Организаторы «Марша материнского гнева» рассказали, почему выйдут протестовать 10 февраля
«Материнский гнев — он не требует согласований. Он уже есть. Это эмоция.» 10 февраля в нескольких городах России пройдет «Марш материнского гнева». Мамы-активистки и мамы-политики уверены: «ситуация с Настей Шевченко — это уже за гранью добра и зла», и единственный вариант избежать повторения аналогичной ситуации в будущем — не молчать сегодня. В рамках подкаста побеседовали с организаторами акций в Москве, Екатеринбурге и Ярославле. Узнали, как проходило согласование мероприятий и почему женщины намерены выйти на улицы даже без официального разрешения властей.
Слушать подкаст полностью на SALT.ZONE и в iTunes.
___________________________________________________________________________________
Юлия Галямина — организатор акции «Марш материнского гнева» в Москве, политик:
10 февраля мы с друзьями и коллегами собираемся выйти на Новопушкинский сквер и пойти по бульварам [Москвы]. Это будет прогулка под названием «Марш материнского гнева». Она связана с тем, что сейчас преследуют многих женщин за их политическую активность. И это связано также с их детьми. Как это случилось с Анастасией Шевченко из Ростова-на-Дону, когда ее арестовали и держали под домашним арестом, и умерла ее дочь в реанимации. Лия Милушкина в Псковской области также содержится под домашним арестом, хотя у нее дети. Таких ситуаций возникает очень много в России. Власти уже не стесняются брать в заложники детей и матерей просто за то, что они хотят лучшего будущего для своей страны. Поэтому мы хотим сказать «нет». Пока не скажешь «стоп», это будет продолжаться, усугубляться дальше и дальше. Но нам не согласовали публичную акцию. Поэтому мы не призываем никого выходить, но мы сами выйдем и считаем, что это очень важно — выйти.
Просто женщин с детьми это очень возмутило. Те, кто занимается политической активностью, по-настоящему испугались за себя и за своих детей. Всех очень разгневала эта ситуация. Потому что женщина гораздо более уязвима в этом смысле.
Смотрите, что сделала Анастасия Шевченко? Ничего не сделала. Она просто вместе с организацией «Открытая Россия», которая даже не признана запрещенной — запретили лондонскую организацию с таким же названием — просто провела круглые столы и дискуссии, написала об этом и так далее. То есть она фактически просто выражала свою гражданскую политическую позицию. Ее задержали и под домашний арест — в итоге она не смогла ходить к своему больному ребенку, чтобы вовремя ему принести лекарства и правильное питание. У ребенка обострилось заболевание и все трагически закончилось. У каждой из нас разные обстоятельства: кто-то мать-одиночка, кому-то не с кем оставить ребенка. Если тебя арестуют, что ты будешь делать? Получается — молчите, не говорите ничего, раз вы женщины. Так ведь тоже нельзя. Нужно иметь возможность выражать свою гражданскую позицию. В конечном счете эти женщины страдают не только ради себя лично, а ради общества в целом. Общество должно тоже что-то сделать.
Я не думаю, что один марш может что-то изменить. Но в судьбе Анастасии и Лии он может изменить, если это будет поддержано людьми по всей России. Мы действуем по 31-й статье конституции. Мы власти заранее уведомили, а дальше мы делаем то, что считаем правильным. Потому что материнский гнев — он не требует согласований. Он уже есть. Это эмоция.
Ирина Скачкова — заместитель председателя отделения партии «Яблоко» в Свердловской области:
Мы выходим 10 февраля в Екатеринбурге. Мероприятие у нас будет проходить в форме пикета. Пикет согласован, но не сразу — место нам перенесли, как это принято у нас. Но тем не менее это ближайший район к центру города — спортивный комплекс КРК «Уралец». Начало в час дня.
Есть такие, кто не сможет прийти. Поэтому как и летом — мы призываем активных граждан ходить целый день по улице с игрушкой. Игрушка символизирует ребенка. Игрушка в руках активиста символизирует протест против того, что система борется с самыми незащищенными. Игрушка или сердце. А сердце у нас будет символизировать поддержку Анастасии Шевченко.
