Часть 74...
Часть 72.Немцы "дотянулись" до меня ...
Часть 1. Начало...
ПОБЕДА
Были версты, обгорелые, в пыли
Этот день мы приближали как могли.
В.Харитонов
8 мая. Полк на марше. До исходных позиций оставалось километров шесть, до Либавы - семь. Впереди нас двигался артполк конструктивно изящных гаубиц "М-30", позади - подразделение "Катюш". По въевшейся привычке, едущие на броне "безлошадные" танкисты и автоматчики поглядывали на небо: дорога, забитая военной техникой и войсками, была завидной целью для авиации противника. Да и погода вполне летная. Но ни "Юнкерсов", ни воздушного разведчика "Фокке Вульф" не появлялось. Впрочем, и нашего воздушного прикрытия - тоже.
Нас догнал фронтоватый мотоциклист и, передав командиру полка пакет, поехал к гаубичному полку. Командир, ехавший в "Виллисе" впереди, остановил передний танк и приказал просигналить флажком "отойти на обочину и остановиться" Затормозили и шедшие впереди и позади части. Сразу, по освободившейся дороге, в середину нашей колонны, вызывая общее оживление, подъехала наша полевая кухня. Потянуло дымком и привычным запахом "блондинки"! Боже! сколько я поел этой самой пшенки - мы как-то прикидывали - получилось, чуть ли не по полтонны на брата. Многие клялись, что если доживут до мирного времени, не будут даже глядеть на эту кашу. Напрасно клялись! Жизнь после войны наладилась не сразу, а пшено, получаемое по простым и по "литерным" карточкам, еще долго было частым блюдом в рационе наших людей. Итак, в 18 часов 8 мая, движение на дороге остановилось. Налево, по ходу движения, на обширном поле располагался громадный парк, брошенных немцами при отступлении, грузовых и легковых машин разных марок и систем. Сотни машин. Бросались в глаза ярко-желтые машины с черными полосами, как у зебры. Или с пятнами как у ягуара. Эти машины были немцами вывезены из Северной Африки, где расхваленного Гитлером "Лису Пустыни" - маршала Ромеля, успешно затравили наши союзники. Здесь их так и не успели перекрасить. Справа же от дороги тянулось озеро.
Всякое движение по дороге прекратилось. Кто отдыхал на броне, подложив брезент, кто прикорнул, опустив голову на руль. Любители техники бродили по трофейному парку машин, заводили их, ожесточенно спорили об их достоинствах и недостатках. Некоторое оживление вызвал поздний сигнал на ужин: загремели помятые котелки, из-за голени вытаскивались ложки, а из солдатских "сидоров" и офицерских сумок - хлеб. Потом пили чай с сахаром (у кого он сохранился). Потом снова томились в ожидании, не понимая причины длительной остановки. И машинально с опаской поглядывали на небо. Возле нашего радио-фургона собрались штабные офицеры, дождались привычного сообщения привычного сообщения информбюро: что-то говорилось, с некоторым раздражением, о, якобы, сепаратных переговорах союзниках с немцами. Радисты поймали Лондон, но о чем сообщало Би-Би-Си, не поняли. Когда английский диктор замолчал и начался непрерывный звон колоколов, кто-то сказал: похоже, союзнички уже отвоевали и празднуют победу.
К ночи похолодало и доктор Бодров, непререкаемым докторским тоном (он еще считал меня своим подшефным больным) предложил мне забраться в санлетучку, где я и прилег на спальном мешке.
Проснулся я, услышав отдаленную стрельбу. Было около четырех часов утра. Сел, прислушался: точно, где-то шла пальба. Я разбудил, спящего рядом сном младенца, доктора. "Что, нас атакуют?" - спросил Борис. Я пожал плечами. Выйдя из машины, я увидел позади нас, в тылу, вспышки выстрелов, а потом - взлетающие в небо ракеты. Не белые на парашютах, которыми немцы четыре года настойчиво освещали подступы к своему переднему краю, а сигнальные: красные, зеленые, белые. А потом началось нечто невообразимое: вспышки огня, ракеты появлялись и далеко, слева от дороги и справа - где-то за озером. И все быстрее гром выстрелов приближался, слышались уже и орудийные выстрелы. Танкисты, автоматчики, шоферы - стояли у своих машин, с напряженными лицами и широко открытыми глазами.
И вот, вместе с надвигающимся из тыла гулом и отсветами огня, как будто подгоняемое теплой весенней волной воздуха, приблизилось невероятно радостное, долгожданное как счастье, само собой возникшее в сознании светлое и гордое слово: ПОБЕДА!
