10 хронически актуальных цитат из романа Андрея Платонова "Чевенгур".
Через год рыбак не вытерпел и бросился с лодки в озеро, связав себе ноги веревкой, чтобы нечаянно не поплыть. Втайне он вообще не верил в смерть, главное же, он хотел посмотреть - что там есть: может быть, гораздо интересней, чем жить в селе или на берегу озера; он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, и она его влекла.
Без ремесла у Захара Павловича кровь от рук приливала к голове, и он начинал так глубоко думать о всем сразу, что у него выходил один бред, а в сердце поднимался тоскливый страх.
- Как ты думаешь, - продолжал свои сомнения Захар Павлович, - всем обязательно нужно жить или нет?
- Всем, - отвечал Саша, немного понимая тоску отца.
- А ты нигде не читал: для чего?
Саша оставлял книгу.
- Я читал, что чем дальше, тем лучше будет жить.
- Ага! - доверчиво говорил Захар Павлович. - Так и напечатано?
- Так и напечатано.
Захар Павлович вздыхал:
- Все может быть. Не всем дано знать.
Они уже обо всем переговорили, кроме любви. О ней Захар Павлович сказал стесняющимся голосом предупредительные слова.
- Ты ведь, Саш, уже взрослый мальчик - сам все знаешь... Главное, не надо этим делом нарочно заниматься - это самая обманчивая вещь: нет ничего, а что-то тебя как будто куда-то тянет, чего-то хочется... У всякого человека в нижнем месте целый империализм сидит...
Он подал изображение председателю и объяснил:
- Лежачая восьмерка означает вечность времени, а стоячая двухконечная стрела - бесконечность пространства.
Председатель показал фигуру всему собранию:
- Тут и вечность и бесконечность, значит - все, умней не придумаешь: предлагаю принять.
- Пишут всегда для страха и угнетения масс, - не разбираясь, сказал Копенкин. - Письменные знаки тоже выдуманы для усложнения жизни. Грамотный умом колдует, а неграмотный на него рукой работает.
Дванов улыбнулся:
- Чушь, товарищ Копенкин. Революция - это букварь для народа.
- Не заблуждай меня, товарищ Дванов. У нас же все решается по большинству, а почти все неграмотные, и выйдет когда-нибудь, что неграмотные постановят отучить грамотных от букв - для всеобщего равенства... Тем больше, что отучить редких от грамоты сподручней, чем выучить всех сначала. Дьявол их выучит! Ты их выучишь, а они все забудут...
- Как ты думаешь? - спросил он у Копенкина. - Твой Дванов науку у нас не введет?
- Он мне про то не сказывал: его дело один коммунизм.
- А то я боюсь, - сознался Чепурный, стараясь думать, но к месту вспомнил Прошку, который в точном смысле изложил его подозрение к науке. - Прокофий под моим руководством сформулировал, что ум такое же имущество, как и дом, а стало быть, он будет угнетать ненаучных и ослабелых...
- Тогда ты вооружи дураков, - нашел выход Копенкин. - Пускай тогда умный полезет к нему с порошком! Вот я - ты думаешь, что? - я тоже, брат, дурак, однако живу вполне свободно.
- Проша, - сказал он, - не забудь и женчин отыскать, хоть бы нищенок. Они, брат, для нежности нам надобны, а то видишь - я тебя поцеловал.
- Это пока отставить, - определил Чепурный. - В женщине ты уважаешь не товарища, а окружающую стихию... Веди, Прош, не по желанию, а по социальному признаку. Если баба будет товарищем - зови ее, пожалуйста, а если обратно, то гони прочь в степь!
Вполне приготовившись, Чепурный положил голову на руки и стал не думать, чтобы скорее прошло ночное время. И время прошло скоро, потому что время - это ум, а не чувство, и потому что Чепурный ничего не думал в уме.
- Вы трудно работаете, - сказал Сербинов, чтобы поскорее перестать улыбаться, - а я видел ваши труды, и они бесполезны.
Чепурный бдительно и серьезно осмотрел Сербинова, он увидел в нем отставшего от масс человека.
- Так мы ж работаем не для пользы, а друг для друга.
Сербинов теперь уже не смеялся - он не понимал.
- Как? - спросил он.
- А именно так, - подтвердил Чепурный. - А иначе как же, скажи пожалуйста? Ты, должно, беспартийный - это буржуазия хотела пользы труда, но не вышло: мучиться телом ради предмета терпенья нет. - Чепурный заметил угрюмость Сербинова и теперь улыбнулся. - Но это тебе безопасно, ты у нас обтерпишься.