Мне на глаза попался рекламный проспект: «Выставка современного искусства». Мне стало неприятно. «Искусства современного кому?» - была мысль, которая первой пришла в голову. За жизнь моих родителей появилось и бесследно исчезло столько течений изобразительного искусства, что современниками они се6я чувствуют разве что Александру Маслякову или Фиделю Кастро. Я сунул проспект в карман и вспомнил про него только в беседе с преподавателем. «Как вам это нравится? - спросил я, - Проспект оформлен так, будто собирали его уж точно не наши современники. Неужели за последнюю треть века – то есть, к слову, за время моей жизни – появилось какое-то течение в искусстве, оставшееся нами незамеченным? Если так, то где ажиотаж? Почему столь редкое для нашего времени событие осталось незамеченным?» Это рассуждение о демократичном искусстве нового времени и о том, что историю развития искусства теперь каждый человек придумывает для себя сам.
Всего лишь плакат
Нет никакой надобности создавать атмосферу трагичности и гротеска, если хочешь поговорить с кем-либо об этом человеке. Атмосфера трагичности и гротеска преследует его неизменно и является его синонимом даже (или особенно) после его смерти.
Мы привыкли говорить о том, что любой, даже малоизвестный, художник-импрессионист обретал свой стиль только после того, как осваивал в совершенстве академическую технику. Время было такое: свободные нравы века двадцатого боролись с незыблемыми идеалами и жесткой дисциплиной века восемнадцатого. О том, что и была прекрасна короткая «эпоха» импрессионизма тем, что художники, разрушившие классическую школу, классической живописью владели в идеале. Это правда. Только на всем этом фоне Лотрека никак нельзя отнести к типичным представителям искусства своего времени.
История его известна. Убогий мальчик. Инвалид. Век девятнадцатый – не век толерантности. Милосердием называли казнь без пыток. Точнее гуманизм был привилегией класса сытого. Тяжело было мальчику-инвалиду, с его утонченной нервной системой и богатой фантазией.
Учителем Лотрека был художник-анималист. Портрет Рене Пьера Шарля Пренсто говорит нам больше о молодом Анри. Взгляните на него. Щеголь, повеса, «Хлестаков»! Может быть, таковым учитель и был, но одно, несомненно, мы видим в этом портрете – будто от стекла, что крепится поверх рисунка, отражается сам молодой Лотрек – художник смотрел на реальность через призму кабаре уже тогда.
Реальную жизнь Лотреку заменила жизнь нарисованная, возлюбленных – проститутки, которые не обращали внимания на тот факт, что Анри был больше похож на циркового карлика, нежели на обычного человека. Он рисовал их с такой нежностью, какая и не снилась Дега с его балеринами.
Только новатором Лотрека делает не отношение к женщине. Тема творчества его свойственна декадансу импрессионистов. Но, окинув взглядом историю в периоде от «минус бесконечности» и до наших дней, мы заметим, конечно, что Лотрек первым вывел низкий жанр плаката на уровень мейнстрима в искусстве. В его времена, это казалось оригинальным «одноразовым» подходом. Мнение это было ошибочно. Потому что он не оригинальничал.
Просмотрите все его работы, начиная с самого раннего периода: он начал так рисовать сразу! Стоит отметить, что и Дали, и Пикассо, и Кандинский рисовали афиши, занимались книжной графикой. Дали создал несколько плакатов. Так же как и Пикассо, он оформлял рекламу и вывески. Но занимались они этим скорее из озорства, предчувствуя уже наступающую эру утилитарного, прикладного искусства. Великие не могли не чувствовать веяния времени. Во многом они сами создавали моду на «искусство для масс» и вульгаризировали живопись самостоятельно и из собственной прихоти.
Для Лотрека плакат – это серьезный, основной жанр. Лотрек не опускает искусство до вульгарности, он лишь опускается до вульгарности сам. Люди в его основных произведениях обаятельны, но часто гораздо уродливее, чем он сам. Обратите внимание, что у таких привлекательных своей образностью проституток, танцовщиц и посетителей борделя практически нет глаз.
Странный импрессионизм
Контурный абрис-рисунок. Локальные цвета. Декоративные поля одежды украшены орнаментом. Понятия света и тени нет вовсе. Фон, дальний план и интерьер – схематичны либо отсутствуют так же, как и любой намек на время суток и на любые проявления внешних факторов вообще. Ничего не напоминает? Комикс? Нет. Это «Странный импрессионизм» Мари Кассат. Да и не импрессионизм он никакой. Лиричная, чувственная, тоненькая, как паутинка, абсолютно женская живопись, больше похожая на книжную графику.
