- Волк, - коротко представился он.
- Аркадий Петрович. Присаживайтесь, пожалуйста.
Собеседник оказался невысок, немолод и близорук. От острого, отглаженного воротничка клетчатой рубашки Аркадия Петровича пахло стиральным порошком, а от него самого - детским мылом и казенными бумагами. А говорили, профессионал, один из лучших в своем деле…
- С чем вы ко мне? - интонации, впрочем, были заинтересованные.
- Ухо у меня. Стреляет в нем постоянно.
- С ухом вам к участковому терапевту. У меня несколько другой профиль.
- Я там уже был. Она меня к вам и отправила.
- Ну хорошо, - Аркадий Петрович покладисто согласился. - Расскажите подробнее: каков характер болей, частота, продолжительность.
- Часто болит. Стреляет то есть. Бегу - стреляет, лежу - тоже.
- На погоду реагируете?
- Я метеонезависим.
- Хорошо. А вот тут у вас что? - Доктор показал глазами на большой, криво зашитый шрам, идущий чуть ниже сонной артерии, поперек всей грудной клетки.
- Это меня Красная Шапка так. К делу не относится.
- Вот как, Шапка… Хотели съесть, а она..? - Аркадий Петрович понимающе кивнул.
- Вы что? Конечно, нет!
- Не самозащита, значит. Простите, что же в таком случае произошло?
- Неважно. Что у меня с ухом?
- До уха доберемся. Вы не знали, что она Красная Шапочка и поплатились?
- Все я знал! - он встал так резко, что хлипкое черное кресло на тонких металлических ножках отлетело в сторону. - Я ее берег.
- На потом хотели оставить? Тоже рабочий вариант, да, особенно в голодные зимы.
- Нет! Да. Вернее… Конечно, в самом начале я собирался. Даже мечтал, как я ее съем. Вино выбирал. Это была моя лучшая добыча. У меня зубы сводило от того, как она боялась. И лапы, руки то есть. Просто голову терял от ее беззащитности.
- Просила вас не есть ее?
- Умоляла. Обовьет мою шею руками и шепчет: пожалуйста, пожалуйста, мой милый, съешь меня! Съешь меня так, как умеешь только ты…
- А вы?
- Что я? За кого вы меня все держите?! Я цивилизованный. Хожу на службу с девяти до шести. У меня галстук. Езжу на велосипеде, мусор сортирую.
- Совсем не ели?
- Ел. Несколько раз. Но немного совсем. Боялся, что не смогу остановиться.
- А она?
- Она сумасшедшая. Любовалась укусами. Благодарила. Порхала, как птичка потом. Просила еще.
- А вы?
- А я не мог смотреть на себя в зеркало потом. Хотел повеситься на галстуке. Или в реку броситься. На велосипеде.
- Она была вам очень дорога, понимаю, - Аркадий Петрович смотрел сочувственно и серьезно. - А другие Шапочки? Вы с ними, простите, не сублимировали?
- Ничего не было! Хотя она каждый раз считала иначе. Но я любил только ее. Заботился, как мог. Не подпускал себя к ней. Спал в клетке.
- Хотите воды? - Аркадий Петрович поднялся из-за стола и наполнил из стеклянного графина стакан.
- Тут дело такое, - продолжил он, осторожно подбирая слова.- Вы Волк, она Красная Шапочка. Вы вписаны Сказочником в один сценарий, где проголодавшийся хищник встречает и съедает заблудившуюся в лесу девочку. Вы понимаете, о чем я? Звучит страшно, но герои идут своими путями, и все становится на свои места. Съешьте уже ее, и Колесо Сансары перестанет скрипеть.
- Некоторые вставляют молнию, вот сюда, - немного помолчав, Аркадий Петрович показал ему на область живота. - Удобный выход.
- А с ухом у меня что?
- Отоларинголог вам скажет. Шурочка, выпишите молодому человеку направление, пожалуйста.
2.
Волков бояться - в лес не ходить. Так меня учила бабушка.
Мама раздражалась:
- Не слушай ты ее россказни, это возрастные изменения.
Она уже тогда личностно росла, не употребляла оценочные высказывания, углеводы и возила к бабушке на машине не короткой или длинной дорогой, а просто через семь перекрестков и два моста.
Бабушка была очень строгой: заставляла есть суп и спать после обеда, зато все остальное время можно было бегать везде.
