Интервью финалистки Букера о времени и о себе. Одесса и одесситы. Эмигранты и художники. Привидения и мистика без тайн. Букер и Нобель. Чистая правда о критике экономкласса, Щукинске и его обитателях.
Материа опубликован на портале "Частный корреспондент".
В Одессе Елена Некрасова больше известна как художник-постмодернист. Ряд выставок середины 80-х годов буквально взорвали художественную жизнь Одессы после «снов реализма» эпохи так называемого застоя.
Безусловно, андеграунд существовал и в более ранние времена — группа «Перцы», Светлана Мартынчик (ныне — известный писатель Макс Фрай) и Игорь Степин, Леонид Войцехов и другие выдающиеся одесситы…
Но такое случилось впервые — «дикие» картины повесили прямо в Одесском художественном музее, цитадели конформизма. Перед открытием выставку всё же опечатали, директриса музея не решилась взять на себя ответственность и вызвала работников КГБ.
Они осмотрели экспозицию и вынесли вердикт — глупость, но можно оставить, пусть люди поспорят. И спорили яростно — клеймили, восхищались, даже прочили художникам гореть в аду…
Те времена уже история. Елена Некрасова больше 10 лет живет в Москве и картин давно не пишет. Зато пишет прозу, и, похоже, весьма успешно — в 2008 году ее роман «Щукинск и города» стал финалистом премии «Русский Букер».
Но ее творческая биография не была столь прямолинейной. Окончив Высшие режиссерские курсы, она создала театральный проект «Старуха» по Хармсу, который больше года шел на театральных площадках столицы.
Затем — авторское документальное кино, видеоарт, работа режиссером в программе «Ночная смена» на ОРТ, наконец, запуск на «Мосфильме» полнометражной картины «Атала» по собственному сценарию и… неожиданный «уход от мира». Не в монастырь, в литературу.
— Елена, не жалеете о том, что распрощались с кино?
— Не жалею. Вообще-то я редко даю интервью (не потому, что создаю загадочный имидж, а просто не берут). Но почему-то всегда вопрос об уходе из кино бывает первым в списке. Наверное, это странно? Да, «фабрика грез» будоражит амбиции, воображение, потом заглатывает целиком. Скажу проще — это не мой формат.
— Тем не менее ваш последний роман «Автор сценария» посвящен именно «фабрике грез», «Мосфильму». Значит, таки ностальгия?
— На самом деле «Автор сценария» написан раньше, чем «Щукинск и города», хотя по хронологии издания он последний, это так. А сценарии «Мосфильм» и «Коса», которые пишет героиня Рита, и вовсе старички (написаны в 2004 и 2005 годах).
Позже возникла мысль соединить их в одном романе, были придуманы связующие главы. Некоторые фрагменты дописывала этим летом на Кинбурнской косе, в том самом доме, где отдыхала героиня.
Хотелось показать взаимовлияние жизни и письма. Как сценарист фильтрует события — что ему важно, что хочется зафиксировать на память. Простой язык, заметки, красивости откладываются на потом.
Героиня живет, думает, пишет в реальном времени. Это попытка проанализировать творческую лабораторию тех лет. Текст не автобиографичный, но я передала героине часть своего жизненного опыта, это точно. Плюс опыт коллективного искусства — это и есть кино. Концерн-улей, столкновение характеров, взаимозависимость, балансирование между «я так хочу» и «это невозможно по причине…».
Причин всегда достаточно. Но «Автор сценария» — это не литература про кино, скорее литература о литературе.
— В этом романе много мистики?
— Нет. Чуть-чуть разговоры о мистике. Героиня скептически относится к подобным вещам. Общение с жителями Кинбурнской косы вдохновляет ее на сценарий с элементами мистики, но это же шутка, формальный ход.
Нет, это очень реалистичный роман. Даже присутствуют реальные люди под своими именами — жители Кинбурнской косы, мэр Одессы, московские актеры и режиссеры.
— На Украине пока не продаются ваши книги. Эта ситуация изменится?
— Книги мои выпущены тиражом 2 тыс. экземпляров, они и в России почти нигде не продаются. Разве что в нескольких магазинах Москвы и Санкт-Петербурга, центральных. Со временем ситуация изменится, надеюсь. Хотя кризис, кризис…
— Выходит, от реализма вы двигаетесь в сторону мистицизма. Ведь «Щукинск и города» очень мистичен.
— Любая мистика — это традиция, совокупность взглядов на устройство потустороннего мира, система координат, обладающая внутренней логикой. В романе этого нет.
— А привидение? Привидение мамы трудно забыть. Оно сначала такое милое, а потом становится врединой.
— Привидение мамы привлекает больше внимания, чем хотелось бы. Видимо, так устроен человек, это как с «фабрикой грез». В книге же это только намек — что наработали при жизни, с тем и уходим. Никакого просветления и качественно нового осознания не будет, даже если соблюдать положенные религией обряды. «Что там за ветхой занавеской тьмы» — никто с уверенностью не скажет, включая мистиков всех религий.