Камерные произведения искусства, призванные донести до нас декоративную красоту окружающей нас бытовой, обыденной жизни. Больше того, грустную красоту жизни женщины. Женщины – не Анаис Нин. Женщины, которая воспитывает детей и следи за белизной передничков.
Мари Кассат (22.05.1844 – 14.06.1926) – американка. То есть при рождении Мэри. Однако художницей она стала в Париже. И импрессионисты – Дега первым среди прочих – заметили ее и приняли в свой круг как Мари.
Сытое детство в провинциальном американском городке. Личная драма. Борьба за право выбора профессии. Борьба с патриархальным миром искусства. Учеба в Европе. Снова борьба за место под солнцем среди таких людей, перед которыми трудно не преклоняться. Годы труда, самопожертвования и общения с корифеями новой школы живописи. Все ради того чтобы твои работы через пятьдесят лет даже не попали в стандартный альбом «Импрессионисты».
Мари Кассат в пору общения с «отверженными» действительно тяготела к технике импрессионизма. Не могли не оказывать на нее влияния величайшие художники своего времени. Дега, Ренуар. С такими людьми не спорят. Но запомнилась Кассат совсем не своими ранними работами. Начиная с 1886 года, Кассат уходит от техники импрессионизма и на протяжении всей оставшейся жизни идет своим путем, создавая свой лирический, легкий, запоминающийся стиль.
Говорить о том, что Кассат в начале XX века подготовила эстетическую основу для создания школы американского комикса, конечно, слишком смело. Это не так. Но и не почувствовать, что восприятие американцами визуальных образов заложено в самом образе их жизни, в их ментальности, тоже невозможно.
Мари Кассат показала миру, как свойственна американскому искусству стилизация, какой совершенно новый подход в изобразительном искусстве создаст американское общество потребления, какое направление развития будет иметь живопись американская (а после и мировая). Многие молодые американские художники подражали Мари Кассат.
Плагиатор
Кому сегодня придет в голову мысль спорить с тем фактом, что художник получает признание, с ударом молоточка о деревянный пятачок, и последующим комментарием: «Продано!». Ряд ведущих аукционов, имеющих прописку преимущественно в Штатах и Англии – паспортный стол для художника.
Если мыслить так, получается, что Рой Лихтенштейн (27.10.1923 – 29.09.1997) – один из величайших художников за всю историю человечества. Мы забежим вперед. Комикс как печатная продукция уже не в моде. Детям теперь больше нравятся компьютерные игры. Комиксы теперь нравятся крупным коллекционерам, людям которые могут выложить за полотно с Микки сотню тысяч долларов.
Рой Лихтенштейн копировал чужие комиксы и, увеличивая их в размерах, продавал. Рой Лихтенштейн – лидер поп-арт движения в живописи с 1961 года. Мы не очень любим менять свои убеждения, но тот факт, что Лихтенштейн сделал для поп-арта гораздо больше, чем Уорхол, неоспорим. Уорхол – медийная фигура, позер – не заметил главного символа столетия. Комикса! Не этикетки и не реклама взрастили человека XX века! Уорхол – ретро. Пойдите в кино: два из пяти фильмов – экранизация комиксов. Под них пишется музыка. Строятся города декораций. Голливуд полон актерами, сделавших себе карьеру, получивших признание после роли очередного супергероя. Сыграть в кино Человека-паука – это сегодня покруче, чем заслужить роль Джеймса Бонда. Если ты играешь в кино «Железного человека» – репутация плейбоя твоя раздавит мизинцем плоды всех стараний Led Zeppelin. Для этого тебе даже не придется принимать наркотики и устраивать оргии в бассейнах. Ты будешь играть в фильме, который разрешен к просмотру детям от 6 лет и старше благодаря лобби кинокомпаний и прокатчиков.
Рой Лихтенштейн увидел (или почувствовал, или угадал), что является истинной иконой поп-арта за пятьдесят лет до начавшегося бума экранизаций комиксов и второй волны повальной супергерой-мании. Не банка супа, не Мерилин, которую уже не узнают на черно-белых фото подростки, не бутылка Кока-Колы, которую модная молодежь заменила модными соками и прочей «менее вредной» продукцией. Комикс!
Необычность Лихтенштейна заключается именно в его детской способности говорить банальности так, что этим умиляется весь мир. Лихтенштейн, как некогда это сделали импрессионисты, снова показал нам, как долго мы можем ходить мимо «мешка с золотом», не видя истинной сути давно знакомых вещей.
Что же у них общее?