Конечно, однажды я потерялась. Мне было четыре. Я сидела в лесном малиннике с расцарапанными руками и лбом и, онемев от страха, слушала, как трещат под чьими-то ногами ветки: волку, несомненно, везло - на обед у него была переевшая ягод девочка. Но это оказался не волк, а бабушка с тетей Лидой.
- Отхлещи ее вицей, - сказала тетя Лида. - Чтобы понимала.
- Своих засранок хлещи, - ответила бабушка, потом закрыла мне обеими руками уши и сказала еще что-то, от чего лицо тети Лиды вытянулось, а глаза стали круглыми. Она плюнула бабушке под ноги и пошла домой без нас.
Мысли о волках не покидали меня. Они были такими привлекательными и настолько стыдными, что я представляла, как волк всегда ест какую-то другую девочку, а не меня: она плачет, раскаивается, обещает, что больше никогда не будет ходить короткой дорогой через лес, а волк слушает, хищно улыбается и повязывает себе на шею белую салфетку.
Я стала заходить в своих фантазиях так далеко, что волком у меня оказывалась наша Светлана Львовна из средней группы. Она снимала свой воспитательский халат, под которым было серое платье, ставила перед собой тех девочек, которые плохо ели полдник и говорила им, что сейчас будет их есть - каждую по очереди. Девочки плакали очень жалобно, но Светлана Львовна была неумолима. Меня не было среди них - я кислый кефир допивала до самого дна, на котором приторной горкой лежали два нерастаявших кусочка сахара.
Когда мне было семь, я снова потерялась, но уже не одна, а с Ленкой, тети Лидиной дочкой. Сначала она говорила, что знает, где тот черничник, потом, что уверена, в какую сторону идти домой. Мы все-таки добрались, но уже затемно и разошлись, каждая в свою калитку.
Бабушка молчала. Что говорит тетя Лида тоже не было слышно, хотя она была сразу за забором.
Потом Ленка завизжала, истошно и тонко, как поросенок.
Бабушка выломала длинный прут, взяла меня крепко за руку и сказала сухим и плоским голосом, который я у нее никогда не слышала: “пойдем”. Я онемела от страха, но в этот раз не раздавалось треска веток под ногами, только один Ленкин визг.
Бабушка сама открыла дверь, стучаться не было смысла - никто бы не услышал. Ленка стояла коленями прямо на земле, тетя Лида прижала ее за шею к скамейке, а другой рукой хлестала по голому телу тонкими остатками березового веника, которым они мели во дворе.
Бабушка ударила женщину сначала по плечу, там где кончался короткий рукав платья, потом ниже и несколько раз по кисти, так быстро, что я сначала не поняла, что происходит. Тетя Лида выпустила воющую Ленку и оторопело смотрела на бабушку, нелепо держа перед собой веник, как какую-то шпагу. Бабушка замахнулась снова, но бросила прут.
- Еще раз девку тронешь, я руки тебе переломаю, поняла?
Она не стала дожидаться ответа, взяла меня за плечи и повела к нам. Меня стошнило по дороге, потом еще раз дома, и поднялась температура.
- Потом поймешь, - сказала бабушка, - Или нет.
Утром я слышала, как мама кричала ей, что она сумасшедшая старуха и сломала мне психику. Она забрала меня, а я, вернувшись, первым делом спустила в унитаз все свои шапки красного цвета.
- Мой ребенок учится переживать гнев, - невозмутимо объясняла мама, бушующему подъезду, оставшемуся без воды, пока сантехник ковырялся в забившемся стояке.
Реальность попрала мою сказку. Слишком страшно, по-настоящему невыносимо визжала Ленка “волки, волки!”, чтобы хоть одна мысль о них продолжила волновать меня.
Но горбатого могила исправит - так говорила бабушка.
- Тут безглютеновые маффины, - давала мне инструкции мама (она улетала на очередную випасcану), - Тут омега-6 и омега-9. Отнеси это бабушке. Мы давно ее не навещали.
3.
- Петя, проснись! Петя!
- Мм…
- Петя, она снова звонит! Четвертый раз уже.
- Маш, я сплю.
- Петя.
- Я не могу.
- Петя, она сказала, что будет звонить, пока ты не ответишь.
- Придумай что-нибудь, я полночи работал.
- Ты в танки свои играл, я видела!
- Маша!
- Что, Петя?! Я ее боюсь. У меня от ее голоса мурашки по коже!
