Вот уже 13 лет Тарусская больница работает не так, как все остальные провинциальные госпитали в России. Оборудование для нее покупает благотворительный фонд, врачи в ней лечат по западным стандартам, а работает в ней и возглавляет фонд доктор и писатель Максим Осипов. Корреспондент Coda прошел у него небольшое обследование и выяснил, что масштабировать и повторить этот опыт вряд ли получится.
Тарусская больница внешне ничем не отличается от тысяч других провинциальных медицинских учреждений. Три этажа, двускатная крыша, неприметный вход с пандусом. Тринадцать лет назад она ничем не отличалась и внутри. Типичный упадок и нехватка самого необходимого. Все изменилось, когда сюда пришел работать Максим Осипов, кардиолог из Москвы. Он организовал «Общество помощи Тарусской больнице» и стал привлекать меценатов к проблемам местного здравоохранения. Благодаря поддержке жертвователей больницу отремонтировали, и в ней появилось современное кардиологическое отделение, которого раньше просто не было.
Мы встретились с Максимом Осиповым около больницы, поднялись на третий этаж и через балкон зашли в небольшое помещение, с табличкой «Библиотека» на пластиковой двери. По сути это было продолжение балкона, отделанное под комнату отдыха. Столик, два кресла из Икеи, кофемашина и стеллаж с медицинскими книгами на разных языках. Под потолком висел инфракрасный обогреватель, но в помещении все равно было довольно свежо.
— Реформы здравоохранения последних лет в России влияют на непосредственную работу в поле?
— Мы стараемся, чтобы поменьше влияли, но, к сожалению, влияют. Здравоохранение идет совсем не тем путем, каким следовало бы. Но здесь мы можем делать то, что считаем нужным. Относительно, конечно.
— Потому что до Бога высоко, до царя далеко?
— Потому что у власти находятся временщики, которые, хотя и пришли надолго, но от всех действий ждут немедленной отдачи.
Никто не хочет вкладывать усилия в медицинское образование, без которого совершенно невозможно что-то изменить.
И пытаются какими-то законами и должностными инструкциями улучшить ситуацию. Но это не тот путь, по которому должно идти здравоохранение.
— Например, во многих больницах сокращают медсестер.
— Это огромная проблема. Все медсестры, которые здесь были тринадцать лет назад, постарели на тринадцать лет. А новых не пришло. Вообще, я тут на полставки работаю. Но у нас есть доктор Охотин, заведующий отделением, мой сын Василий тоже здесь работает терапевтом. Он бы не стал таким хорошим врачом, если бы остался в Москве.
— Это история, описанная еще Булгаковым? Когда врачу надо уехать туда, где можно надеяться только на себя, и тогда он станет настоящим специалистом.
— Отчасти это так. В медицине изначально заложены некоторые противоречия. Например, врач должен действовать в интересах больного. Вот вы киваете, вам это кажется очевидным. На самом деле в коммерческих структурах врача принуждают действовать в интересах работодателя. А в государственных врач должен действовать согласно замысла начальства и в интересах системы здравоохранения. Поэтому выписываются фальшивые диагнозы, делаются лишние операции. Наоборот, не делаются вещи рискованные, но необходимые для пациента. На Западе это тоже есть, но поскольку там эта проблема существует десятилетиями, то как-то учатся люди. Есть профессиональные сообщества, которые помогают. У нас этого нет. В России вообще вся общественная жизнь уничтожена. Из общественных институтов у нас остался только Facebook.
— И тот не наш.
— Да, но если с тобой случается что-то плохое, пиши на Facebook. Пропал человек? Нужно снять квартиру? Пиши на Facebook.
Вообще, я не могу никому советовать поступать, как мы.
Мы ведем довольно маргинальный образ жизни. Это не значит, что он какой-то неверный. Просто он особенный. У нас есть «Общество помощи Тарусской больнице», без этого ничего бы не получилось. То оборудование, которое у нас стоит, все приобретено благотворителями. В какие-то моменты не бывает лекарств, они тоже закупаются нами. Здесь же все страшно сложно, нужны тендеры, все делается заранее. Если нужно срочно сделать иммуногистохимиюпациенту с лимфомой, который сам не может за себя заплатить, то мы отвозим препарат в Москву, платим какие-то деньги. Никакого механизма сделать это официальным путем не существует. Есть малоимущие пациенты, которым нужны анализы, которые мы тут сделать не в состоянии. Надо отвезти в платную лабораторию. Это не очень большие деньги, несопоставимые с тем, что собирает Чулпан Хаматова, но мы это можем сделать. В Москве много мест, где делают кардиохирургические операции, но послать больного, чтобы разобрались, что с ним, отчего у него одышка, довольно сложно. А вообще мы стараемся все делать своими руками. Это касается не только кардиологии.