Тяжело придумать три настолько непохожих художника друг на друга. Объединяют их не очень смелые попытки не быть в толпе сильнейших, имея собственный взгляд. Это смело и честно. Но… Вырисовываются ли общие черты в их искусстве? Да. Есть одна черта, заметная не сразу: в центре искусства – всегда (и только) Человек. Это редкий случай: все трое пренебрегали в своих работах всем, кроме изображения человека, но при этом не создавали «психологических» портретов. Объединяет этих троих абсолютно новая, навязчивая немодная тема. «Человек в простой ситуации». Тема, которая затмила в массовой культуре второй половины XX века – кино, музыке, литературе и телевидении – любую другую мысль на долгие годы вперед. «Выиграло ли от этого искусство?» – большой вопрос.
Эстетика комикса – эстетика наброска. Оптимистичный нуар на похоронах изобразительного искусства
Для человека равнодушного к экспрессионизму, вероятно, полотна Ротко выглядят неотличимо от палитры Ротко. Для человека, равнодушного к рок-музыке, Metallica – возмутительная какофония. Булгаков, известно, относился со снисходительным призрением и иронией к Мейерхольду, а враги Генри Миллера до сих пор шипят по поводу запрета на публикации «Тропика рака» или «Сексуса». Независимо от того, нравится Вам это или нет, за почти столетнюю историю коммерческого комикса в этом жанре было создано несколько бесспорных шедевров. Было и несколько гениальных художников. Стэн Ли, Стив Дитко, Джек Кирби и, конечно, Фрэнк Миллер. Это имена людей, кадр за кадром создавших фантастические вселенные для детей (и взрослых) во всем мире.
«Эстетика комикса» – до Роя Лихтенштейна, после него и независимо от него – понятие имеющее право на жизнь. И если, создаваемые с начала 30-х до середины 50-х годов XX века первые серии «Золотого века комиксов» по технике и стилю были больше похожи на журнальные карикатуры или иллюстрации, то комиксы «Века серебряного» уже обрели собственную узнаваемую, безупречную с точки зрения графического дизайна форму.
Стиль комиксов «Века серебряного», продлившегося без малого пятнадцать лет – нечто напоминающее гельветику в печатном деле. Это безупречный графический язык, моментально воспринимаемый людьми по всему миру. Не удивительно, что жанр комикса так полюбился детям. Детям нравится то, что сделано идеально и просто. Дети не позируют и не разыгрывают из себя высокоинтеллектуальных снобов.
Не признать влияние комикса на культуру XX века – значит считать, что XX век не наступил. Комиксы научили добру и злу все западное общество, начиная с президента Обамы, заканчивая певцом Боно. Какие последствия имело это образование для нас – трудно судить. Однако, если вы думаете, что «Завтрак на траве» спас человечество от мировой войны или сделал честнее хоть одного ребенка, то вы сильно заблуждаетесь.
Американское общество, со времен дикого запада несильно изменившее свои нравственные устои, в период после Великой депрессии и второй мировой войны нуждалось во встряске. Американская мечта оказалась «мечтой». Американские дети, запуганные ядерной угрозой со стороны Советов, не верили в летающие шары Жуля Верна, каким бы великим писателем Жуль Верн ни был. Американским детям нужен был не Карлсон. Им нужен был Железный человек, который внушит им чувство безопасности и спокойствия. И для этой цели нужны были им не развлекательные картинки, а серьезная пропаганда в рисунках. Поэтому «Серебреный век комикса» в Америке – век реализма. Вы не увидите в работах этого периода детских иллюстраций. Эстетика американского комикса – эстетика четкого лаконичного наброска.
Что же случилось с «современным искусством»?
Как же вышло, что художник, всего лишь копирующий чужие комиксы, обративший внимание на феномен комикса в Америке, стал одним из трех наиболее «дорогих» живых художников за всю историю человечества? Почему спустя такой короткий промежуток времени после того, как супрематисты объявили о смерти живописи вообще, в середине индустриального XX века редкие книжки, полные историями о супергероях, продавались коллекционерами, как эстампы Гойя.
Этот разговор мог бы стать темой большой работы. Вероятно, элитарное искусство, подготовленное импрессионистами к вульгаризации визуально (чего стоит один только Ван Гог), не выдержало требований, предъявленных новым веком к содержанию. Демократизация искусства стоила искусству изящества. В мире искусства поселились стройные блондинки с «каре», молодые и крепкие парни в костюмах, спартанцы, с лицами голливудских звезд и печальные слепцы, гуляющие по крышам города.
Если бы Стэн Ли любил говорить об искусстве, он, вероятно, пошутил бы над популярностью Роя Лихтенштейна и тем, как когда-то артисты высокого жанра собственными руками разрушали свою классическую живопись, думая, что двигают ее вперед. Потому что живопись не способна двигаться вперед, двигаться вперед способны лишь объекты живописи.
Текст: Дмитрий Зуев