Глава 47. О том, как Маяковский "побывал" на месте "царской могилы".
В предыдущей главе мы закончили рассказ об эксгумации Императора Александра III и Великого Князя Георгия Александровича. Новая глава расскажет еще об одной интересной истории.
Со времен первых интервью с А.Н. Авдониным, нет-нет да и всплывает время от времени в печати, едва ли не в качестве доказательства подлинности захоронения останков Семьи последнего русского Императора с Семьей в Поросенковом Логу, история о пребывании с 26 по 30 января 1928 года г. Свердловске В.В. Маяковского и его посещении «царской могилы», ставшим впоследствии поводом к написанию стихотворения «Император», впервые опубликованном в четвертом апрельском номере журнала «Красная Новь» за 1928 год.
Этот приезд «певца революции» в окрестности Свердловска почему-то приобрел в глазах адептов Поросенкова Лога статус не меньшего доказательства «подлинности» захоронения, чем небезызвестная фотокарточка 1924 года, изображавшая группу большевиков, запечатленную на фоне лежащего перед ними на земле Маузера, снятая якобы «на том самом мостике из шпал».
Строго говоря, этот снимок (большинство участников съемки не имело никакого отношения к событиям лета 1918 г. в Екатеринбурге) запечатлел группу руководящих работников советского Урала летом 1924 года, в память о своем боевом революционном прошлом, положивших на передний план (как было принято на подобных снимках той поры) пистолет единственного в группе действующего сотрудника силовых структур Ермакова (в форме во 2-м ряду крайний справа). Сегодня мы можем лишь предполагать, что стало поводом для съемки «группы товарищей», но возводить эту фотокарточку в ранг доказательств, по меньшей мере, странно. Впрочем, не менее странным кажется, и попытка воспринимать в качестве документальных свидетельств поэтическое видение Маяковского, нашедшее свое отражение в известном стихотворении.
ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ «ИМПЕРАТОР»
Помню —
то ли пасха,
то ли —
рождество:
вымыто
и насухо
расчищено торжество.
По Тверской
шпалерами
стоят рядовые,
перед рядовыми —
пристава.
Приставов
глазами
едят городовые:
— Ваше благородие,
арестовать? —
Крутит
полицмейстер
за уши ус.
Пристав козыряет:
— Слушаюсь! —
И вижу —
катится ландо,
и в этой вот ланде
сидит
военный молодой
в холеной бороде.
Перед ним,
как чурки,
четыре дочурки.
И на спинах булыжных,
как на наших горбах,
свита
за ним
в орлах и в гербах.
И раззвонившие колокола
расплылись
в дамском писке:
Уррра!
царь-государь Николай,
император
и самодержец всероссийский!
Снег заносит
косые кровельки,
серебрит
телеграфную сеть,
он схватился
за холод проволоки
и остался
на ней
висеть.
На всю Сибирь,
на весь Урал
метельная мура.
За Исетью,
где шахты и кручи,
за Исетью,
где ветер свистел,
приумолк
исполкомовский кучер
и встал
на девятой версте.
Вселенную
снегом заволокло.
Ни зги не видать —
как на зло.
И только
следы
от брюха волков
по следу
диких козлов.
Шесть пудов
(для веса ровного!),
будто правит
кедров полком он,
снег хрустит
под Парамоновым,
председателем
исполкома.
Распахнулся весь,
роют
снег
пимы.
— Будто было здесь?!
Нет, не здесь.
Мимо! —
Здесь кедр
топором перетроган,
зарубки
под корень коры,
у корня,
под кедром,
дорога,
а в ней —
император зарыт.
Лишь тучи
флагами плавают,
да в тучах
птичье вранье,
крикливое и одноглавое,
ругается воронье.
Прельщают
многих
короны лучи.
Пожалте,
дворяне и шляхта,
корону
можно
у нас получить,
но только
вместе с шахтой.
Чтобы не пропустить следующий выпуск, подписывайтесь на этот канал. А чтобы помочь распространению этой информации, ставьте лайки, делитесь страницей и пишите комментарии.