Корреспондент «БИЗНЕС Online» беседует с известным писателем Сергеем Шаргуновым о варваризации молодежи, глухоте элит, друге Прилепине и великом Горьком...
«ДЕРЖИМОРДЫ ГОВОРЯТ, ЧТО ДЛЯ НАС РОДИНА — ЭТО УПАЛ-ОТЖАЛСЯ И СТОЙ ПО СТОЙКЕ СМИРНО»
— На основе чего Россия может консолидироваться? Нет идеологии! Левую не все воспринимают, правую — тем более, мы это уже прошли. Нет платформы, на которой вся нация во главе с элитой, с лидерами должна сойтись. Раньше это был советский большевизм. В 1991-м все добровольно приняли идеологию либерализма и прав человека...
— Многие.
— А после 1993-го сказали: стоп-стоп, ребята, что-то вы нам одно обещали, а другое сделали. Как можно расстрелять парламент? Так что и советская идеология обанкротилась, и либерализм обанкротился на наших глазах. На основе чего общество можно объединить?
— Я думаю, что на самом деле глубинно люди прекрасно знают, что их объединяет.
На самом деле вы сейчас обозначили несколько вещей, которые очень важны. С одной стороны, ценность социальной справедливости — это то, что очень близко людям и понятно. Россия в этом смысле — левая страна. То есть страна, где люди никогда не примут вопиющей пропасти между одними и другими. Такое феодальное неравенство — это то, что всегда будет вызывать неприятие. До сих пор все помнят о том, что была нечестная приватизация, и хотят пересмотра итогов. С другой стороны, русские, татары, башкиры, буряты, вообще все живущие в России — государственники. То есть люди понимают, что если у нас не будет сильного государства, то все распадется, и брат пойдет на брата. Это патриотизм, понимание значимости нашей страны. Справедливость, патриотизм, ну и свобода, конечно. Вот вы сейчас вспомнили, люди действительно справедливо хотели свободы, свободы мнения, свободы передвижения. Ценности свободы тоже очень важны.
— Получается, лозунг Французской революции «Свобода, равенство и братство» действует.
— Только сочетание ценностей может нас объединить. Только сочетание. А сектантское крохоборство здесь не поможет. Если кто-то будет говорить, что мы вас ежовыми рукавицами, что вот сейчас запретим все ваши интернеты... Драма состоит в том, что одни — это держиморды, и они говорят, что для нас родина — это упал-отжался и стой по стойке смирно. А другие рассказывают, что для нас свобода — это если мы немедленно капитулируем... Зачем защищаться, зачем Родина и щит?
— Зачем Родина, когда есть «Макдоналдс»?
— Вот такие глобальные всечеловеки, которые на самом деле исходят из своих интересов, как правило, кормятся с руки олигархов. Они уедут — остальные останутся. И есть сложнейшая задача — как примирить ценности свободы и патриотизма. Вот я свободный художник, писатель, человек демократических ценностей, считаю, что нам нужна политическая конкуренция, сильный парламент, уважение прав и свобод личности, я это отстаиваю. А с другой стороны, нужна сильная Россия и сохранение национальных интересов. Стране не хватает людей, которые могут не только артикулировать, но даже отрефлексировать для себя сочетание того и другого. Происходит крохоборство. Люди разделены, но на самом деле абсолютное большинство понимает, что только сочетание ценностей может нас объединить.
«ДИКО И БЕЗУМНО ПЕРЕЧЕРКИВАТЬ СОВЕТСКУЮ ЦИВИЛИЗАЦИЮ, ОНА ИЗМЕНИЛА ВЕСЬ МИР»
— Если перейти к проблемам культуры, то надо вспомнить, что в этом году было 150 лет со дня рождения нашего земляка Максима Горького...
— Недостаточно, к сожалению, ярко и заметно было встречено это событие, а ведь Горький — великий писатель. В его судьбе отразился весь XX век. Если говорить в целом о советской цивилизации, было бы дико и безумно ее перечеркивать, она изменила весь мир, в том числе в сторону справедливости. Даже возникновение сильных профсоюзов, социальных гарантий на Западе, сама категория социального государства — это в значительной степени результат того, что происходило в России. Поэтому трагизм и величие той эпохи неотделимы друг от друга. Я рад, что сегодня в нашей стране люди уходят от огульного отрицания своей истории, возвращается интерес к ней. И пусть на TV было мало про юбилей Горького, но на какие бы встречи я ни приходил, видел, с какой теплотой люди относятся к Алексею Максимовичу. А было время, когда и памятник ему снесли, и профиль убрали с логотипа «Литературной газеты».
— Где снесли памятник?
— В Москве, его убрали с Белорусского вокзала. И мне пришлось приложить усилия, чтобы его вернули. Перед юбилеем Горького я был там, возложил цветы. В советское время можно вглядеться через одного Алексея Максимовича Горького и увидеть, сколько там было честности и страстности, и противоречий, и борьбы за справедливость, и веры в то, что маленького человека надо вырастить, и надо изменить участь людей. Я думаю, этот прорыв не пропал даром. На самом деле мы до сих пор живем во многом на том, что удалось создать в советское время. Это драма уже нашего времени, когда практически ничего не производится. Во многом та цивилизация, в которой мы живем, наши культурные и социокультурные представления, конечно, вышли оттуда. Я это вижу и по моей семье, у меня отец родился в деревне, его отец, мой дед, погиб на фронте, у матери, моей бабушки, несколько классов образования. Отец стал суворовцем, в итоге с отличием окончил институт иностранных языков в Москве, он священник, до сих пор служит в Москве. Конечно, обрушение Советского Союза — это то, что привело к несчастливым бедствиям. До сих пор это до конца не отрефлексировано. Но появляются книги, вот сейчас вышла интересная книга про гражданскую войну в Таджикистане в 90-е годы, «Заххок», написал Владимир Медведев. Как мало мы знаем, сколько там людей погибло.
