Ранее: Американская революция. Часть XIX. Вооружённый нейтралитет .
Вернёмся к Голландии. На середину декабря 1780 года голландцы успели оснастить и подготовить 20 линейных кораблей — не бог весть как много, конечно. Но у британцев-то в родных водах и того не было — все их эскадры оказались рассеяны по нескольким театрам боевых действий. Они крейсировали у Уэссана, в Индии и Вест-Индии, в Средиземном море и у побережья Африки.
“Призовых хватит, чтобы оплатить все мои долги”
Уже в первый месяц войны с Голландией англичане открыли неограниченную охоту на торговые голландские суда. Результат — захвачено 200 “купцов” с грузом на 15 миллионов флоринов. Это привело к резкому сокращению голландской торговли.
Голландцы рассчитывали на помощь от России, Дании и Швеции. Поэтому 4 января 1781 года ратифицировали Декларацию о вооружённом нейтралитете, однако… северные страны никакой помощи не прислали. Они предпочли ограничиться лишь моральной поддержкой.
Англичане же срочно занялись реорганизацией Флота Канала. К концу 1780 года эскадра в Спитхэде и Норе состояла всего из 15 линейных кораблей. К весне она увеличилась до 22, а к лету — до 27. Вопрос — откуда англичане взяли недостающие 12 кораблей? “Элементарно, Ватсон!”, — их сняли с других направлений: с Атлантики, с блокады французских портов, вернули из Вест- и Ост-Индии.
Голландцы раз за разом посылали в Россию просьбы о помощи, но Екатерина II, уклоняясь от прямого ответа, постоянно предлагала посредничество в мирных переговорах между Лондоном и Гаагой. В свою очередь англичане, зная о постоянных сношениях Голландии и России, с опаской озирались на соединённые русско-датско-шведские эскадры в Северном море, боясь, что в решающий момент эти силы нанесут Британии “предательский удар в спину”.
Принято считать, что именно присоединение Голландии к Вооружённому нейтралитету стало камешком, обрушившим лавину. Но опять-таки… В навигацию 1780 года более 2 000 голландских судов проходило Зунды, в 1781-м — всего 11. Вопрос — стало ли меньше товаров из Балтики поступать в Англию, Францию, Голландию, Испанию? Ответ — нет. Голландские корабли заместили англичане и нейтралы — датчане, гамбуржцы, шведы, ольденбуржцы и т. д. Дошло до того, что свою посредническую торговлю начало развивать даже Королевство обеих Сицилий!
Уже в январе–феврале 1781 года англичане принялись атаковать голландские колонии. 27 января начальник Вест-Индской эскадры адмирал Джордж Родней получил приказ об атаке Синт-Эстатиуса — голландского острова в Вест-Индии, а заодно и главной перевалочной базы в торговле между европейскими странами и Америкой. В приказе, помимо всего прочего, говорилось: “Памятуя о многих враждебных действиях Соединённых Провинций, равно как и их подданных, приказываем вам в качестве компенсации и морального удовлетворения атаковать и захватить голландские владения в Вест-Индии, которые, по мнению командующих сухопутными силами, могут быть захвачены быстро и с несомненным успехом. Первыми объектами нападения предлагаем острова Синт-Эстатиус и Сент-Мартин, поскольку, как предполагается, ни один из них не способен оказать сколь-нибудь серьёзного сопротивления”. В момент получения этого приказа корабли Роднея находились у Барбадоса.
Родней сразу же взял курс на остров Сент-Люсия, где оставил небольшой дозор под командованием адмирала Худа для наблюдения за французской Мартиникой и погрузил на корабли десант из 3 000 солдат под командованием генерала Джона Вогана. 30 января 1781 года эскадра Роднея в составе 15 линейных кораблей и 5 фрегатов взяла курс на Синт-Эстатиус.
3 февраля англичане появились у входа в гавань порта Оранж на Синт-Эстатиусе. Голландцы располагали всего десятью 8-фунтовыми пушками и гарнизоном в 60 человек под командованием губернатора де Граафа. Войска англичан были десантированы вблизи города, и Родней отправил ультиматум — сдаться в течение часа. Понятно, что выстоять против британской эскадры де Грааф не имел никаких шансов. После второго залпа англичан над стенами города взвился белый флаг.
Англичане захватили в гавани 50 американских кораблей. Родней хвастливо писал: “Основной груз этих кораблей — паруса, порох, ядра, пушки, корабельные материалы, предназначенные для колоний, ибо без них действия американских каперов не представляются возможными”.
