Когда я был маленький, купили как-то раз на базаре живого поросенка. Назвали, конечно, Борькой. Он, как выпрыгнул из мешка, осмотрелся восторженно, похлопал своими белесыми ресницами и пустился тут же в игру с нами. Играли в прятки. Борька безошибочно находил нас, куда ни спрячешься в хате. Я залез как-то на сундук за печкой, под старые польта, и там он отыскал меня. Забрался тоже ко мне, и мы тихо сидели там, довольно долго, довольные собой. Борьке выделили для еды новенькую алюминиевую миску и мы даже завидовали ему в этом. Потом эта миска долго ходила в нашем человеческом обиходе и всегда я находил с грустью следы возбужденных борькиных копытец, оставленные, когда накладывали ему каши и он нетерпеливо рвался к ней. Вероятно, Борька по-серьезному чувствовал себя членом нашего семейства, да и мы - дети, воспринимали его вполне "своим", просто немножко другим внешне и непонятным; и, каково было общее наше недоумение, когда его перевели в "стайку", в выделенный для него загон. В раскрытую дверь сарая, он, завидя нас из-за решетчатой дверцы, бывало, визжал радостно, но наше "человеческое" уже начинало обладать нами, и мы делали вид, что не замечаем его ...