки – прим.). И другим, конечно, тоже. У меня знакомая фермерша, у нее всегда есть свежие обрезочки. Каждой собаке я даю грамм по 30-40, ведь все рядом, как я могу не дать? Кормлю Белку и других, уберу, чтобы было чистенько, погуляю, налью свежую воду.
Рабочие там разные: кто-то спустя рукава работает, кто-то нормально. И собак очень много, они не успевают. Перед уходом я обязательно долью или заменю воду, приходится часто убирать. У меня внук-геодезист, он дал мне непромокаемый длинный халат с капюшоном. Летом – спортивные штаны. Что похуже, но так, чтобы люди не шарахались. Вот всё, что я вам могу рассказать. Вы как-то не извращайте там мои слова.
Наталья Гончарова, волонтер приюта "Бирюлево"
Как долго вы волонтерите?
Я волонтер приюта “Бирюлево” с 2015 года.
У большого количества людей достаточно негативное отношение: они думают, что люди, которые занимаются животными, ненормальные, им нечего делать, поэтому они идут в приют. Это не так.
С чего началось ваше волонтерство?
В августе 2015 года недалеко от своего дома я обнаружила сбитую собаку. Она не могла подняться. Я связалась со знакомым волонтером приюта Бирюлево, в тот момент это был приют БАНО “Эко”. И волонтер помог договориться, чтобы сбитую собаку взяли в приют. К себе я ее взять не могла, у меня были кошки. Естественно, когда ее привезли в приют, мне стало жалко, я стала ее навещать. Собака в вольере сидит не одна, поэтому выгуливать нужно было их всех. Так я втянулась в волонтерскую деятельность. Хочу отметить, что сейчас этой собаке более 10 лет, ее удалось пристроить. Она живет в загородном доме в семье члена правительства Челябинской области. Мама с дочкой приехали в приют, увидели эту собаку и влюбились в нее. Невзирая на ее солидный возраст, взяли ее к себе вторым питомцем. Вот такая история.
Свою позицию Наталья, как и многие волонтеры, выразила в выступлении на митинге. Я прикладываю выдержку из ее речи.
“Хочу говорить по фактам: ветобслуживание в приюте безобразное, нет ежедневного обязательного обхода животных, больных и травмированных животных выявляют волонтеры и рабочие. Нет оборудования: единственные весы в приюте неисправны, наркоз дается на глазок. В приюте есть стерилизационный пункт. Собак, которых привозят с отлова, стерилизуют там, это тяжелая полостная операция. Собаки умирают на столе, эти случаи не единичны. Главврача Кудряшову взяли в приют год назад как специалиста УЗИ, она была приставлена к аппарату. Впоследствии она стала оказывать лечение и проводить операции. Диагнозы, поставленные ею, безграмотны. Мною не однажды было замечено ее безразличие к животным. В отношении волонтеров – хамство. Проявляющих чрезмерное беспокойство о животных она банит (в соцсетях – прим.), выйти с ней на контакт, узнать о состоянии своих животных невозможно.
Владелец контракта на ветобслуживание, Рыскин Анатолий Федорович, стоматолог. Видимо, по этой причине любимая процедура в приюте – удаление зубов. Зачастую всех, этого в отношении своих собак боятся многие волонтеры. Корм в приюте сухой, влажный не закупается в достаточном количестве. У кошек влажный корм попросту отсутствует. По госконтракту на год закуплено 12 банок по 400 грамм. Это афера, хищение или симбиоз того и другого?
Очень мало волонтеров знает о том, что они могут вывозить своих подопечных на обследование в субподрядную клинику “Свой доктор”. Остальные везут животных за свой счет, их никто не спешит уведомить о том, что заключен контракт. Это при том, что на ветобслуживание выделяется более 6 миллионов на полгода.
В настоящее время от главврача Кудряшовой поступает информация о том, что гибнут животные: от болезней, тепловых ударов, травм, полученных в драках, потому что собаки от жары звереют и грызут друг друга.
Я волонтер с четырехлетним стажем, у меня нет ни одного нарекания. Я пролечиваю за свой счет собак, пристраиваю собак, у меня 10 вольеров, более 20 животных, о которых я больше двух месяцев ничего не знаю. Мы все, волонтеры, добиваемся одного – войти в приют.
Я требую отставки главврача Кудряшовой, я требую пересмотра контракта с ИП “Сулейманов”, обслуживающей веторганизацией, потому что качество обслуживания скверное. И я требую призвать к ответу всех виновных в гибели животных, которых, по нашим сведениям, погибло более двадцати”.
Автор: Ирина Меркулова