В 2008 году, когда готовилось к открытию новое кардиологическое отделение, полностью созданное на средства благотворителей, случился конфликт с администрацией Тарусского района. Глава района Юрий Нахров уволил главврача Ирину Олейникову, а против сотрудников больницы собирались завести уголовное дело о мошенничестве в особо крупных размерах в составе организованной преступной группы.
Осипов и Олейникова не ходили на поклон в администрацию, чем очень раздражали местную власть. Восстановление больницы шло без участия казны и государственных тендеров. Все оборудование и материалы приобретались непосредственно благотворителями и передавались «Обществу помощи Тарусской больнице». Этот конфликт активно освещался в прессе и блогосфере. Одни говорили, что Осипов все делает правильно, другие же утверждали, что он просто пилит спонсорские деньги. Когда скандал дошел до областной администрации, губернатор Калужской области Анатолий Артамонов встал на сторону персонала больницы. Он надавил на Юрия Нахрова, чтобы тот ушел в отставку, а Ирину Олейникову восстановили в должности главврача.
— Какие у вас отношения с областным здравоохранением?
— Вполне нейтральные. Когда надо, мы отвозим пациентов в Калугу. Та история была своего рода инициацией. Так всегда, когда человек попадает в какую-то новую среду. Но все понимают, что надо жить вместе.
— В российской медицине все бесплатно, но всегда присутствует конверт с благодарностью. Как у вас с этим?
— У нас в коридоре висит объявление, что мы с радостью принимаем пожертвования в фонд. Если люди в состоянии, то они жертвуют. Многие вещи здесь куплены нашими пациентами.
— Благодарность, наверное, еще и в том, что вам не мешают жить?
— Да, за эти годы мы стали частью пейзажа. К нам привыкли. Требовалось время, и это время прошло.
Когда человек заявляет, что он пришел делать добрые дела, то это всегда вызывает подозрения.
И я это могу понять. Вообще, медицина — вещь сложная. Понять, чем один врач отличается от другого, очень трудно. Не то чтобы я хотел вставать на сторону наших тогдашних гонителей и понимать их, но эта история уже в довольно далеком прошлом.
— Вот тогда пошумели, потом все улеглось, и настало время тянуть лямку, бежать на стайерской дистанции. У вас есть какая-то цель?
— Мы врачи, мы здесь живем. У нас тут дома, и нам здесь хорошо живется на самом деле. Мы совершенно не подвижники какие-то. Я себя не воспринимаю никаким благодетелем рода человеческого. Это вообще ложная позиция. Мы просто создали себе условия для работы, которые нас устраивают.
Да и какая в медицине может быть цель? Тут важна процедура.
— Вообще сама ситуация небанальная, когда человек из Москвы с вашим опытом совершает дауншифтинг в пасторальную Россию. Вам же не семьдесят лет было, когда вы переехали.
— Поймите, я же ничем не жертвовал и не рисковал. У меня здесь была дача, мне здесь нравилось. К тому же мой прадед здесь был врачом. Гораздо проще на пустом месте сделать что-то, чем внедряться в какую-то имеющуюся структуру. Кроме того, не обошлось без помощи друзей. Есть такой американец Бернард Сачер, он посоветовал мне организовать фонд. Но это не тот путь, который бы я мог рекомендовать другим. Наш случай довольно единичный.
Американский финансист Бернард Сачер с начала девяностых работал в России. В частности он стоял у истоков инвестиционной компании «Тройка Диалог» (Сейчас Сбербанк КИБ), руководил управляющей компанией «Альфа банка», открыл сеть закусочных «Старлайт» и пекарни «Нью-Йорк Бейкери». В 2015 году уехал из России и сейчас он совладелец и гендиректор компании Tikun Olam USA — совместного предприятия с крупнейшим в Израиле поставщиком медицинской марихуаны.
«Общество помощи Тарусской больнице» — это благотворительный фонд, созданный в 2005 году. Как сказано на сайте, основная задача фонда — превратить Тарусскую больницу в современный, укомплектованный квалифицированным медперсоналом и оснащенный качественным оборудованием медицинский центр. Основателем и президентом фонда стал сам Максим Осипов, а в попечительский совет вошли Олег Сысуев, первый заместитель председателя совета директоров «Альфа банка», бизнесмен Исмаил Ахметов и предприниматель Борис Зимин, сын основателя компании «Билайн» Дмитрия Зимина. Помимо прямого сбора пожертвований фонд также организует благотворительные мероприятия, на которых собираются средства на нужды больницы.