Первым делом англичане засели за изучение документов на призовых кораблях — согласно им выходило, что с мятежниками торгуют не только французы, голландцы и испанцы, но и датчане, шведы, итальянцы, а также — ай-яй-яй! — некоторые английские фирмы. Впрочем, об этом мы уже писали.
На следующий день без сопротивления сдались и близлежащие голландские острова — Сен-Мартен и Саба. Недалеко от них, у острова Сомбреро произошла и первая и последняя стычка — чуть ранее с Синт-Эстатиуса вышел большой торговый конвой из 30 транспортов, который эскортировал голландский 32-пушечный фрегат Вест-Индской торговой компании “Марс”. Когда английские крейсера нагнали его, тот для проформы пробовал сопротивляться, дав два залпа, однако после ответных выстрелов капитулировал. Голландцы потеряли 8 человек убитыми. В числе последних обнаружился адмирал голландской Вест-Индской компании Виллем Крул.
Всего в Синт-Эстатиусе и около него Родней и Воган захватили ценностей на 3 миллиона фунтов. А вот дальше… небольшой сказ о том, как деньги затмевают разум.
Если посмотреть на дело с точки зрения военной логики, Роднею следовало бы оставить на острове небольшой гарнизон (до 1 000 человек) и побыстрее вернуться к Мартинике. Это позволило бы английскому адмиралу следить за кораблями де Гишена и караулить прибытие французской эскадры де Грасса (та покинула побережье Франции в марте 1781 года, и англичанам было известно, что французы собираются выслать новую эскадру в Вест-Индию). Родней мог принять и другое неплохое решение — пойти на север и соединиться в Галифаксе с эскадрой контр-адмирала Грейвза, дабы получить господство у побережья мятежных колоний, после чего начать полноценную блокаду американских портов. Вместо этих двух вариантов Родней выбрал третий — самый худший: его эскадра начала подсчёт и делёж награбленного.
Сначала англичане определили стоимость всех захваченных 130 судов, которые Родней оценил в 500 тысяч фунтов. Потом перешли к скрупулёзному подсчёту товаров и ценностей в казне, складах, магазинах. Не забыли и крепостные пушки, а также ценности типа картин, комплектов обмундирования, зерновых запасов. Попутно Родней начал долгую и нудную переписку с Адмиралтейством, отсылая в Лондон “простыни” с весьма витиеватыми заголовками, подобными этому: A letter to the Right Hon. Lord Rodney ... on the subject of the St. Eustatius prize money: containing a plan for the speedy and final division of it, &c. (письмо от достопочтенного лорда Роднея по поводу призовых денег с Синт-Эстатиуса: план их быстрой и окончательной делёжки). Тем временем по острову прокатилась очередная череда ограблений. 13 февраля Родней провозгласил “днём расплаты евреев”(!) и выжал с проживавших на Синт-Эстатиусе иудеев выкупа ещё примерно на полмиллиона фунтов. Не успокоившись на этом, адмирал приказал морпехам раскопать еврейские кладбища, объясняя это тем, что “евреи часто хоронят своих вместе с ценностями”. Общая сумма захваченного оценивалась Роднеем в 3 миллиона фунтов. Согласно “Крейсерскому и Конвойному Акту” 1747 года, адмиралу выделялась 1/8 часть от всех призовых, или 375 тысяч фунтов стерлингов. Родней, известный на флоте своей скаредностью и хапужеством, попросил Адмиралтейство увеличить его долю до 3/8, то есть получить деньги и как адмирал, и как капитан корабля. Таким образом, к выплате ему полагалось 1,125 миллиона фунтов. В Адмиралтействе удивились такой неприкрытой наглости и сообщили, что если адмирал Джордж Родней не в курсе, доля начальника экспедиции равна 1/8. Так как Родней делит командование с генералом Воганом, соответственно он может претендовать только на 1/16 от суммы, или на 150 тысяч фунтов.
Ожидаемо, но такого вознаграждения Роднею показалось мало. Удостоверившись, что в списках коммерсантов, торговавших с США через голландский Синт-Эстатиус, значились британские купцы с островов Сент-Китс и Сен-Бартелеми, он послал к ним своего представителя. Последний предложил купцам выбор — либо они переведут щедрые суммы на расчётный счёт адмирала, либо их включат в список “предателей народа”, который сейчас формируется Роднеем. Таким нехитрым шантажом адмирал добрал ещё порядка 300 тысяч фунтов. У тех же негоциантов, кто отказался платить, английские морпехи забрали все их приходные книги и документы. Родней, как всегда, считавший, что ему где-то чего-то не додали, назвал Сент-Китс “островом воров, предателей и хапуг”.
