Мария ЛАРКИНА
Через некоторое время я оказалась на УФЛИ и поняла, что именно здесь смогу получить по-настоящему профессиональные и дельные советы .
«Утопая в лицах» я писала два года. Повесть стала первым изображением жизненных событий, которые произошли со знакомыми мне людьми. Я не знала ни жанра, в котором пишу, ни каких-то особых правил, по которым следует оформлять прозаическое произведение. Прежде всего, составила для себя портреты героев, продумала сюжет. У меня были и взлеты, и падения, и тогда я задавалась вопросами: зачем это все? Кому нужно мое творение? Но процесс приносил удовольствие, и я с головой ушла в работу.
Первыми читателями были муж и друзья. Они подсказывали мне, что нужно исправить, что уточнить. И в конце концов последняя страница была напечатана. Скажу сразу, если бы не поддержка окружения, мне было бы тяжело завершать произведение.
Через некоторое время я оказалась на УФЛИ и поняла, что именно здесь смогу получить по-настоящему профессиональные и дельные советы относительно своего творения. Конечно, я боялась, представляла себе, как люди будут говорить «Для кого ты это написала?», «Мы ничего не поняли»...
И вот 15 марта в Доме печати состоялся разбор моей повести.
Главная героиня Анастасия Захарова, разочаровавшись в своем любимом человеке, решает выйти замуж за другого. Поняв, что чувств к мужу не испытывает, Настя расходится с ним. Спустя некоторое время девушка узнает, что забеременела. Не найдя поддержки ни у своей матери, ни у сестры, оставшись одна, женщина принимает решение отдать ребенка на воспитание другой женщине. Муки совести, тоска, отчаяние преследуют ее всю жизнь. Она не видит дальнейшего смысла существования. Анастасия серьезно больна, но даже не пытается лечиться. Она умирает, так и не найдя своего сына.
Моей главной задачей было показать, что кроется за роковой ошибкой, которую может совершить человек. Это была попытка оправдать, объяснить, почему женщина решилась на отчаянный шаг — отдать своего ребенка.
Елена Луновская сказала, что в повести ей не хватило художественных деталей и описаний внешности героев.
Александр Залесов:
— Мне стоило труда прочитать эту вещь. Если бы я был человеком религиозным, я бы сказал, что речь здесь идет о родовом проклятии: счастье невозможно, персонажи стремятся к самоуничтожению, деторождение неосуществимо, есть только стремление к смерти. И все это абсолютно не мотивировано. Установить различия героев по диалогам нельзя. Автор хотел выжать слезу, вызвать сочувствие? У меня его не было.
Самая удачная деталь — голая девушка бежит по улице. Для киносценария это хорошая сцена.
Мне показалось, что если бы героев поместить в условия патриархата, то они сразу бы стали счастливыми. Им не надо было бы делать выбор, самостоятельно о чем-то заботиться. Здесь получается, что захотела — полюбила, родила ребенка — отдала другой женщине, но счастья все равно нет. Выбор есть, а удовлетворенности нет.
Александр Барановский нашел повесть занятной, написанной доступным языком.
Екатерина Шагадатова:
— Описанная история незаурядна. Но хотелось бы узнать и о другой ее стороне, где произошла встреча сына Насти со своим отцом. Главную героиню я не смогла понять и оправдать, как ни старалась. Тема властной матери удалась.
Илья Гольд:
— Такие очерки-статьи раньше печатала газета «Версия». Если работать в этом жанре, то текст нужно сокращать.
Можно сделать из нее публицистическую повесть, но тогда нужны постановки проблем: семейных отношений, здравоохранения. Пока это голая журналистика.
Художественным произведением его трудно назвать, потому что идет механический пересказ. Действительно, можно утонуть в лицах. Если запоминаешь персонажей — нормально, запутался — приходится возвращаться в начало. Подумайте о сценарии к сериалу. Если придумать хорошую концовку, то вполне на канал «Россия-1» отправить можно.
Фира Хазипова заметила перекличку «Утопая в лицах» с произведением Виктории Токаревой «Первая попытка» и фильмом «Маленькая Вера»:
— Тема серой, тупой атмосферы в семье настолько жесткая, что не дает раскрыться молодой душе. В повести проявляется властная нота, что также вызывает интерес у меня, как у читателя. Вторая тема — преступление и наказание — это тоже серьезная линия. Я настолько погрузилась в атмосферу, что меня ничего нигде не царапнуло, не вызвало вопросов. Вещь цельная, понятная.
