ДОКУМЕНТ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В СЮЖЕТ

Самое сложное — это переработка документальных материалов в художественный текст. И я до сих пор точно не знаю, как оно делается (по науке-то) и как оптимизировать этот процесс, чтобы он не отнимал чудовищно много времени. Обычно у меня это делается так: есть какой-то эпизод (одна глава или несколько), например, связанный с важными боевыми действиями в деревне Икс. От двух недель до месяца уходит на поиск и закачку информации. Тут всё зависит от того, сколько в принципе можно нарыть. Обычно я начинаю с научных статей, так сказать, с обзора, выясняю, как оно в целом выглядело. Потом читаю воспоминания очевидцев (если они есть), это обычно легко читается и быстро усваивается. Если версий несколько, я в одном конспекте свожу их все и отмечаю сомнительные места (где воспоминания расходятся).

Из воспоминаний выбираю наиболее яркие моменты и выделяю главных действующих лиц, очень часто в воспоминаниях их десятки, и в этих густонаселённых текстах очень непросто ориентироваться. Командир танка А, командир танка Б, командир танка В… командир танка Я, заряжающий танка А, заряжающий танка Б… заряжающий танка Я. Мехвод танка А, мехвод танка Б, мехвод танка Я, радист танка А, радист танка Б, радист танка Я… жена командира танка А, тёща радиста Б, сестра заряжающего Б, собака мехвода В, а потом бац — кто-то погиб, кого-то ранило, и экипажи перемешались, и теперь в танке А сидят командир А, заряжающий Я, радист Б и мехвод В. Вам уже дурно? Мне тоже. Бывает. Так вот: если дело доходит до того, что хочется записать, кто где сидит и с кем поменялся, значит, пора сокращать героев. Ни один вменяемый читатель не станет записывать состав экипажей, он просто плюнет и закроет книжку в худшем случае или тупо пролистает вперёд в лучшем случае. Умные люди говорят, что нормальный мозг способен запомнить примерно 7±2. Все остальные становятся фоном, массой народной, так сказать. Следующий этап — проверка по документам. Сводки, отчёты, журналы боевых действий, наградные листы. Лучше с обеих сторон. А то иногда бывает, что у противника числится 50 танков, а наши пишут, что подбили 150. В большинстве случаев это не со зла, просто очень сложно в разгар боя определить конкретно, кто какую машину подбил, иногда два или три экипажа записывают один и тот же вражеский танк на свой счёт. А иногда при перепроверке выясняется, что в мемуарах картина совсем другая. Последний этап — проверка на местности и (в идеале) — интервью с музейщиками и поисковиками. Обычно они знают гораздо больше деталей, чем простые смертные, шуршащие бумажками.

После всего этого в голове накапливается огромное количество информации, так что она начинает трещать по швам. И сразу понимаешь, что систематизировать и написать по горячим следам невозможно. Ты просто начинаешь скучно пересказывать всё услышанное и прочитанное. И так в недрах соковыжималки может пройти неделя-другая. Опытным путём выяснилось, что лучше сразу не писать, а выждать неделю. Дождаться, пока информация осядет в голове и переварится. И потом уже появятся какие-нибудь свои мысли и впечатления. Но не больше недели! Опасность большого исторического текста (особенно исторического) в том, что если ты делаешь долгие перерывы, очень сложно снова влиться в события. Можно начинать читать заново. Не знаю, у кого как это работает, у меня вот всё хранится где-то во временной памяти, поскольку информации приходится перерабатывать тонны. Голова у меня не резиновая, и я, написав эпизод, очень быстро забываю тонны прочитанного для этого эпизода и на освободившееся место загружаю свежую тонну. Неделя отдыха не значит не смотреть на текст вообще. А значит писать предыдущий эпизод, уже переваренный. Или всякие лирические отступления (природа, погода и думы). Иначе я очень быстро улетаю из своего придуманного мира. Как мне кажется, роман — это такое пространство, в котором приходится жить 365 дней в году (в этом году даже 366) и в режиме 24/7. Это не значит, что сутками нужно писать. Наверняка кто-то умеет и сутками, но это точно не я. Я тормоз. А о том, как написать кучу текста, будет в другом посте.