Стремясь поскорее обратить захваченные товары в звонкую монету, Родней распространил по окрестностям ошеломляющее известие, что на острове Синт-Эстатиус можно купить всё что угодно по демпинговым ценам. Потом началась погрузка захваченного на транспорты и корабли. Она продлилась до середины апреля.
Для перевозки награбленного Родней задействовал 34 захваченных американских судна, в охранение которых назначил 74-пушечный “Ривендж”, 62-пушечный голландский “Марс”, а также два 32-пушечных фрегата под началом адмирала Хотэма. В письме жене Родней констатировал: “Если мой конвой из захваченных кораблей благополучно дойдёт до Англии, то я буду безмерно счастлив, поскольку призовых хватит на то, чтобы оплатить все мои долги, да и смогу хоть что-то оставить своим дорогим детям”.
Увы, несмотря на все предосторожности Роднея, этот конвой был потерян. Французы, узнав о выходе каравана, перехватили его 2 мая 1781 года у островов Силли. Уже известный нам Ламотт-Пике атаковал конвой с шестью линкорами (один 110-пушечный, два 74-пушечных, три 64-пушечных) и захватил 22 торговых судна из 34-х. Хотэм, имея всего два корабля и пару фрегатов, заметил французов слишком поздно. Поэтому единственное, что командир английского эскорта успел сделать, так это дать сигнал конвою рассеяться. Сочтя на этом свой долг исполненным, Хотэм бросился наутёк. Французы захватили ценностей на 8 миллионов ливров (320 тысяч фунтов стерлингов), не считая стоимости самих захваченных судов. Всего же эта “экспроприация экспроприаторов” была оценена в 500 тысяч фунтов.
Самое смешное, что британское Адмиралтейство заранее знало о выходе эскадры Ламотт-Пике из Бреста, так что к Хотэму было заранее отправлено авизо с инструкциями идти в Англию вокруг Шотландии. Но посыльный парусник не смог встретиться с конвоем, бесцельно прокрейсировав две недели у берегов Ирландии, после чего вернулся ни с чем.
Раз конвой, два конвой и нерешительный штатгальтер
Герой “экспроприаций” Родней покинул Синт-Эстатиус только 6 мая 1781 года, в то время как ещё 28 апреля к Мартинике подошла эскадра де Грасса. Это соединение, насчитывавшее 20 линкоров и 3 фрегата, отогнало от Мартиники блокирующие корабли Худа (17 кораблей) и соединило свои силы с заблокированными кораблями в Форт-Рояле. Теперь у де Грасса имелось 24 линейных корабля, тогда как у Роднея и Худа — 20 кораблей. В столь кризисный для бриттов момент блистательный Родней внезапно решил… отбыть с карибского театра боевых действий в Англию. Причин у такого адмиральского перформанса было как минимум две.
Во-первых, Родней обнаружил, что у вылезла паховая грыжа, так что флотоводец начал испытывать настоятельную потребность в лечении.
Во-вторых, часть депутатов английского Парламента выказала возмущение столь беззастенчивым грабежом Синт-Эстатиуса и намеревалась призвать Роднея к ответу. Было инициировано даже несколько судебных исков о неправомерно осуществлённых адмиралом захватов. С учётом этого обстоятельства Родней решил не дожидаться, пока его без него засудят, и лично “дать ответ клеветникам”.
Отчаливая с Синт-Эстатиуса, с собой Родней забрал 2 корабля. Теперь у Худа в Вест-Индии осталось всего 19 линкоров против 24 у де Грасса…
Напомним, что, помимо Синт-Эстатиуса и Сен-Мартена, Голландия располагала колониями Демарара, Бербиче и Эссекибо (ныне британская Гайана), голландской Гвинеей, а в Бенгалии — Негапатамом. Суринам и Кюрасао Соединённым Провинциям удалось удержать, так как голландцы успели послать туда помощь, да и французы с испанцами в стороне не остались — тоже помогли.
Впрочем, о морской войне в Вест- и Ост-Индиях в 1780-1781 годах мы подробно расскажем несколько позже. Пока же вернёмся в Европу, где произошло ещё одно знаковое сражение, напрямую связанное с присоединением Голландии к Лиге вооружённого нейтралитета.