Мы ждем все-таки, что дело прикроют. Но мы понимаем, в какой стране мы живем. Может быть не сразу. Ждать результата от одного мероприятия, наверное, не совсем правильно. Требуется комплекс действий, постоянное напоминание, присутствие с нашими требованиями в прессе и в публичном поле. Очень надеемся, что это дело не примет какой-то фатальный оборот. В принципе, в Екатеринбурге у нас относительно положительный опыт. Как, например, с Екатериной Вологжениновой. Которая, насколько нам известно, практически первая в России шла за перепосты в соцсетях. Ей не дали наказание, связанное с лишением свободы — она получила определенное количество часов обязательных работ. Мы считаем, это потому, что нам удалось привлечь к этому делу огромное внимание. Можно вспомнить дело Руслана Соколовского. Он тоже получил условный срок и тоже, мы считаем, потому, что было привлечено внимание общественности.
К огромному сожалению, у нас ситуация в стране разворачивается таким образом, что политические дела становятся рутиной. Если по-началу это был всплеск, это был протест, сейчас люди уже немножко устают от этого. Это недопустимо. Надо бороться. Надо бороться до последнего. Потому что мы видим, что власть наступает и не сдается. Мы тоже не должны сдаваться. Мы должны противостоять. Мы же все понимаем, что мы все ходим на некой границе. И дела, которые сегодня административные, завтра могут стать уголовными. Как показывает практика, власти даже формальных поводов не надо, чтобы состряпать дело против активиста.
Елена Лекиашвили — активистка, руководитель штаба Навального в Ярославле:
Ситуация с Настей Шевченко — это уже за гранью добра и зла. Так нельзя. Нужно говорить, что так нельзя, и что мы не можем с этим смириться. Мы должны показать, что есть много неравнодушных, которые не могут допустить, чтобы вот так в нашей стране развивалась ситуация.
Конечно, каждый человек думает — со мной такого никогда не произойдет. Но мы ведь еще месяц назад не могли предположить, что за участие в организации, за пост в Facebook или за участие в семинаре можно попасть в такую ситуацию, как это произошло в Ростове-на-Дону. Не хочется на себя это проецировать. Но это вызывает ужас.
Я в Ярославле живу, и у нас тут все более-менее спокойно. У нас в несанкционированных акциях фактически никогда никого не задерживают. У меня, наверное, меньше поводов для беспокойства, чем на юге России, но тут ведь как пойдет. Товарищ майор — он добрый, пока приказ не получил. А как приказ получил, то уж все, извините.
Я постараюсь участникам объяснить, что поскольку мы в сроки никак не укладываемся, мы акцию не заявляли никак и власти не уведомляли. Буду делать акцент на том, что принимайте решение сами. Выходит каждый, как он чувствует. Я организую. Если вы согласны с такой позицией, согласны выйти — тогда выходите. Никаких призывов.
Алина [дочь Анастасии Шевченко] ведь не подгадывала, когда умирать, чтобы мы заявку подали на ближайшую удобную дату. Как бы это жестоко и цинично не звучало. В наших условиях, даже в Ярославле, подавать уведомления на какие-то центральные площади — дело абсолютно бессмысленное. Очень далеко посылают. Туда, где никто не ходит, никто не видит, и [дают] неудобное время. С другой стороны — никто никогда никого не задерживает. На штраф я согласна. Переносить акцию куда-то далеко я не планирую. Тут получилось так, что ближайшая удобная дата не укладывается в сроки согласования в соответствии с законом. И потом, у меня уже настолько не осталось уважения к решениям нашей местной администрации, что уже подумываю — может, совсем перестать туда ходить с уведомлениями. Провела и провела, заплатила штраф и все, до свидания.
Это будет, скорее, не марш и не шествие, это будет прогулка. Мы идем мирно и хорошо коротеньким маршрутом по бульварам в центре города. Не перекрываем движение, не мешаем прохожим. Один раз на зеленый свет переходим дорогу. Доходим до памятника Петру и Февронии. После Кемеровской трагедии он стал народным мемориалом. Там идти — километр. Дойдем и разойдемся. Кричать ничего не будем, скандировать «Путин вор» не будем.
Резонанс и огласка — наше все. Только когда поднимается волна общественного возмущения, можно кого-то выцепить из этих лап. В тишине это все не видно и не слышно. Происходит беспредел. Будем добиваться максимальной огласки и резонанса.