— К религии, я понял, вы относитесь не очень-то позитивно.
— Казалось бы, религии должны делать нас терпимее и добрее. Но часто результат прямо противоположный. Нетерпимость к инакомыслящим, фанатизм, войны. Создав кумира, человек уже не прислушивается к собственной душе. Можно назвать совестью, как угодно.
Что для меня важно в романе? Индивидуальный духовный путь человека. Преодоление стадности, ложных авторитетов. И чем раньше, тем лучше. Тому, кто совершал в жизни компромиссы с совестью, выкарабкиваться тяжело.
Это касается сорокалетнего Жени, хотя он пытается. У Тани шансов больше, она и есть образ чистой души (не в смысле добренькая или лишенная противоречий). Таня отторгает всё, что ей не по сердцу, на мой взгляд — единственно правильный путь.
— В романе есть много отсылок к художественной жизни Одессы 80-х и сегодняшнего дня. Неужели в городе этом теперь всё так вяло и неинтересно?
— Это художественная Одессы глазами героя. Он не вращался в среде, просто скупал картины перед эмиграцией в Америку, в то время так поступали многие.
Вернувшись в Одессу 20 лет спустя, Женя встречается лишь со старой гвардией, в круг молодых доступа у него нет. Точно так же и в Нью-Йорке, где ему рады? Только в эмигрантской среде, это без вариантов.
Такова жизнь — круг общения задается энергией и потребностями души. Изменить положение дел очень трудно, особенно взрослому человеку. А с местными художниками общаюсь, и очень ценю многих современных — Кожухаря, Ятло, Дульфана, Рахманина, Лыкова, Ройтбурда, можно еще долго перечислять…
— А масоны? Вы что-то и правда о них знаете или это художественный вымысел?
— Меня заинтересовала эта тема, и я изучала ее, как профан, разумеется. Много информации находится в открытом доступе. На сайтах масонских лож, в различных книгах и руководствах.
Что касается исторических фактов и нынешней расстановки сил, я надеюсь, неточности и грубые ошибки отсутствуют. Это привычка документалиста — по много раз перепроверять информацию. Кроме прочего, я переписывалась с бывшей москвичкой, живущей в Арканзасе. Ее муж фермер и масон. Лена прочла текст и подтвердила — они действительно такие, очень похоже.
— А что пишет литературная критика? «Щукинск и города» засветился в такой престижной премии, как «Русский Букер». Вы удовлетворены критическим анализом своей прозы?
— Пишут разное, но прочли явно немногие (я критиков имею в виду). В статьях путают имена и фамилии и сюжет изменяют по вкусу. И эти ошибки переходят из статьи в статью, рецензенты списывают один у другого, даже не открыв книгу. Люди загружены бытом, а тут еще какой-то Щукинск…
Это меня не удивляет — как и в любой сфере, есть Критика и критика экономкласса. На самом деле я очень рада, что кому-то из членов жюри понравился роман и его включили в список финалистов. Он стал немного ближе к читателю, получил огласку, за это спасибо Букеру. И тем литературоведам, рецензии которых открыли для меня новые грани и подводные камни текста.
— Автор не всегда до конца понимает собственное произведение. А почему «подводные камни», они существуют?
— Я поняла, что, когда не даешь явных оценок героям или событиям, читатель (даже весьма продвинутый) сам нагружает их некоей «концепцией». Например, привидение мамы не находит ответа на вопрос, почему ее не забирают. Может быть, из-за того, что некрещеная? Сразу делается вывод — ага, Некрасова пишет про то, что некрещеных не забирают на тот свет. И я становлюсь чуть не адептом РПЦ. Впору издаваться под грифом «христианская жизнь». А у меня, как вы уже поняли, другая позиция. Значит, не смогла донести.
— Читатель понимает роман, исходя из своего жизненного опыта, а он у каждого индивидуален. Хотя лично мне кажется, что автор должен давать оценку героям, иначе как разобраться читателю?
— Она есть, но неявная. Герои (как и мы все) живут как могут, думают, ошибаются, ищут смысл бытия. Читатель воспринимает их в силу своего жизненного опыта, темперамента, даже настроения. Для разных людей одни и те же недостатки выглядят отвратительными либо милыми либо вообще считаются достоинствами. Главное, чтобы герои были живыми, их мысли и чувства не вызывали отторжения — мол, пластмасса какая-то, в жизни так не бывает.
— Елена, а что дальше?
— Ну…хотелось бы «Щукинск и города» теперь номинировать на Нобеля, раз Букер прошел стороной. По всем параметрам роман подходит. Он писан не для конъюнктуры, наполнен живым трепетом душ, в нем бьется боль... в нем мама бродит. Альфред чего-то такого и хотел, мне кажется.
— Это шутка?
— Что вы, чистая правда.
Беседовал Михаил Герин, "Частный корреспондент".