31 мая 1781 года адмирал Гайд Паркер с 7 кораблями (80-пушечный “Принцесс Амалия”, 74-пушечные “Бервик” и “Фортитюд”, 60-пушечный “Баффало”, 50-пушечный “Престон” и 44-пушечный “Долфин”), 4 фрегатами и 1 куттером вышел к Каттегату, где 28 июля к нему присоединились 50 торговых судов, следовавших из Санкт-Петербурга, Риги и Данцига. В свою очередь 10 июля голландский контр-адмирал Зутман получил приказ от Амстердамского адмиралтейства прикрыть большой конвой из 71 торгового судна, направляющийся в русские балтийские порты.
Понятно, что без предварительной разведки осуществлять проводку столь ценного конвоя для голландцев было бы глупо. Поэтому ещё 5 июля в море вышел коммодор ван Кинсберген, имевший приказ произвести рекогносцировку у Текселя и Доггер-Банки. 31 июля на рейде Текселя голландская эскадра — 7 кораблей (74-пушечный “Адмирал-Генерал”, 68-пушечные “Адмирал де Рюйтер” и “Холланд”, 54-пушечные “Батавиер” и “Адмирал Пит Хейн”, а также 40-пушечный “Арго”), 5 фрегатов и 1 куттер — соединилась с голландскими торговыми судами.
1 августа это скопище “купцов” и конвоиров начало движение.
Вечером 4 августа голландцы в районе Доггер-банки приметили два или три непонятных паруса, подающих странные сигналы (это оказались высланные вперёд Паркером британские разведчики, которые приняли корабли Зутмана за свои, английские). В этот момент голландцы опять выпихнули на рекогносцировку ван Кинсберна. Тот с борта куттера “Аякс” высмотрел совершенно “бесконечный” торговый конвой (более 200 судов, по оценке Кинсбергена), следовавший под прикрытием 10 британских кораблей (реально — 7 кораблей и 4 фрегатов, как мы помним).
Дозоры Паркера тоже засекли голландцев и тоже преувеличили их численность. Паркер с боевыми кораблями оставил конвой и решил атаковать противника, который (как он думал) планировал напасть на прикрываемые им торговые суда. Зутман же приказал своим “купцам” оттянуться на 10 кабельтов на подветренную сторону, после чего выстроил линию.
В 7 утра 5 августа оба противника увидели друг друга в утренней дымке и боевом строю. При этом и английский, и голландский флотоводцы считали, что противник осуществляет заранее спланированную операцию по нападению на конвой.
Гайд-Паркер решил захватить инициативу и атаковать первым. Он пошёл на сближение с голландской эскадрой, которая, выстроившись в линию, не открывала огня, пока англичане не сблизились на 100 ярдов. В 8.00 флагман Зутмана “Адмирал де Рюйтер” ахнул всем бортом по 74-пушечнику “Фортитюд” — так начался жаркий бой охранения двух конвоев, который продолжался 3 часа 40 минут. Во время этой потасовки “купцы” обоих конвоев (английского, возвращавшегося с Балтики, и голландского, идущего на Балтику) счастливо избежали боя и удалились без потерь. Поэтому Зутман и Гайд-Паркер почти одновременно решили, что дело сделано — подопечные транспортные суда победоносно защищены — а потому можно задробить стрельбу. К 14.00 пушечные залпы смолкли. Гайд-Паркер отошёл к устью Темзы, голландцы — к Текселю.
Во время сражения англичане потеряли 108 человек убитыми и 399 ранеными, голландцы — 140 убитыми и 400 ранеными. Голландский конвой счастливо достиг Зундов, где был встречен шведскими кораблями. Голландские “купцы” подняли шведские флаги и без потерь были препровождены в балтийские порты.
Голландия ликовала! Это был первый серьёзный бой на море с англичанами после англо-голландских войн, и в этой схватке голландские моряки показали, что воевать умеют не хуже британцев. И моряки, и адмиралы требовали вывести отремонтированный флот в море и дать генеральный бой. У Голландии было 20 кораблей. У англичан на лето 1781 года в домашних водах таковых насчитывалось 16. Однако штатгальтер Вильгельм V и его министр герцог Брауншвейгский решительностью не отличались. Они запретили своему флоту покидать порты. Удачный момент оказался упущен. К концу августа англичане довели численность кораблей в Спитхэде и Норе до 22 единиц, а в сентябре — до 27.
