(Продолжение)
О мужском коварстве
Совсем недавно я поняла: моя дочь Василиса стала взрослой, на многие вещи вокруг смотрит с пониманием, детские капризы – в прошлом. Поэтому я рассказала ей эту историю…
Вот все говорят: «Женщины коварны! Женщины - хитрые змеи! Обведут вокруг пальца и не моргнут, бесстыжие!»
А мужчины что? Кремни? Скалы? Олицетворение человеческого величия?
Уверяю вас, мужчины, как и женщины: коварны, змеи, неолицетворение.
Пушкин, как известно, жил при трех императорах. Я в журнале «Пионер» проработала при двух главных редакторах – Станиславе Александровиче Фурине и Анатолии Степановиче Морозе.
Станислав Александрович любил открывать молодые таланты. Собственно, и меня открыл тоже. С его легкой руки начался мой писательский путь. Помню, как он принял решение печатать в «Пионере» мою повесть «Золотой ручей», влетел в кабинет, где было мое рабочее место, и объявил: «Андрианова! Я опубликую твою повесть, ты возьмешь гонорар, мы пойдем в магазин и купим тебе платье!». Каюсь, всю жизнь обожала брюки, до сих пор они в приоритете.
А вот с Анатолием Степановичем у меня сложились более тонкие отношения, чем с Фуриным. Мне казалось, что обаятельный черноглазый редактор выделял меня из стаи авториц и сотрудниц особенно. Голос его звучал более бархатно в моем присутствии. С неизменной готовностью он смеялся моим шуткам. Всегда высоко ценил мое творчество. Однажды Анатолий Степанович на очередной планерке объявил, что ЦК ВЛКСМ награждает меня командировкой в Братиславу ( а в те годы это было равносильно полету на Луну, железный занавес между нашей страной и миром был закрыт и наглухо задраен). После Братиславы последовало мое награждение за честный труд в редакции серебряной медалью ВДНХ… О грамотах, денежных премиях не говорю: они сыпались, как золотой дождь. И все эти поощрительные жесты пролились не дуриком или манной небесной, а были тщательно подготовлены главным редактором Морозом. Разве они не говорили о его глубинной симпатии ко мне, или попросту – о его любви?
Молчите! Я не услышу отрицательных мнений!
Мой последний аргумент. Когда началась перестройка, и каждая организация начала выживатькто во что горазд, Мороз вызвал меня к себе в кабинет и в приватной обстановке, глубинно понизив голос, сказал: «Ира, только вы можете мне помочь! На вас одна надежда!»… О! Только так обращается неравнодушный к тебе человек в трудную минуту, он молит о помощи, он верит, что ты не подведешь и не обманешь… Я: «Анатолий Степанович! Что нужно? Для вас – все…». Мороз (обрывая): «Не пугайте, Ира, я не смею... Вы напишите сквозную повесть для сборника «Русский Декамерон?». Я: «Что за сборник?». Мороз: «Хм, хм… Вот собрал уникальную книгу, авторы - Александр Афанасьев, Иван Барков, Александр Пушкин, Василий Пушкин, Михаил Лермонтов, Алексей Толстой, Владимир Даль… Все произведения эротического содержания и с ненормативной лексикой» Я: «Да вы что, Анатолий Степанович?!» Мороз (скромно): « Я не виноват. Великие виноваты».
Перестроечное время – жернова, перемалывающие прежнее восприятие мира. Мне было стыдно писать повесть для «Русского Декамерона». Но каюсь, Анатолию Степановичу я не могла отказать, человек тебя любит, а ты… Это первое. Второе - он обещал не обидеть денежкой. Третье - самолюбие грела компания великих. И заключительное, четвертое – Мороз дал честное пионерское, что под пытками не откроет тайну, кто автор внутренней повести. (Если эта книга вдруг попадет вам в руки, вы не увидите там моего авторства).
После нашего с Морозом тайного разговора прошло немного времени, я сочинила требуемую повесть, художники проиллюстрировали тексты, «Пионер» выпустил «Русский Декамерон», книгу стали продавать, вырученные деньги помогли редакции еще какое-то время продержаться наплаву.
Почему я спокойно говорю теперь о некогда тайной истории? Потому что с годами поняла: есть особенное, горькое удовольствие - срывать собственные маски и признаваться в туманном содеянном. Потому что со временем многие вещи становятся мелкими и смешными. И еще потому, что Анатолий Степанович… ах!... он не любил меня!
