Причудливую мелодию выстукивало где-то в чреве вагона невидимое железное существо. На коротких платформах, еле затянутых дырявым брезентом, громоздились станки. От них исходил запах жирной смазки. Эшелон с заводским оборудованием, наспех погруженным под шрапнельным огнем вражеских батарей, торопливо отсчитывал километры в сторону Урала. Мимо пронеслись растерзанные июньскими сражениями сорок первого года украинские степи, угрюмые курганы терриконов возле опустевших шахт, на их вершинах больше не перемигивались в бархатной мгле веселые светлячки огоньков.
Эшелон давно миновал прифронтовую зону. Вокруг расстилались совсем другие ландшафты. Суровые картины северной природы. Дождевые капли горохом рассыпались по брезенту, их дробь вторила перестуку колес. Холодные струйки сочились сквозь дырявую материю, стекали по лицу Кольки, мешали думать. Уже тридцать суток вместе с эшелоном мчались навстречу неизвестности пятеро ребятишек — ровно половина отряда, выведенного из охваченного огнем донецкого поселка пятнадцатилетним Колькой, прозванным в ремесленном «главкомом».
Вместе с километрами уходила в прошлое теперь ставшая призрачной такая сказочно счастливая вчерашняя жизнь шахтерского поселка. Закрывал ли Колька глаза, пытался ли как-нибудь переключить мысли на другое, перед ним навязчиво вставали страшные воспоминания: охваченное пламенем здание училища, затянутые чадной пеленой улицы города, ставшая сразу чужой и опасной степь, где вместо привычного пряного запаха полыни воцарился смрад гари.
Над степью, как стервятники, кружили фашистские истребители. Они высматривали все, что движется по земле, и, обнаружив живую мишень, начинали поливать землю расплавленным свинцом. Через эту степь проходил смертельный путь к железнодорожной станции! Оставаться в поселке было невозможно. По его западной окраине, лязгая гусеницами, ползли немецкие вездеходы.
Ребята с надеждой смотрели на своего вожака, привычно ожидая его решения. И Колька решил — надо идти! Тридцать километров до дорожного узла — их надо было проползти не отрывая тела от земли, замирая только для краткого отдыха по его, Колькиной, команде. Он не мог точно сказать, когда он почувствовал себя взрослым. Сам подросток, сейчас он чувствовал ответственность за судьбу девяти ребят. Беззащитные и оробевшие, они окружили Кольку и с надеждой ждали его слова. И тогда Колька понял — он должен оправдать их доверие. Почему-то казалось — главное — добраться до железной дороги, а уж там они обязательно попадут на поезд — он унесет куда-нибудь подальше от войны, туда, где все еще улыбаются люди, вкусно пахнет хлеб и вечерами можно без опасения за свою жизнь зажечь свет.
И они двинулись... Днем ползком, не поднимая головы, ночью под покровом темноты бегом, пока степь не озарял ослепительный свет ракеты. Шаг за шагом они приближались к цели. И все же дошли до станции не все. Сейчас, вспоминая, Колька в отчаянии сжимает кулаки: не уберег-таки! Трех мальчишек и одну девочку! После очередного прочеса «мессеров» их скорченные тела остались лежать в пыльном бурьяне...
Пятеро оставшихся в живых, насмерть перепуганных ребятишек нашли себе укрытие под брезентовым пологом одного из последних составов, поспешно покидающих горькую сторону, полную огня и страданий. Уже на первом полустанке осмотрщик вагонов обнаружил пятерых беглецов.
— Что делать с ребятишками? — спросил он у военного коменданта. Тот посмотрел воспаленными, опухшими от долгих бессонных ночей глазами и махнул рукой.
Так решилась судьба Кольки и его команды. Жизнь есть жизнь. И грустные мысли постепенно уступали место иным заботам: как и чем накормить товарищей, где раздобыть кипятку, чтобы согреть одеревеневшее во время холодных ночей тело. На остановках, когда состав часами пропускал встречные эшелоны с бойцами, Колька, проходя вдоль вагонов, с тревогой смотрел на станки. Дождевая вода проложила на их смазке причудливые узоры. Он хорошо помнил, чему учил его мастер в училище. На его уроках ребята научились уважать металл.
Ухоженная сталь станков в мастерской сверкала чистотой. Сердце у Кольки сжималось при виде погибающих машин.
— Нельзя, чтобы станки испортились в дороге, ребята! — сказал Колька.
На следующей станции они оттирали тряпками ржавые следы дождевых ран на металле. Рабочий, сопровождающий состав, раздал каждому наждачные шкурки, ведро со смазкой и масленки с длинными и узкими, как у чайников, носиками. За тридцать дней изнурительного пути ребята облазили все платформы и изучили в станках каждое отверстие. Шел тридцать третий день пути, когда состав замер у станционного дебаркадера.
Кольке в эту ночь не спалось... Будущее тревожило и пугало. Что дальше произойдет с мальчишками, хлебнувшими горя? Какие еще злоключения готовит им судьба? Когда состав окончательно втянулся на станцию и, вздрогнув, остановился, Колька осторожно выглянул из-под брезента. Ребята, сплетясь в тесный клубок, таким образом согревались. Вокруг полотна высились двух- и трехэтажные дома, за ними темнели очертания горной гряды.
— Эй, где вы там? Ребята, вылезайте! Начальство вами интересуется... — У платформы стоял рабочий, сопровождающий состав, и с ним несколько человек в полувоенной одежде. Колька спрыгнул на землю.
— Вот этот у них вроде командира.
— Ну что ж! Давай знакомиться! Я директор местного завода. Спасибо за станки!
И он протянул Кольке широкую ладонь.
— Сколько с тобой молодцов?
— Пятеро нас...
— Ну и хорошо. Возьмем вас на завод. Определим в общежитие, подберем одежонку, выдадим рабочие карточки и поставим в цех. Согласны?
Колька кивнул.
— Первым делом сгрузить надо станки, собрать в узлы, в линию и немедленно запустить. Сроки у нас вчерашние. Снаряды нужны фронту! Понимаешь?
— Да!
— Накормите ребят. Дайте им телогрейки, шапки, рукавицы, обуйте и приступайте к разгрузке!
Директор пошел дальше, слушая чьи-то объяснения, а Колька остался стоять на месте, силясь унять безудержную радость.
Все пятеро подростков, молчаливые и серьезные, безоговорочно выполняли любое указание своего «главкома». Их определили в одну бригаду, и бригадиром в ней стал Колька. Шел монтаж эвакуированного оборудования. Ребята принесли большую пользу. Ведь за долгую работу они смазали и протерли каждую деталь, каждый едва приметный винтик. Потом станки запустили и оказалось, что они легко подчиняются привычным прикосновениям мальчишеских рук. Как будто машины, благодарные подросткам за заботу в дороге, теперь отвечают добром своим друзьям, оказывая помощь в работе.
Скоро о бригаде Кольки заговорили не только на заводе, но и во всем уральском городке. А когда местная газета напечатала о стахановском рекорде бригады, ребят стали узнавать на улице. Напряженные дни летели, как кадры кинофильма. Постепенно ребята привыкли к суровой погоде Урала: знойной — летом и обжигающей морозом — зимой. Они научились ценить скупые проявления добрых чувств внешне молчаливых и замкнутых в себе уральцев.
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!