Есть у нас в семье давнишняя традиция - мои устные рассказы после ужина. Особенно они хорошо идут летом, после сырников со сметаной и чаем с пряниками. Ложимся мы с дочкой Василисой на широкую деревянную кровать, на цветное пэчворковское покрывало, я смеживаю веки, складываю на груди руки, затихаю: вечерний отдых свят, кто понимает. Но Василиса считает по-другому, она теребит меня ладошкой за плечо, просит:
- Мам, расскажи, как ты папу встретила… А как я родилась?... Что было до меня хорошего?... Мама, а как ты работала в «Пионере»?
Что делать? Вздыхаю. Ладно, отдохну ночью, когда лимонная луна расцветет на бархате неба. А сейчас – разлепляю веки, расцепляю руки. Время устных баек.
О журнале «Пионер» у меня десятки (а может даже сотня наберется!) историй.
Золотой случай
Как меня взяли на работу в редакцию журнала «Пионер»? По чистому золотому случаю. Мои сказки принес в «Пионер» критик, литературовед, кандидат философских наук Игорь Павлович Мотяшов. Он положил их главному редактору Фурину на стол и сказал: «Автор - талантливая девочка. Печатай».
Фурин решил, что я - близкая знакомая Мотяшова. После ухода критика он приказал секретарю разыскать мой телефон. Телефон разыскали и пригласили меня на разговор с главным редактором, я пришла, Фурин предложил мне бросить курьерскую работу в АПН и пойти в «Пионер» на должность учетчика писем. Я согласилась, тут же написала заявление. В конце нашей встречи Фурин спросил, откуда я знаю Мотяшова? Я честно ответила, что в глаза Игоря Павловича не видела. Далее - немая сцена.
Мои сказки попали к знаменитому критику детской литературы от отца моей коллеги по курьерской работе. Звали ту девочку Марина Королева. Выходит, мой золотой случай был игрушкой в ее добрых руках!
Любимая история Василисы
В отделе коммунистического воспитания, где я трудилась учетчиком писем, появилась моль… Но по порядку.
В нашем отделе стояло три стола и перекошенный старый шкаф. Это был музей журнала «Пионер». В него мы складывали подарки от детей-читателей: колечки из проволоки, вязаные крючком салфетки, деревянные шкатулки, сделанные своими руками, рисунки, кто-то прислал чучело белки, была огромная масса значков, крошечных флажков, шариковых ручек. Всего не упомнишь. Мне больше всех нравились минералы, присланные из разных уголков России.
Шкаф закрывался неплотно, плохо ездили туда-сюда стекла.
Однажды в комнате появилась сильная и ловкая моль. Она нарезала кружевные пируэты.
Я подумала, что моль принесла в своей шубе моя первая начальница в «Пионере», заведующая отделом Ирина Христовая. Что подумала Христовая, не знаю.
Шли дни. Моль не пропадала, а множилась: уже несколько особей рассекали воздух отдела коммунистического воспитания.
Однажды к нам зашел внештатный художник Юра Барабаш – веселый, крепко сбитый парень. Он бросил пару шуток, потом встал около музея-шкафа и принялся разглядывать его содержимое. И вдруг сказал: «Девчонки! А белка-то у вас того!». И вытащил на свет божий совершенно лысую белку. Мы с Христовой завизжали.
Барабаш нас пожалел: вынес уже никому ненужное чучело из комнаты. Поскольку Дима слыл шутником, он не стал выбрасывать лысый подарок в мужском туалете, а зашел в женский туалет и поставил бывшую белку на бачок с мусором.
Целый день мы с Ирой Христовой слышали пронзительные визги: это учетчицы писем журнала «Здоровье», работающие вместе с нами на одиннадцатом этаже, заходили в туалет и видели там… Девушки кричали: «Крыса! Крыса!».
Кто сожрал мех белки? Да та моль, которая дразнила нас пируэтами целый месяц.
Море тебя вытолкнет
В «Пионере» я обрела много друзей. Мы общаемся по сю пору, хотя уже и возраст непионерский, и серебряные трубы в душе звучат уже глухими голосами.
О своих друзьях – Лиле Вериной, Леше Доронкине, Тане Шароновой (Волошиной), Люде Сазоновой, Саше Гришине, Лене Казак, Асе Друяновой, Ане Черняховской и многих, многих других – ребята, простите, что в «других»! - я могу рассказывать бесконечно. Но сегодня слово о Марине Матвеевой.
Она - кристально чистый человек. Трудоголик. Честна, как младенец. Добра, как святая. Золотое сердце. Ангел на земле. Марина всегда появляется в моей жизни, когда мне худо и нужно помочь – завернуть за страшный поворот, чтобы жизнь продолжилась.
Но однажды Марина помогла мне в обыденном деле…
До двадцати восьми лет я была сухопутным существом. На воду смотрела с опаской. Если бултыхалась в бассейне, то чуть-чуть и держась за бортик.
И вот мы с Мариной (она – вторая моя начальница в отделе коммунистического воспитания) приехали в «Артек» на очередной слет, поселились в гостинице «Гурзуф». Каждый день мотались по дружинам и отрядам, брали интервью. Дружин в то время было в «Артеке» одиннадцать. Работа адова, потому что не всегда мы могли застать на месте героя интервью. Искали людей то там, то здесь, носились по крымским горам резвыми козами. А расстояния покрывали недетские!
Марина - правильный человек - уважала режим. Каждое утро она брала сумку с купальными принадлежностями и с достоинством леди спускалась по камням к гурзуфским волнам. Однажды я за ней увязалась.
Марина вошла в море по колено, пробуя водичку наощупь. Я тоже вошла в море, сантиметров на пять, и немедленно начала плескаться у берега, буквально катаясь по влажной гальке. Марина через плечо глянула на меня и небрежно спросила:
- Да ты плавать не умеешь?
- Не умею, - согласилась я.
- Не бойся, не утонешь. Море тебя вытолкнет.
И она поплыла к горизонту, равномерно взмахивая сильными руками и уверенно бия волны точеными, скульптурными ногами.
А я отчего-то пристроилась следом. Гребла мелко по-собачьи, думала: «Ну, проплыву метров десять, потом назад поверну. Раз Марина говорит, что не утону, значит, так оно и есть».
Море было так ласково, так бодряще! Поэма Лермонтова!
Когда я оглянулась назад, то увидела: берег – это тонкая неуверенная линия, колышущаяся на горизонте.
Прощайте, отец-мать-первый муж-неопубликованные произведения! Подо мной метры, нет, десятки метров, нет, километры воды! Меня не вытолкнет ни море, ни Марина, плывущая к горизонту, ни случайный энтузиаст морского купания, утро же! Я тону!
Тело стало тяжелым, неповоротливым, как глыба. Но оно медленно повернуло на 180 градусов, и пудовые руки и ноги начали бешено колотить по волнам...
Как я преодолела расстояние от места предполагаемой моей гибели до Гурзуфа, не помню. Когда очнулась, поняла: ползу на четвереньках по влажной гальке. Спасена!
Я страшно замерзла, поэтому после береговой гальки не распрямилась в полный рост, а поползла наверх скукошенной каракатицей по крупным камням, в гостиницу …
Когда Марина вошла в номер, я стояла под горячим душем. Крутой пар валил от моей красной кожи.
Марина спросила:
- Как поплавала?
Я бодро ответила:
- Отлично!
- Вот и молодец! Ты специально пошутила, что не умеешь плавать?
Я сделала вид, что не расслышала вопроса.
Вот только сейчас чистосердечно признаюсь: «Марина, это ты научила меня плавать! Спасибо тебе!».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...