Правда выскочила внезапно, как чертик из игрушечной табакерки. Недавно мы, старые пионерцы, и Анатолий Степанович Мороз собрались в восточном ресторане, чтобы обсудить этот сборник воспоминаний о «Пионере». Нас было шестеро. Анатолий Степанович обвел всех веселым взором и с ходу спросил: «Ребята, а где Аня?». Мы переполошились: «Какая Аня? Кого вы имеете в виду?». Мороз назвал фамилию и добавил: «Шел сюда и думал: «Придет ли Аня?». Не могу ее без трепета видеть. Вот это женщина!»
Здесь я останавливаю свой рассказ. Скорбная пауза. Конечно, интересней прожить жизнь, думая, что ты была мила самому главному редактору. Но раз этого не случилось, пусть хоть этот рассказ останется. Напоминаю его название - «О мужском коварстве».
Сумка Гайдара
Наша «пионерская» редакция была «зеленая». У руля редакции стояли пожилые аксакалы, а на остальных позициях находились мы – молодые учетчики писем, молодые редакторы и заведующие отделами, молодые авторы.
Конечно, мы обожали друг друга и любили тусить! Места наших вне редакционных тусовок были разные: в мастерской у кого-нибудь из художников, на квартире у редактора Тани Петровой (она была хлебосольна, богемна и божественна), в кафешках (редко), в лесу (весна и осень).
Кто-то подумает: «В лесу молодежь, наверное, хорошо принимала «на грудь». Что ж, не совру, «на грудь» принимали, но главное состояло в другом.
Отправляясь в лес, мы придумывали какую-нибудь цель, например, снять на любительскую камеру 5-минутный фильм «Сумка Гайдара». Разрабатывался сценарий, выбирались режиссер, оператор, актеры. И вперед, на съемочную площадку в лес!
(Почему «Сумка Гайдара»? Потому что тема Аркадия Гайдара и тимуровцев всех нас уже тихо «достала». В каждый номер «Пионера» мы должны были сдавать материалы, посвященные бравурному шествию тимуровского движения по стране. А шествие-то, фьють, высосано из пальца… Одним словом, стоял насущный вопрос - как «спускать пар»? Вот и придумали киносюжет: перед трагической кончиной Аркадий Петрович повесил на сук в лесу свою сумку, в которой хранились все заветы и тайны писателя. Сумка провисела под снегом, дождем и солнцепеком несколько десятилетий, но активные тимуровцы не дали ей сгнить окончательно: отправились в лес, претерпели ряд приключений, препятствий и нашли!)
… У меня хранится любительская фотография, на которой молодые «пионерцы» после киносъемок «Сумки Гайдара» в подмосковном лесу. Эта фотография должна была исчезнуть в потоке времени, но сохранилась, и вот почему.
После той, памятной поездки в лес мы от души выпустили номер стенгазеты «Сумка Гайдара» и повесили ее в редакционном коридоре. Стенгазету заполнили фотографиями, стихами, заметками, шутками о лесной киноэпопее. В конце стенгазеты можно было видеть заветный снимок со всей съемочной группой и мои стихи по поводу снимка…
Надо сказать, что в редакции наши озорство и чистая вольность преследовались. Все-таки «Пионер» - журнал ЦК ВЛКСМ, пуговицы на мундире должны быть пришиты и начищены, кто высунул нос из общего стоя – получи щелчок!
За нами «приглядывала» заместитель главного редактора Лия Симонова. Она жила в редакции теневой королевой, умела интриговать, сталкивать людей лбами, не стеснялась напомнить сотрудникам, чтобы они ходили к ней и докладывали друг о друге разные новости и подробности.
Она легко увольняла людей. Мы ее боялись. А тут вдруг – веселая газета, забавные фотографии, стихи про осенний день.
Симонова, увидев стенгазету, внимательно ее изучила, потом вошла в свой кабинет, хлопнув дверью. Там она зло и трубно высморкалась несколько раз (вся редакция слышала, затаив дыхание, эти негодующие звуки, сидя в своих комнатах). Следом Симонова вызвала заведующих отделами, которые присутствовали в редакции, учинила им «бемс», допрос с пристрастием, что они знают об этой преступной поездке?! А потом приказала снять газету и уничтожить.
Мы сняли стенгазету «Сумка Гайдара» со стены, но не уничтожили. Разрезали ее на части, и каждый взял себе на память по нескольку фрагментов.
Мне достались несколько фотопортретов и этот, главный снимок на обрыве. А свои стихи я помню наизусть и никогда не забываю.
Пока осенний длится день,
Мы будем счастливы друг с другом…
И на обрыве, полукругом
Сидим. А лес раскинул сень.