“У неё самое высокое мнение о нашей силе и нашем духе…”
Заканчивая повествование, посвящённое появлению Декларации о вооружённом нейтралитете, подведём краткий итог: к 1781 году положение Англии ещё более ухудшилось. Теперь с ней воевали не только Франция, Испания и американские колонии, но и Голландия. Помимо них, существовала довольно сильная Лига вооружённого нейтралитета, которую тоже нельзя было списывать со счетов. Это заставило англичан ещё больше рассредоточить свои силы по всему миру. Получалось, что ни в одном из действительно важных оперативных районов британцы не имели решающего превосходства. Вот, например, как выглядело распределение английских линкоров по театрам военных действий в апреле 1781 года (всего 94 корабля): в Ла-Манше — 34 единицы, в Северном море — 3, в Вест-Индии — 27, возвращаются в Англию — 7, в Северной Америке — 9, в Индии — 5, идут в Индию — 5. Ещё 4 линкора были задействованы для сопровождения конвоев.
В мае–июне 1781 года Австрия и Россия предложили воюющим сторонам свои посреднические услуги для заключения мира. Англия отвергла эти предложения. По словам лорда Стормонта, “британская нация сражается за свои самые насущные интересы и своё политическое существование” и она не подпишет “позорный мир, даже если французы овладеют Тауэром”.
В поисках способов решения проблемы нехватки собственных вымпелов в британском правительстве додумались до идеи попросить у России в аренду… весь Балтийский флот! Который должен был бы перейти на Средиземное море, “где, как мы помним, он покрыл себя славой” (слова английского посла в Санкт-Петербурге Гарриса), и действовать против Испании с Францией. В то, что, разделавшись с кораблями султана, русский флот был способен побить немало “горшков” на французской “кухне”, верили и в Версале. Граф де Брольи, глава министерства иностранных дел у Людовика XV, прямо так и писал: “Русская морская победа над турками поставит под угрозу французскую морскую торговлю в Леванте”.
Известны также слова императора Св. Римской Империи Иосифа II, сказанные им сразу после Чесмы: “Вся Европа будет необходима, чтобы сдержать напор этих людей, турки — ничто по сравнению с ними” (цит. по Anderson, Naval Wars in the Levant, pp. 286).
Чем дальше, тем больше Лондон погружался в грёзы об отправке Балтийского флота России на средиземноморский ТВД. Взамен англичане предлагали передать России остров Менорка в Средиземном море (Балеарские острова). После разговора с Потёмкиным Гаррис даже составил проект, по которому все жители Менорки после перехода острова под российскую юрисдикцию подлежали депортации, а на их место расселялись бы православные греки.
Ставки начали повышаться. Узнавший об английском плане французский посол Верженн решил его похоронить своим срочно сочинённым вместе с Испанией предложением. По нему России предлагались острова Пуэрто-Рико и Тринидад в Вест-Индии. За них Российская империя должна была бы вступить в войну на море, но уже на стороне США и французов.
Екатерина отвергла как франко-испанские, так и английские предложения: “Наши корабли туда не доплывут. В прошлую войну мы с большим трудом дошли до Средиземного моря, это наш предел”. Получить базу неизвестно где, чтобы воевать за чуждые Санкт-Петербургу интересы… нет, императрице это было совсем неинтересно!
Англичане восприняли очередной отказ императрицы как явное проявление российской враждебности и даже где-то двуличности. Позже член Парламента Эдмунд Берк писал: “После войны у Англии появилось много времени, чтобы поразмышлять о том, как она стала отверженной, о своей абсурдной и глупой политике, под влиянием которой она нарисовала сама себе совершенно неопределённого союзника (Россию), при этом обе страны подозревали друг друга в двойной игре”.
Впрочем, Гарриса Екатерина, несомненно, очаровала. Свой разговор во время последней встречи с правительницей Российской империи английский посол зафиксировал в мемуарах так: “У неё было сильное желание помочь нам, но она не хочет погружать свою империю в новые войны. У неё самое высокое мнение о нашей силе и нашем духе, и она не сомневалась, что мы превосходим и французов, и испанцев. Рассуждая о восстании в Америке, Её Величество посетовала, что мы не смогли остановить бунт в самом начале, и намекнула, что, может быть, стоит остановить войну и дать колонистам то, что они просят — независимость? Я спросил её — а если бы эти земли принадлежали бы ей и если бы иностранная держава предложила бы ей мир на подобных же условиях — согласилась бы она? Екатерина с горячностью ответила: “Я предпочла бы сложить голову, чем подписать подобный мир!”
Продолжение следует