Глава 36 - здесь.
Читать повесть с начала - здесь.
***
Солнце теперь не забирается на прежнюю высоту, а скромненько и неярко катается себе по–над горизонтом, частенько прячась в плотные тучки. Основная работа у него сейчас в другом полушарии. Тихо облетает листва с яблонь в садике, чернеет и бугрится, словно кабаны ее рыли, перекопанная Иваном пашня, стучит рогами в дверь, просится на волю коза Глафира. Свернулся на солнышке в грязноватый меховой клубок свободный кот, победитель ночных ристалищ. Если идти по проселку в сторону шоссе, километра через три можно увидеть, как из речки протягивает к небу лапы–колеса Иванов верный конь, уже наполовину обглоданный местными механизаторами, да свежевосстановленную оградку моста.
Ванечке стыдно. Он наблюдает с печки, как придерживая бок, шаркает по кухоньке, справляя обычные утренние дела–заботы баба Таня, крутится у нее под ногами свободный кот, в надежде на блюдце молока изображая домашнего Котавасю - повелителя мышей, медленно ползут от окна к двери солнечные косые четырехугольники. Он больше не знает, что на самом деле жизнь – то, что есть сейчас или то, что было раньше. Он заблудился в волшебном лесу судьбы и не уверен, что пора искать дорогу к дому. Он, страшно сказать, даже не знает, был ли у него дом или только неясные воспоминания странствующего рыцаря, стукнувшегося головой.
Над избушкой бабушки Тани – еще не потерявшее цвет небо, перечеркнутое расплывающимся следом самолета-невидимки. Небу на эти зачеркивания – тьфу, и на самолеты – тьфу, оно не принимает всерьез дурацкие механические блохи человечества. Ему интересна только душа, которая способна подняться так высоко, как не могут летать ни птицы, ни ангелы, ни космические корабли.
Кто собрал вместе такие непохожие персонажи, пересек в одной точке их линии судеб, обозначил час и варианты, но выбор оставил им? Не тот ли, чья любовь – с каждым, кто бы он ни был, и чья забота – навсегда.
Не навернись Ванечка с моста после предательства, пережить которое казалось – невозможно, не запросись в то утро упрямая коза доедать остатки пастбищ, тихо угасла бы баба Таня в начале зимы, раздав хозяйственную утварь и скотинку соседкам–подружкам, а самогоночку – «на пропив души» местным мужичкам. А так, поживет еще наша бабушка, встретит будущим летом детей и внуков и проводит, и снова встретит. Самогоночка дождется зятя, разольется живительной влагой по измученному за зиму висками и коньяками организму руководителя среднего звена, выбьет чистую слезу и скупое признание «если б не это, не поехал бы в вашу вонь, мама».
А я? Я всего лишь немножко им помогла.
Продолжение следует.