— Дело в вашем бэкграунде и друзьях?
— Бэкграунд, друзья… Зимины, отец и сын, до сих пор нам помогают. Много людей, которым мы в медицинском смысле помогли. Мы заслужили уже некоторое доверие и репутацию.
— В фонде заложены средства для зарплат врачам?
— Нет, мы принципиально для себя не берем деньги из фонда.
— Официальной медицинской зарплаты хватает, чтобы жить?
— Не Бог весть как, но хватает. Я не думаю, что стоит этот вопрос сильно разбирать. Мы живем не богато, но и не бедно.
— Все оборудование принадлежит фонду?
— Нет, мы передаем его больнице.
— Есть какая-то схема, при которой все будет работать, если вас здесь не будет?
— Не оборудование лечит людей, а врачи. Если вам купить рояль Steinway, то вы не станете пианистом. Для этого требуются годы. А вот готовому пианисту можно купить хороший рояль. К нам пришла новый врач-невролог, и мы купили то оборудование, которое ей необходимо. А если она уйдет, то оно будет стоять и все.
— В Тарусе есть гражданское общество?
— Это очень сложный вопрос. Есть некоторые центры притяжения. В частности, в Тарусе живет меценат Исмаил Ахметов. Здесь недалеко есть красное здание — это школа искусств, которую он построил и передал в аренду городу за рубль в год. Там детей учат рисовать, мозаике, музыке и так далее. Дети из семей, которые всего этого не видели, получают представление о какой-то совершенно другой жизни. Он привез в сюда итальянского художника-мозаичиста Марко Бравура. Это художник с мировым именем, который делает тут интересные вещи. Также там устраиваются концерты. Моя дочь-скрипачка, живет в Германии, но раз или два в год она здесь играет. Вокруг этих концертов тоже есть люди. В основном это дачники или те, кто переехал сюда из Москвы насовсем. Вот не знаю, гражданское это общество или нет?
— Импортированное.
— Ну да, импортированное.
— Насколько вы вовлечены в него?
— Я вовлечен в той части, которая меня интересует: медицина, литература, музыка. Не то чтобы я был активным деятелем, но когда что-то происходит, я в этом участвую.
Вообще, с возрастом можно себе позволить не иметь мнения по каким-то вопросам.
— Мне представляется, что у местных должно быть некоторое противостояние с активными приезжими, которые наводят здесь свои порядки.
— Есть конфликт местные-приезжие и есть конфликт, где местные с приезжими на одной стороне и дачники на другой. Дачники — это люди, которые приезжают погулять на выходные. Они могут ходить по пояс голыми и заходить так в магазин. По-курортному. Выбрасывать мусор на обочину… И это вызывает естественное раздражение. Вам действительно надо прочесть «Дети Джанкоя». Хотите сейчас это сделать? Это займет минут сорок. Просто я об этом обо всем написал. Я прошу прощения, но вам бы следовало чуть получше подготовиться. Просто какие-то вещи я формулировал, думал, и там все довольно точно показано.
Он открыл ноутбук, нашел нужный файл и отправил на печать. Принтер находился в кабинете, окна которого выходили на балкон-библиотеку. Через несколько минут Осипов вернулся со стопкой бумаги. Семнадцать страниц, распечатанных на принтере.
Я почувствовал себя школьником, который плохо выучил уроки, но добрый учитель дал мне время на дополнительную подготовку. Чтение текста заняло почти час. Я понимал, что это затягивало интервью, но все же читал не спеша, с наслаждением, иногда останавливаясь и снова пробегая глазами какие-то моменты.
— Про медицинскую реформу нашел в тексте, — сказал я, когда Максим Осипов вернулся в «Библиотеку». — То, что я как раз хотел спросить. Чтобы поднять зарплату одному специалисту, надо уволить двоих.
— Ну там есть хитрости. Переводят на полставки, на четверть ставки, а зарплата остается прежней, и люди не очень против. Получается, что средняя зарплата растет. Или, согласно майским указам Путина, надо смертность от сердечно-сосудистых заболеваний снизить вдвое. Это значит, что запрещают ставить диагноз «Инфаркт миокарда».
И потом все удивляются, что выросла вдвое смертность от легочных заболеваний.
