Санкт-Петербург – особый город для нашей страны не только в отношении истории, архитектуры, музыки, поэзии, живописи и других сфер искусства, но и с медицинской точки зрения. В стенах «питерской» клинической школы сформировалось немало врачей, оставивших яркий след в истории отечественной и даже мировой медицины. В нынешнем году исполнилось бы 145 лет со дня рождения одного из крупнейших интернистов первой половины минувшего столетия, где-то напрямую, а где-то косвенным образом оказавшего влияние не только на терапевтическую школу северной столицы, но и на вектор развития внутренней медицины и кардиологии в нашей стране. Это академик профессор, заслуженный деятель науки Георгий Фёдорович Ланг.
Один из лучших учеников Ланга (впоследствии – крупнейший терапевт и кардиолог) вспоминал в своих мемуарах: «В 1922 г. я приехал в Петроград. Сразу после размещения пришёл с рекомендательным к Г.Ф. Лангу. Профессор показался мне важным и властным; одет он был безупречно: белая рубашка со сверкающими чистотой манжетами и воротничком, хорошо выутюженный костюм, поверх которого – белоснежный халат. Его глаза сквозь очки светились умом, а проницательный взгляд заставлял как-то сразу подтягиваться, делать как можно больше на высоте своих возможностей, стараться не уронить себя случайной глупостью. Большая фигура Ланга всегда выделялась на обходах среди толпы врачей – точно слона окружали какие-то другие более мелкие и незначительные звери».
Однажды, наконец, молодой врач дождался чести докладывать Лангу своего больного. Профессор слушал молодого врача весьма благосклонно и при обосновании диагноза как-то незаметно направил его в неожиданную для того сторону; педагогическое мастерство и такт Георгия Федоровича повернули ход рассуждений начинающего клинициста таким образом, что тому стало казаться, будто бы это его собственные умозаключения.
«Молодой врач должен не столько запоминать, как понимать болезни. Он должен научиться правильно мыслить у постели больного», – резонно говорил Ланг. На экзаменах профессор часто задавал «необыкновенные» вопросы – по физике, химии, фармакологии, патофизиологии и не стеснялся отправлять студента повторно готовиться к экзамену. Георгий Фёдорович справедливо утверждал, что терапия является основной клинической дисциплиной, а терапевт – специалист, куда больше других клиницистов нуждающийся в основательной подготовке по фундаментальным дисциплинам.
Ещё один ученик Ланга, один из основоположников спортивной кардиологии в нашей стране, спросил однажды у своего учителя, а что же тот будет спрашивать на предстоящем собеседовании с претендентами на обучение в аспирантуре? Ланг иронически взглянул на своего ассистента и ответил: «Внутреннюю медицину».
О строгости и требовательности Ланга складывали легенды. Его авторитет довлел как на коллегами, так и над пациентами, а профессорские обходы, как отмечали современники, являли собой школу клинического мышления и синтеза данных дополнительных методов обследования, в результате чего выставлялся верный диагноз, на основе которого в свою очередь назначалось эффективное лечение. После осмотра пациентов в палатах в ординаторскую набивалось до 70 докторов, где наиболее сложные и прогностически неясные больные подвергались всестороннему анализу.
Георгий Фёдорович предоставлял слово каждому желающему, однако в случае неверных рассуждений подвергал оратора жёсткой критике. Научные «требования» профессора также были чрезвычайно высокими. Если доклад проходил через «жернова» ланговской критики, выступавшему был обеспечен успех на конференциях, съездах и др. мероприятиях.
