Август. Я еще ищу работу. Юлля, отличница и умница, не поступила в институт. Прямо как я когда-то после школы. Тогда не было ЕГ и нельзя было быстро подать документы куда-нибудь ещё.
Мы писали письма. Бумажные. И ждали их три-четыре дня. И это особое удовольствие ждать письмо от человека, который тебе нравиться. А потом ходить с этим письмом и не открывать его, оттягивать момент. Потом уединиться где-нибудь, устроиться поудобнее, аккуратно порвать конверт, бегло бросить взгляд на страницы, порадоваться, что написано много и погрузиться в чтение. А потом еще и еще раз перечитать. И представить, как она писала это письмо, как думала над словами. И такой милый, славный образ рисуется, что хочется немедленно подойти и обнять, но рядом никого нет. А, решено, я еду в Чергу. Но одному как-то неловки. Там мама Юлли, которую я не знаю. Как вообще воспримут мой визит? Я зову с собой Ивана, ну, а где Иван там и Инна. Правда, в последнее время они не очень общаются. Я не лезу в их личную жизнь, но догадываюсь: Инна поступила в Питер, а Иван остается в Горно-Алтайске. Питер не Черга, то есть - не 88 км, и какие тут могут быть отношения? Только дружеские. И всё же, почему бы им не провести вместе ещё хотя бы ещё день-два. И, неожиданно они соглашаются.
На всякий случай берем палатку. Мы не хотим как-то обременять Юлю и её маму. Пара банок тушенки, чай, сахар. А вот денег у нас не хватает. То есть реально не хватает на билет до Черги. То есть, хватает, но ведь нам ещё возвращаться. Так что мы откладываем на обратные билеты, и у нас остаётся ровно на три билета до Усть-Семы, а это ещё 20 км до Черги. Реальность того времени.
Я предлагаю прогуляться двадцать километров пешком. Авантюра конечно. Я прекрасно помню, что 25 км от Бийки до Курмач-Байгола по таежной тропе это очень и очень долго. Но здесь же Чуйский тракт, а может, повезет и кто-нибудь нас бесплатно подбросит. После долгих уговоров Инна и Иван соглашаются. И вот с огромным рюкзаком (там старая советская брезентовая палатка) мы отправляемся. Жаркое утро. До Усть-Семы ехать весело. Да и первые километра три идти тоже не сложно. А потом… да ну, не сложно идти по обочине большой дороги, летним днем, когда рядом друг и его, пусть и бывшая, подруга.
Сейчас я не представляю, о чем можно говорить с Иваном Борисовичем. Он, наверное, поыронизирует над моими вот этими рассказами, скажет, что всё было не так, потом немного покритикует современный умерший рок. И всё, общие темы закончатся. С Инной всё несколько сложнее. Наверное, мы бы много вспоминали, хотя не думаю, что для неё тот период меньше года, в который мы общались, что-то значит. Еще недавно мы «дружили» в соцсети, а тут на днях я обнаружил, что она удалила свою страницу. Стал искать новую, нашел, но на новой странице у неё почти нет друзей и фотографий, а из групп только две: Московский Каббала Центр и Йога СФЕРА Центры йоги в Санкт-Петербурге. Всё-таки мы сильно изменились. Или проявилось то, что было когда-то скрыто?
Когда мы прошли первые десть километров и оказались в селе Камлак, стало понятно, что ребята устали. Однако, на краю села мы остановили Камаз, и водитель согласился взять двоих, ну и мой рюкзак. А я пошел дальше налегке. Еще десять километров. Это недоступное, кажется, теперь чувство, когда впереди дорога, ты один, нет ни денег, ни документов, на тебе штаны, майка и стоптанные кеды. И солнце клонится к закату. И тебя обгоняют машины, а ты всё идешь и идешь. И мысли текут плавно, размеренно, как шаги, и вроде бы ты идешь по Чуйскому тракту, а на самом деле идешь вглубь себя. Потому что ничто не отвлекает тебя от самого себя: ни экран компа, ни телек, ни разговоры, ни работа, тело работает почти автономно, и мозг отдыхает, разбирая завалы памяти, суеты, расставляя всё по местам.
Дом Юлли стоял на краю деревни, только не на том краю, со стороны которого подходил я. Меня встречали. И конечно, больше всех была рада Юлля, которая повисла на мне как соломенная кукла, настолько она была тонкая и легкая.
Мама Юлли наотрез отказалась отпускать нас на ночевку в палатке и готова была обидеться, если мы не примем приглашение остаться в доме. И был стол, и был смех, и долгий разговор.