- Какие мурашки, Маша? Скажи, я перезвоню.
- Сам скажи!
- Алло.
- Петр?
- Эльвира Михайловна.
- Как хорошо, что я вас застала! Ваша очаровательная жена сказала, что вы будете только в следующем году.
- Маша?
- Петр. Владимир Сергеевич прочитал, что вы прислали. Он озадачен и в недоумении. Я озвучу вам его вопросы.
- Хорошо, но я работал по утвержденному плану - у меня все записано.
- Начнем с главного. Скажите, Петр, вы волконенавидец?
- Кто я?
- Куда вы его засунули? Что это за психоневрологический диспансер? Было указано: Волк помещен в спокойное, безопасное пространство, соответствующее его статусу. Натуральные тона, мягкое освещение, оригинальные, но ненавязчивые дизайнерские решения, возможно, с добавлением природных акцентов. Дорогая мебель: кожа, палисандр. Профессор - мировое светило, радушный бонвиван без излишней игривости. Умен, сдержан, ироничен, но корректен, открыт, крайне заинтересован в стоящей перед ним задаче - помочь Волку. Где все это?
- Понимаете, это все штампы…
- У вас Аркадий Петрович пахнет стиральным порошком. Считаете это удачной литературной находкой?
- Эльвира Михайловна.
- Петр, почему у вас интеллектуал Волк говорит короткими фразами, как гопник с лесоповала?
- На районе.
- Что?
- Гопники - на районе. На лесоповале - зеки. Заключенные, я хотел сказать.
- Так зек или гопник? И кстати, кто у вас Волк по национальности?
- Эм… По национальности он волк.
- Тогда почему ведет себя, как отмороженный скандинав, прыгая с велосипедом в реку?
- Это небольшой гротеск. Преувеличение, чтобы осветить глубину переживаний.
- Петр, а если я что-нибудь преувеличу в нашу следующую встречу, я могу рассчитывать, что ваши переживания будут достаточно глубоки?
- Простите, Эльвира Михайловна.
- Повтори, плохо слышно.
- Простите, Эльвира Михайловна.
- Красная Шапочка. Вы пишете - Шапка. Ваше пренебрежение, с чем связано? Может с тем, что она у вас мозгами так и застряла в средней группе детского сада? Шапка, шлюха - Владимир Сергеевич тоже не увидел особой разницы. Липкие кусочки сахара в кислом кефире - вот она вся ваша героиня.
- Я хотел описать ретроспективу, вынести наружу истоки, предпосылки…
- Подвижки.
- Что?
- Истоки, предпосылки, подвижки. Борец вы наш со штампами.
- Эльвира Михайловна, дуракам пол-работы не показывают. То есть, тут дурак я - нужно было отправить весь триптих целиком…
- Это еще и триптих?
- Конечно! Часть про Волка, часть про Шапочку и объединяющая все - про них двоих, их отношения, их любовь…
- Какую любовь, Петр?
- Которая была в основе всего, суть, краеугольный камень, понимаете о чем я?
- Петр. Владимир Сергеевич очень ждет от вас эту историю, сказку, если хотите. Я напомню вам: жила-была Красная Шапочка, однажды она пошла в лес, где встретила Волка. Волк должен был съесть ее, но не смог - он цивилизованный и осознанный хищник. Тут завязка конфликта. Волк добр и ответственен, он заботится о Шапочке. Шапочка же эгоистична и неблагодарна, ей все время кажется, что ей что-то недодали. Она не хочет видеть ничего, кроме собственных желаний и возлагает на Волка непомерный груз ожиданий и ответственности, которых он не в силах оправдать. Гнев Шапочки копится, и в один ужасный день происходит трагедия. Помните?
- Помню.
- Так вот, Петр, если Владимир Сергеевич по каким-то причинам не дождется своей сказки, я знаю, каким именно краеугольным камнем он метафорически и без всяких штампов забьет вас. Я сумела донести до вас мысль?
- Да, Эльвира Михайловна. Я все понял.
- Прекрасно. За халтурную работу вы в этом месяце без жалования, так сказать - на добровольных общественных началах. Всего доброго, Петр.
- До свидания, Эльвира Михайловна.
- Маш! Маааша! Помнишь ту серую шубку, которую ты мне показывала на прошлой неделе?
- Ой Петя! Петечка… Правда? Правда-правда?!
- Нет. Забудь теперь, Маша!