Никто не сообщал нам о ней. У приемников в радиолетучке никто, в это раннее утро, не вертел тумблеров и верньеров. Это слово "победа" родилось точно из воздуха и стучало громко в сердцах славных воинов. И, осознав это, почти непроизвольно, полк начал стрелять! В воздух! Из пистолетов, наганов, автоматов, ракетниц. В миг, был выпущен во всех танках и подразделениях комплект сигнальных ракет. Танкисты вытаскивали из "гнезд" пулеметы Дегтярева и палили в небо, а услышав, что артиллеристы открыли огонь, повернули орудия и начали стрельбу по озеру. В этой стихийной стрельбе выразилось все, что испытали и перенесли эти люди в бесконечно долгие годы страшной и кровавой войны. И, вместе с тем - гордость, что они устояли и победили.
Однако у артиллеристов гаубичного полка было раздельное заряжание, и они закладывали в ствол только гильзы с порохом (без снарядов). У нас же были унитарные снаряды (то - есть снаряд соединен с гильзой). Поэтому, по приказу командира полка, штабные офицеры бегали вдоль колонны, стучали, чем попало по броне и с трудом прекратили пушечную стрельбу.
Постепенно повсюду потускнел ракетный фейерверк, утихла стрельба - видимо иссякли припасы, а люди все еще не могли придти в себя, стоять спокойно или сидеть. Все находились в движении, собирались в кучки, обнимались, целовались. У многих были слезы на глазах и я тоже не смог удержаться от слез - это были слезы радости - я никогда ни раньше, ни потом, не испытывал такого полного счастья...
Естественно, многие кинулись к начпроду полка В.Богомолову, требуя выдать "законные" сто грамм. Однако тот сообщил, что водка будет выдана только к обеду - приказ командира. Наконец, из радиолетучки прибежал с ликующими глазами, начальник связи и закричал:
- Полная победа! Москва, Левитан, сообщил, что немцы подписали в Берлине акт капитуляции; принимал капитуляцию маршал Жуков.
К полудню треволнения этого замечательного, неповторимого дня, немного поутихли. Я прошел вдоль стоявших на обочине танков, осмотрел кассеты десятка автоматчиков, личное оружие танкистов, патрон для автоматов и пистолетов ни у кого не было, винтовочных, для танковых пулеметов - тоже. Полностью исчез комплект сигнальных ракет. Чуть поубавился и боекомплект снарядов. И так было, рассказывают, по всему гигантскому фронту от Баренцева до Черного моря. Воины, что называется, отвели душу.
- Если бы, - фантазировали солдаты, - нашлась группа гитлеровских фанатиков, она могла бы легко передвигаться в любом направлении, поскольку наши войска мгновенно саморазооружились...
Запомнилось, что после полудня по дороге мимо нас небольшой отряд красноармейцев, провел колонну военнопленных. Но не немцев, а власовцев. Их было сотен пять - шесть. Шли они не "в ногу", разболтанно, как ходят все военнопленные. С любопытством и каким-то удивлением они оглядывали танки и наших ребят, стоящих вдоль дороги. Некоторые власовцы пытались на ходу перекинуться с нами какими-то вопросами, возгласами, но танкисты, автоматчики, шоферы или молчали или резко, с матюжком, отрезали всякую попытку общения. Рядом со мной стоял арттехник П. Папоян, в обличье, которого без труда угадывался кавказец. Увидев его, из колонны военнопленных к нему обратился по-армянски какой-то чернявый власовец. Не знаю, что сказал, или спросил он, но Папоян ответил по-русски, крикнув, что с предателями не разговаривает. Такое, подчеркнуто враждебное отношение к РОА (российская освободительная армия), а проще, по имени командующего этой армией Власова - власовцам, объяснялось просто: власовцы воевали с нами добросовестно, не хуже немцев и сопротивлялись до последнего. Вот и сейчас, офицер, командовавший этой колонной, остановившийся прикурить папиросу, кратко рассказал, что эти власовцы отстреливались еще и тогда, когда наступил мир. Они пытались попасть на отплывающие из Либавы транспортные суда, но немцы, забившие палубы судов, отогнали их автоматными очередями от трапов, бросив на произвол судьбы. Предателей всегда предают - это не мои слова. Какая их ждет участь у нас, они догадывались и отстреливались и убивали наших, когда уже повсюду праздновали победу...