Пока я шел по пыльной дороге, во мне окончательно созрело решение признаться в своих чувствах Юлле. Решение казалось мне правильным, ответственным, серьёзным. Но драматург, который писал мою жизнь, рассудил по-другому: ещё рано, мало еще пережито, испытано, надо добавить перца. Удивительное дело - наши чувства! То мы годами привязаны к тому, на кого другие никогда бы и не обратили внимания, то самые стабильные пары, вдруг словно срываются с цепи и вся совместная жизнь летит в тартарары. И где тут законы, правила, ориентиры, которые уберегут от опасности и боли?
У Юллиной мамы гостила старшая Юллина сестра Олеся. Недавно она вышла замуж, родила девочку. Муж тоже присутствовал. Жили они в Бийске, где Олеся заканчивала музыкальное училище. Олеся не похожа на сестру. Юлля еще цыпленкожираф, щепкапёрышко носимое эмоциональным ветром от беспричинной грусти до безосновательного восторга. А Олеся - настоящая женщина, с рельефно вылепленной фигурой, чистым правильным лицом, с легким дефектом речи, придававшим дополнительный шарм (вместо «слова» она произносила «свава»).
Мы много гуляли, купались. Во дворе жил сенбернар, он сопровождал нас на прогулках. Сначала он меня не очень любил, и даже пытался пару раз укусить и прижать к стенке, но однажды, когда его самого цапнула какая-та собака, оставив рваную рану на бедре, мы вместе с Олесей ставили бедному псу уколы. Всё-таки я еще и «младшая медицинская сестра». Сенбернар проникся симпатией и позволял себя гладить. А я смотрел, как почёсывает собаку Олеся, длинными музыкальными пальцами, смотрел и не мог оторваться, и понимал, что пропадаю.
Вечерами мы играли в «крокодила» и «глухой телефон». Хохотали, как дети. И когда я, по ходу игры, шептал загаданное слово в ушко Олеси, а её светлые волосы щекотали мой нос, это было совсем не то, что шептать в ушко Юлли.
Через день уехал Олесин муж, простой парнишка баскетбольного роста. Потом уехали Инна с Иваном. А я остался. Юлля уговаривала. Да и куда мне было спешить? Работы у меня не было. Обязательств тоже никаких. Было немного стыдно, что в общий стол я мог предложить только две банки тушенки. А времена были трудные для всех. Когда-то папа Юлли и Олеси был известным художником в Казахстане, у них был большой дом с фонтаном в зале, большие официальные заказы, жили они хорошо, но пришла перестройка, Советский Союз распался, и семья переехала в Горный Алтай. Сначала тоже всё начиналось неплохо. Купили дом, у папы Юлли стали появляться заказы в городе, старший брат, Аркадий, занялся бизнесом. Но потом вдруг оказалось, что бизнес был не совсем бизнесом, а криминальной группировкой. Следствие, обыски, адвокаты, долги. И тут сразу стала понятна эмоциональность Юлли, для неё, так нежно любившей брата, и считавшего семью нерушимой крепостью, всё происходящее превратилось в настоящий кошмар. Мне очень-очень жаль Юллю. Я желал ей всяческого счастья. Но оставался я в Черге уже не из-за неё.
Мы собирали грибы, ягоды, горох на бесхозных полях, даже за кедровыми шишками ходили. Юлля всегда старалась быть рядом со мной. А я старался быть поближе к Олесе. В результате ягод, грибов и шишек было мало. Но вечно оттягивать свой отъезд и важный разговор я не мог.
Летними ночами, когда мама уходила спать, мы втроем собирались в комнате у меня и рассказывали страшные истории. Из нашей собственной жизни и вообще. Интернета не было, видик конфисковали. Однажды мы сидели вот так, но тут заплакал ребенок в соседней комнате. Олеся убежала. Мы наконец-то остались с Юллей одни. О, ужас! Что сказать? Как сказать? Юлля положила мне голову на плечо, мы смотрели в открытое окно на звёздное небо. Но я продолжал молчать. «Черный с белым не носить, «да» и «нет» не говорить…» И тут, слава богу, вернулась Олеся.
А на следующий день я уезжал. Голосовал на дороге, прямо напротив дом Юлли. Она стояла рядом. С Олесей мы простились раньше. Мы говорили с Юллей обо всяких незначительных вещах. Она ждала не только автобуса. Я не мог сказать, что полюбил другую. Да даже не полюбил, но почувствовал влечение. А если это произошло, то какие же чувства у меня могут быть к Юлле? Только дружба, только братская симпатия. Но я не мог так сказать, это казалось слишком жестоким. Говорить, вообще, не моё. Вот приеду домой и напишу письмо. Остановился проходящий автобус, Юлля обняла меня крепко-крепко, даже и не скажешь, что такая сила в ней. А я сел в автобус, оглянулся. Девушка на дороге, тонкая такая, что почти исчезает. Юлля.
Сергей Решетнев © Фото © Igor Zenin