— Художественная книга?
— Да, но она основана на документалистике. Есть интерес к биографиям советских писателей — Леонова, Фадеева, Катаева, Горького... Хорошо было бы написать биографию Сергея Владимировича Михалкова. Весь этот интерес не случаен, потому что уходит такое нигилистичное представление о них: если тебя не репрессировали в советское время, значит, ты нехороший человек.
/.../
Я для себя принял решение, и для меня это было непростое решение, — я всегда голосую по совести в Госдуме, отвечаю за каждый свой поступок.
Знаете, я один из немногих голосовал против закона о домашнем насилии, против варианта реновации, когда было первое чтение. Изначально там было так: мы можем у вас забрать жилье, а вас отправить, куда захотим, и делать, что захотим, и никаких объяснений. На утро после голосования мне подожгли квартиру, отец чудом спасся. А параллельно происходили нападения на тех, кто протестовал, — избивали, прокалывали шины... И все-таки удалось добиться, чтобы ко второму чтению проект закона принципиально изменился.
— Москвичи, кто понимает, искренне говорят спасибо!
— Принципы остаются принципами, поэтому при голосовании всегда нажимаю на кнопку так, как подсказывает мне совесть — это главное. Это то, что я могу сделать в непростой ситуации... Россия сегодня, скажу грубо, находится между «хищником» и «чужим». Хищник — это вот та вороватая и бездушная бюрократия, а чужой — это те, кто мнят себя свободолюбцами, а на самом деле придерживаются тоталитарного сознания, такие псевдозападники, которые вообще предлагают все сдать. А между хищником и чужим находится абсолютное большинство людей, наш многострадальный народ, который не знает, куда ему податься. Вот я себя чувствую народником. Все, что я могу делать Госдуме, — это просто помогать людям каждый день. У женщины отобрали детей — вернуть, женщина хочет в петлю, у нее отбирают единственный дом — выкупить этот дом, помочь всем миром. Счастлив, что смог спасти сотни судеб. И надеюсь, спасу еще больше.
Моя позиция — нужно консолидировать людей. Я создал ресурс под названием «Свободная пресса», где печатаются и Болдырев, и Делягин, и Лимонов, и Прилепин... Я главный редактор. Конечно, став депутатом, я формально сложил свои полномочия, но остаюсь реально главным редактором. Изначальная концепция, когда я туда пришел, была именно в том, чтобы объединять и левые, и патриотические силы, всех, кто переживает за страну. Очень много талантливых молодых людей по всех регионах. Вот у вас есть Ильдар Абузяров...
— У нас не один талантливый, их много.
— Я знаю. В Архангельске — Андрей Рудалев, во Владивостоке — Василий Авченко, в Питере — Герман Садулаев, в Ростове-на-Дону — Денис Гуцко... Это талантливые, сильные, неравнодушные люди. Это и писатели, и журналисты, они могут и затевать свое дело, и реально менять страну. Сочетание деловых качеств, творчества и неравнодушия — это очень важно. Это к вопросу о том, что элита думает: ну, где вот эти новые кадры?
— Прилепин входит в этот круг неравнодушных?
— Безусловно, Захар — мой товарищ, с которым мы делаем «Свободную прессу», мой друг. Но ярким и честным сложно. На самом деле даже мой проход в Государственную Думу — это...
— ...вопреки?
— ...это не вполне закономерно.
— «Справедливая Россия» блокировала ваше избрание в Думу в свое время. Как вы проскочили в эту бюрократическую щель?
— Думаю, что все-таки здравый смысл на каких-то уровнях постепенно возникает. И выдвинуть меня в парламент — это было предложение Геннадия Андреевича Зюганова. Я его знаю еще с 16 лет, будучи школьником, я был самым молодым доверенным лицом у него в штабе. То есть я всегда был патриотом. Я стал патриотом не тогда, когда это сделалось модно, а всегда был патриотом, вопреки времени, еще в 90-е годы. Я в 13 лет убежал на баррикады к Белому дому.
— Так вот откуда ваш законопроект о 1993 годе («О компенсации причиненного вреда и мерах социальной реабилитации граждан, пострадавших в ходе гражданского конфликта, происходившего с 21 сентября по 5 октября 1993 года в городе Москве» — прим. ред.)! Это отец на вас повлиял?
— Отец в определенной степени повлиял. У меня и мама, и папа — патриоты. Воспитание и домашняя среда имеют значение. Отец — священник, проповедник, он так сопереживает бедным, которые, когда рухнул СССР, начали приходить в храм... Ведь папа не был фанатом советской системы, разумеется. Но были потрясения от того, что происходило в самые ранние 90-е... Я очень благодарен родителям за вот такую закваску, связанную с представлениями об отзывчивости, о нравственности, о порядочности. Папа меня благословил пойти в Государственную Думу и очень внимательно отслеживает то, что я делаю, читает все, смотрит... Поэтому за то, что я делаю, мне не должно быть совестно, в том числе и перед отцом. Но и перед сыном своим — тоже.