Она выросла, потому что вы запретили ставить инфаркт. А люди-то все равно продолжают умирать.
— Вы достаточно вольно мыслите и выражаетесь. Должны быть неудобной фигурой.
— Ну, не знаю… Не знаю. Просто со временем становишься своим. Я тоже часть этой местной палитры. Хотите, чтобы я вас посмотрел? — Максим перевел тему разговора. До этого я ему рассказывал, что мне в свое время поставили «пролапс митрального клапана», из-за чего меня не взяли в военное училище.
— Да, это было бы здорово.
Через улицу мы вошли в пустой коридор и дальше за дверь с табличкой «Большой кардиологический кабинет». Помещение около двадцати квадратных метров, где поместились смотровой стол, велоэргометр, эхокардиограф, пара рабочих столов и несколько шкафов.
— А где люди? Почему в больнице мало пациентов? — я разделся по пояс и лег на кушетку.
— Потому что мы очень многих людей лечим амбулаторно. Это еще одна проблема. Положено, чтобы люди с такой-то болезнью лечились неделю. А у нас он лечится три часа. За это время мы делаем то, что нужно. Вообще для такого города, как Таруса, столько коек, как у нас, не требуется, если держать людей сколько надо, а не сколько положено и не стремиться выполнять план.
— Но у вас же спрашивают план?
— Спрашивают, но постепенно уже отвыкли.
— Почему меня не просили надеть бахилы?
— Бахилы — это способ унижения людей, который не имеет никакого смысла.
Надо просто вовремя мыть пол.
Алексей Эрлих, заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии ГК №29 им. Н.Э. Баумана:
Я думаю, что это отдельный, уникальный и невоспроизводимый метод работы. Многое держится на личности Максима Осипова, потому что он не просто человек с улицы. Он известный писатель, врач, автор замечательных пособий по ультразвуковой диагностике, общественный деятель.
И Артемий Охотин, который с ним работает, это один из лучших терапевтов России. Совершенно неординарный врач в широком смысле этого слова. И люди, деньги которых они привлекли, — тоже уникальные. Если в другой больнице найдется человек с такой же харизмой, бэкграундом и такой же нацеленностью на результат, то может у него тоже получится. Но скорее всего это единичный опыт. Те медицинские условности, которые портят жизнь российским врачам, совершенно не касаются врачей Тарусской больницы. Они живут своей жизнью, не заботясь ни о чем и думая только о самой медицине и своих пациентах. Можно им только позавидовать.
Максим Осипов надел короткий халат с вышивкой Harvard Medical School на нагрудном кармане и сел рядом. Он специально повернул экран компьютера, чтобы мне было видно.
— Когда появилась эхокардиография, очень многим стали ставить пролапс почем зря. Настоящие пролапсы, конечно, бывают. Это вполне себе болезнь. Повернитесь на левый бок, руку под голову. 95% эхокардиографий делается методически неправильно, — рассказывал Осипов, водя по моей груди датчиком, густо смазанным гелем, — Поскольку я учился в Америке, то я умею это делать правильно. Может это хвастливо звучит, но это так.
Пока доктор проводил исследование, я сам не заметил, как стал рассказывать ему свою историю. Как не попал в военное училище, как учился в техникуме, институте и так далее. Наверное, так и пополняется база удивительных житейских историй, которые Максим Осипов потом описывает в своих рассказах. Первую книгу «Клиническая эхокардиография» он написал еще в начале девяностых году в соавторстве с основателем метода Нельсоном Шиллером. В 1991 году он получил научный грант Американской кардиологической ассоциации и год проработал аспирантом-стажером в Калифорнийском университете Сан-Франциско. С 2007 года Осипов пишет пьесы, очерки, рассказы и повести. Вышло пять сборников, рассказы переведены на пятнадцать языков.
— Нет у вас пролапса, все в пределах нормы, — сказал Максим Осипов, распечатывая заключение.
— На вас никогда не пытались оказывать давление? — я поднялся с кушетки и вытирал гель бумажными салфетками. — В связи с какими-нибудь выборами или что-нибудь вроде того.
— Давление могут оказывать на того, кто готов, чтобы на него оказывали давление. Если сохраняешь независимость, то на тебя труднее давить. А если люди готовы идти навстречу, когда государство их заставляет, начинают в итоге прогибаться… Если ты это делаешь, значит ты тоже и есть государство. Только и всего.
Текст и фотографии: Владимир Еркович. Иллюстрация: Мария Толстова