Валерий Смирнов:
— Сюжет я знал заранее, он шикарный, но в тексте я его не увидел. На мой взгляд, нужна привязка ко времени. Ругать главную героиню нельзя, потому что она не сделала аборт, а сохранила жизнь ребенку. Надо указать разницу в возрасте между сестрами. У главной героини две подруги — кто они? Откуда они? Степан похож не на учителя, а на пьяного пастуха, который не видит, что происходит перед его носом. Есть герои совершенно ненужные, о которых вообще ничего не сказано, и их роль неясна.
Светлана Гафурова:
— Как сильную сторону хотела бы отметить диалоги. Через них мы видим характеры героев. Таких историй миллионы, но не понятно, для чего была рассказана именно эта, нет изюминки. Автору надо сделать предисловие, привязать к своей жизни.
Наталья Безрукова:
— Я не прочитала повесть до конца, для меня стилистика показалась сложной. О некоторые слова спотыкаешься, хочется поменять их местами. Не хватило вводной информации, где описываются герои, их внешность, возрастные различия.
Энвер Кадыров:
— Между повестью и романом отличие не только в объеме. В повести автор повествует о том, как живут люди, и читатель при этом должен составить о них свои представления. А в романе автор указывает свою точку зрения на то или иное явление. Здесь же автор отстранен от героев. Голое повествование, выбраны эпизоды, чтобы сухо рассказать о том, как ушла из жизни главная героиня. Это журналистское расследование. Нет описаний природы ни деревни, ни Камчатки, ни городов. От штампов нужно избавляться: «что-то в сердце смягчалось», «что-то щелкнуло в голове». «Николай приступил к ужину» — в этой фразе автор хотел указать на роботообраз-ность героя? Или это неудачное описание?
Положительные моменты присутствуют, это диалоги, в них отражена психология персонажей. Я не знаю сейчас положения башкирской женской прозы. Удачная или нет, но это попытка оживить эту прозу. Первый блин комом, но очень вкусный.
Артур Каипов указал на то, что мне не хватает писательской практики. Его смутило, что длинные предложения, описания резко обрываются.
Илья Казаков:
— Я понял, что мой мозг не готов перелопачивать море эмоций. А тут, по сути, одни эмоции. У меня не получилось скрутить сюжет в веревку. Слова тут служат для того, чтобы скрыть реальность, а не рассказать о ней. Если бы это была театральная постановка на радио я бы понял, чем отличается Леша от Гриши, но внутри себя я не смог услышать их голосов.
Галия Чиркова:
— Повесть мне понравилось тем, что автор попытался объяснить, почему главная героиня совершила нехороший поступок — отдала своего ребенка чужой женщине. Мы можем наблюдать историю изнутри, сопереживать героям.
Анастасия Нугманова:
— Я считаю, что любое произведение должно вызывать чувства. Если мы продолжаем думать о нем, переживать, возвращаемся к прочтению, то автору удалось заинтересовать читателя.
Галарина:
— В данном тексте заявлена драма, мелодрама и повседневность. С мелодрамой автор справился, с драмой не совсем, а с повседневностью и вовсе. Нет описания быта, бедный лексический состав. В кино бытовыми деталями занимается художник-постановщик, в литературном произведении — это делает сам автор. Раз диалоги хорошие, то всегда можно сделать пьесу и ремарки к декорациям.
Почему не справились с драмой? Драма — это переосмысление. У кого из героев оно было? Надо, чтобы у чи-тателя-зрителя тоже оно произошло. Алексей Кривошеев:
— Это, на мой взгляд, некий конгломерат и специальных художественных задач автор перед собой не ставил. Получилось то, что получилось спонтанно. Нет высокого художественного уровня обобщений, в результате которых мы приходим к катарсису.
Мансур Вахитов отметил, что нужно работать над стилистикой, внести логические соответствия.
Алексей Чугунов выразил мнение, что для писателя намного интереснее, но в то же время и сложнее придумать историю, а не взять ее из жизни.
Алия Гайнатуллина:
— Текст местами неровный, конец повести мрачный. Я не поверила в то, что героиня за 14 лет так и не смогла найти своего сына.
Айдар Хусаинов:
— Перед нами случай, когда у человека много интересного материала, но он не знает, как его правильно подать. Понимания того, в каком виде преподнести историю, нет. Художественное произведение отличается от документального фильма тем, что перед ним ставятся художественные цели. Здесь важно понимать, какие есть проблемы и как их преодолевают герои.