Итак, переработка документа в художку. Как я уже сказала, самое трудное — уйти от простого пересказа типа «Вася пошёл налево, Петя — направо, Ганс пошёл прямо, десять танков построились в три эшелона, сигналом к началу атаки был артиллерийский залп». И читатели уснули беспробудным сном… Особенно если карта к тексту не прилагается, но даже если прилагается, не всякий начнёт её изучать. Поэтому населённые пункты можно индивидуализировать с помощью маленьких пейзажных зарисовок или любопытных исторических фактов (обычно они находятся всегда). То есть не просто деревенька Кукуевка, а та самая Кукуевка, в которой, по слухам, в 1802 году развелось так много кукушек, что аж отстреливать приходилось (это шутка, если что). А слева от неё Блинчиково, где не растёт ничего, кроме берёз. Уже повеселее? Теперь про «налево пойдёшь, направо пойдёшь». Здесь я поняла, что всегда нужно искать историю о том, как поход налево и направо изменил что-то во внутреннем мире персонажей. Большинство людей предпочитают читать про людей, а не про пушки и трёхлинейки (хотя я, например, с удовольствием читаю и про пушки).

Чужие воспоминания в чистом виде переписывать не стоит, это сразу видно и сразу скучно. И вторично. А в погоне за точностью так и хочется написать сухой конспект из нарытых сведений. Это первое, что лезет в голову. Но гораздо лучше писать о своих собственных впечатлениях, можно в виде черновика, а потом уже перепроверять детали — не забыл ли чего. Пример (примитивный, зато сразу ясно, о чём речь). Вася торчал в окопах слева, Петя — справа, потом начался артобстрел, снаряд достался Пете. «На правом фланге сложилась более сложная обстановка». Как это изменит Васю? Вася может думать перед боем, что сегодня его уж точно убьют. А убивают Петю. Вася горюет, конечно, но и радуется втайне, что сам-то остался жив. Или Вася впадает в кромешное отчаяние — ну вот, ещё день мучиться и ждать, когда меня наконец прибьют. Уж лучше бы сразу убило. Или же Вася думает, что лучше бы его самого убило, чем друга закадычного Петю, которого вдобавок «у крыльца родного мать-старушка ждёт». А Васю никто не ждёт.

Ещё пример. Было у меня в заначке шикарнейшее интервью (собственноручно взятое) с внуком одного командира. Внук рассказывал, как однажды спросил деда, приходилось ли ему ходить в рукопашную (дело было ещё в Первую мировую, во Вторую дед уже был командиром высокого звена и, понятное дело, в рукопашную не ходил). А дед ответил, что ходил и ничего особенного там не было: всё равно что сено вилами перекидывать. Пронзил врага штыком — и через плечо назад перекинул. Меня это очень впечатлило. Это какую силу нужно было иметь, чтобы легко перекинуть через плечо целого мужика! Долго думала, как этот эпизод включить в роман. В итоге получилось примерно так: красноармеец С. выбирается с трудом из окружения. Сам уже не помнит, когда в последний раз ел и спал, а вдобавок подхватил дезинтерию. В лесу случайно встречает этого самого командира (штаб дивизии тоже выходит из окружения). Командир его жалеет и закидывает «одной левой» на лошадь, а начштаба между делом замечает, что командир-то, бывало, влёгкую перекидывал через плечо противника, когда в штыковую ходил. «Да что там перекидывать, всё равно что сено вилами кидать», — отмахивается командир. Вот такой вот пример: реальный случай как бы между делом вливается в сюжет романа.

Вообще нет ничего хуже вторичной информации. Бесконечных штампов, набивших оскомину по сотням фильмов и книг. Вот, например, типичные киноштампы: «у крыльца родного мать сыночка ждёт», «дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону»; нарочитый фронтовой интернационал (из фильма в фильм обязательно кочуют какие-нибудь условные грузин, киргиз и эстонец, ей-богу, как в анекдоте «Встретились однажды...»), «после войны приезжай, друг, к нам на Колыму плюшек отведать», «листовки на самокрутки», «матка-яйки-кура-рус Иван сдавайс» и тому подобная бузятина. А также: Вася Тёркин под разными соусами, условный Платон Каратаев (опытный солдатище из народа), лирическая медсестричка, суровая врачиха; очкарик-интеллигент (вариант: поэт); солдат-бюрократ, поклонник устава; сурровый полкан (звание значения не имеет) «за ценой не постоим»; комбат (это тот чувак с пистолетом, который встаёт первым в атаку в каждом втором фильме, повторяя всем известное фото, когда ж его пристрелят наконец), важный фашистский генерал с орлиным профилем; малахольный мелкий фриц; жирный повар или «тыловая крыса»; солдат-промысловик, который найдёт харч всегда и везде; злобный чекист (вариант: политрук); зэк на покаянии (модный тренд последних лет); лейтенантик безусый и т.д.

Все события и все образы должны быть максимально персонализированы и всегда нужно стараться (это я самой себе памятку пишу, если что) найти хоть что-нибудь свеженькое при описании известных событий и известных людей.

Самое сложное — это переработка документальных материалов в художественный текст.