Продолжение истории.
В общем, холера для среднестатистического жителя Европы к середине века перестала быть чем-то необычным, хотя это не мешало ей оставаться символом смерти. Впрочем, имелась одна характерная деталь, которая отличала первую и вторую пандемию от вспышки холеры в отдельно взятом районе британской столицы в 1854-ом году (она, в свою очередь, являлась частью третьей пандемии, которая всё так же начала в 1852 году свой скорбный путь из долины Ганга, накрыла Азию, Африку, Европу и Северную Америку и улеглась лишь через восемь лет): в ходе всех этих волн эпидемий болезнь, как правило, переносилась группами мигрирующих людей, что в свою очередь породило среди современных событиям медиков теорию миазмов, которая объясняла заражение людей холерой действием «нездорового воздуха». События в Сохо имели иную природу и послужили ключом к раскрытию тайны холеры.
Нужно сказать, что к XIX-му столетию Сохо, первоначально являвшийся средоточием лондонской аристократии и просто состоятельных людей, существенно изменил своё обличье. Если другие районы Лондона мало-помалу перестраивались, то Сохо «благополучно» избежал этой участи. Как следствие, знать, прежде населявшая его, разъехалась в другие части города, следуя старому доброму принципу «Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше», а район наводнили эмигранты, люмпены, проститутки. Жилые дома разделили на квартиры, которые сдавали внаём, появились многочисленные увеселительные заведения. В общем, народу становилось в Сохо всё больше и больше, а условия жизни – всё хуже и хуже. Если верить знатокам вопроса, в 1851-ом году плотность жителей здесь достигла заоблачной величины – 327 человек на акр, или 80.803 человек на квадратный километр! В таких условиях, сами понимаете, любая болезнь способна натворить много бед.
Тем не менее, тогда, в начале осени 1854 года, жителям Лондона несказанно повезло: нашёлся умный, наблюдательный и смелый доктор Джон Сноу, который провёл полевые исследования в самом эпицентре болезни и выяснил истинную причину заражения людей холерой. Корни болезни крылись в воде, которую потребляли жители района: в связи в неразвитостью канализационной системы, все нечистоты сбрасывались в Темзу, оттуда же шёл забор воды для городской системы водоснабжения.
А теперь – внимание! – вопрос на засыпку: как всё сказанное относится к отсталости Британии в сравнении с Россией (революционный взгляд Коли С.), или, наоборот, к отсталости Российской империи по сравнению с Великобританией (традиционный взгляд на проблему)? Наверное, никак. Хотя, с другой стороны, если поразмышлять, то можно построить более или менее вменяемую логическую цепочку, а не то безобразие, кое подсовывает доверчивому читателю г-н Стариков.
Итак, к середине XIX-го века Соединённое королевство было передовой страной мира, опережая своих конкурентов, кого на ноздрю, кого на голову, а кого и на целый корпус. Британская экономика давно играла роль мастерской мира, а до появления на мировом рынке, которому, к слову сказать, ещё только предстояло сформироваться в ближайшие 20 – 30 лет, наиболее опасных конкурентов – янки и германцев – ещё надо было дожить. Промышленный переворот, как громадная помпа, высасывал людей из сельской местности, которые, в свою очередь, оседали в городах. Население последних, таким образом, росло высокими темпами, а инфраструктура или оставалась прежней, или менялась, но слишком медленными темпами.
Перефразируя классиков марксизма-ленинизма, можно сказать, что, когда инфраструктура городов перестаёт соответствовать потребностям их растущего населения, приключаются опустошительные эпидемии. В этом смысле большая скученность людей на ограниченных пространствах и, как результат, растущая их смертность являются признаками развивающегося высокими темпами британского социума.