И в основании всего –
Сентябрь, золото и травы.
В тот день мы были как держава,
И все один за одного.
А что потом? У всех - свое.
Но этот снимок – подтвержденье,
Что в жизни прежде – единенье
И упоенье сентябрем.
Книжный шкаф журнала «Пионер»
Многие писатели - авторы «Пионера» сочиняли книги для детей. И если эти книги поставить одна к другой, то получится внушительный книжный шкаф, полки от пола до потолка!
На корешках - звездные имена: Ираклий Андроников, Корней Чуковский, Самуил Маршак, Константин Паустовский, Вениамин Каверин, Леонид Пантелеев, Лев Кассиль, Аркадий Гайдар, Борис Житков, Рувим Фраерман, Сергей Михалков, Агния Барто, Лазарь Лагин, Виталий Бианки, Юрий Сотник, Юрий Коваль, Владислав Крапивин, Сергей Голицын, Зоя Воскресенская, Мария Прилежаева, Юрий Яковлев, Эдуард Успенский, Андрей Усачев, Сергей Макеев, Петр Мамонов, Борис Минаев и другие.
Мое имя в конце «и другие». На страницах «Пионера» я опубликовала свои первые литературные произведения: поэму «Встреча с дедом», «Сказку о веселом человеке», повесть «Золотой ручей».
Марьпавловна умеет делать предложения, от которых не отказываются
Однажды Мария Павловна Прилежаева прочитала в «Пионере» мою повесть «Золотой ручей», растрогалась и захотела устроить мне творческий вечер в Центральном Доме литераторов (ЦДЛ). О чем она и сообщила главному редактору Фурину в ультимативной форме. Отказываться было нельзя. Прилежаева сказала, что будет председательствовать на этом вечере.
Мария Прилежаева - член редколлегии журнала «Пионер», председатель детской секции Союза писателей СССР была известнейшей детской писательницей. Она писала, в основном, о В.И. Ленине, М.И Калинине и рассматривала литературное дело, как «вклад в дело коммунистического воспитания молодёжи» (Википедия).
Мне было двадцать три года. Я написала к этому времени несколько рассказиков и две повести. Литературный вечер в ЦДЛ казался безумным авансом.
Хотелось убежать и спрятаться, проглотить язык. Было страшно. Но я пришла в ЦДЛ, дрожала, как осенний лист, Мария Павловна со слезой пересказывала сюжет «Золотого ручья», мэтры детской литературы высказывались о достоинствах произведения, после вечера я познакомилась с Сергеем Михайловичем Голицыным, моим будущим тестем. Так незаметно повернулось колесо моей судьбы…
В «Пионере» считалось, что Мария Павловна мне покровительствует.
Однажды Фурин отправил меня с каким-то заданием на квартиру Прилежаевой. Я быстро собралась: было интересно посмотреть, как МарьПавловна живет, а жила она в легендарном писательском доме в Лаврушенском переулке.
Друзья остановили меня буквально в дверях и заботливо предупредили, чтобы я держала себя в рамках у Прилежаевой и не напивалась.
- Да вы что! – воскликнула я. – Я пью только по праздникам, а у Марьпавловны буду чиста, как стекло.
Друзья подмигнули и сказали, что лидер детской ленинианы умеет делать предложения, от которых не отказываются…
В квартиру Марьпавловны я вошла пружинисто и наряжено. Все время ждала подвоха. Хозяйка, одетая в домашний халат, с удовольствием показала квартиру, какие-то картины, фото на стенах, безделушки на полках. Затем завела на кухню. Из буфета достала бутылку красного вина и два фужера.
«Вот оно!» - подумала я и вслух сказала:
- Марьпавловна, я не пью.
Писательница ничего не ответила. Она не спеша наполнила два фужера до краев, подняла один из них за тонкую ножку и, посмотрев мне в глаза, произнесла:
- Ирина, давайте выпьем за Ленина.
… Я работала в журнале «Пионер» - органе ЦК ВЛКСМ, и мой отказ от нескольких глотков вина в данных обстоятельствах был бы расценен, как неправильная политическая позиция. Поэтому мне пришлось выпить с Марьпавловной, преданно смотря ей в глаза.
В самом деле она умела делать беспроигрышные для себя предложения.
О «Пионере» я могу рассказывать бесконечно. Ведь «Пионер» - моя золотая юность. Хотите, приглашайте в гости! Посидим, поговорим об ушедших временах, посмеемся.
О юности нужно вспоминать только с улыбкой.