Подружку невесты звали Танюшкой. Неровно всхлипывая, она силилась оттереть с ее белого платья зеленые полосы давленной травы и желтую пыльцу одуванчиков. - Ну зачем ты согласилась!? Лучше б засадила его по полной! Силком же взял! Да еще и обрюхатил, зараза! – она грозила кулачком в сторону орущего веселые песни застолья.
- Стыдно ж… - Лариса не плакала совсем, хотя внизу живота скулила боль серым волчонком. Упала она больше от неожиданности и токсикозного бессилия. Да еще этот деревянный трон на себя опрокинула, пытаясь удержаться на ногах.
Подружку невесты звали Танюшкой. Неровно всхлипывая, она силилась оттереть с ее белого платья зеленые полосы давленной травы и желтую пыльцу одуванчиков. - Ну зачем ты согласилась!? Лучше б засадила его по полной! Силком же взял! Да еще и обрюхатил, зараза! – она грозила кулачком в сторону орущего веселые песни застолья.
- Стыдно ж… - Лариса не плакала совсем, хотя внизу живота скулила боль серым волчонком. Упала она больше от неожиданности и токсикозного бессилия. Да еще этот деревянный трон на себя опрокинула, пытаясь удержаться на ногах.
Здесь, за гаражом, она не хотела вспоминать, как навязчиво ухаживал за ней Стас. После той дискотеки девушка уехала в город, поступать в пед на филологический. Но засыпалась на такой ерунде, как фольклор. Ну не знала она верований языческих славян! Все больше классику читать предпочитала. Пришлось домой вернуться. Татьяна же поступила влет, как звезда, с блеском! «Психологом, я, может быть, не стану, а вот доктором психологических наук – обязательно!», - шутила она. Так и разошлись их дорожки в ту осень, но связь не порвалась, а клеилась листочками зеленых смс-ок. Лариса больше любила писать, чем говорить вслух. И слушать любила.
А Танюшка же была смешливая, взрывная. К семнадцати годам крепко надела на себя образ Монро и красила ярко губы даже в школу. Почему то задумчивой Ларисе было удивительно легко с ней и надежно. Татьяна горой стояла за подругу, оберегая от школьных задирак. Могла и ранцем по шее съездить и едким словом оглушить. Но не было ее рядом в ту злополучную осень…
- Я вот сейчас пойду и в рожу плюну этому орангутангу! – шипела Татьяна. – А лучше – прокляну!
Здесь, за гаражом, она не хотела вспоминать, как навязчиво ухаживал за ней Стас. После той дискотеки девушка уехала в город, поступать в пед на филологический. Но засыпалась на такой ерунде, как фольклор. Ну не знала она верований языческих славян! Все больше классику читать предпочитала. Пришлось домой вернуться. Татьяна же поступила влет, как звезда, с блеском! «Психологом, я, может быть, не стану, а вот доктором психологических наук – обязательно!», - шутила она. Так и разошлись их дорожки в ту осень, но связь не порвалась, а клеилась листочками зеленых смс-ок. Лариса больше любила писать, чем говорить вслух. И слушать любила.
А Танюшка же была смешливая, взрывная. К семнадцати годам крепко надела на себя образ Монро и красила ярко губы даже в школу. Почему то задумчивой Ларисе было удивительно легко с ней и надежно. Татьяна горой стояла за подругу, оберегая от школьных задирак. Могла и ранцем по шее съездить и едким словом оглушить. Но не было ее рядом в ту злополучную осень…
- Я вот сейчас пойду и в рожу плюну этому орангутангу! – шипела Татьяна. – А лучше – прокляну!
- Брось, не унижайся. – Лариса закрыла глаза. Зеленый сок одуванчиков становился грязно-бурым, а желтая пыльца расплывалась в неприлично алых пятнах. «Платье уже не отстирать», - думала Лариса, подхваченная легким майским ветерком. Пролетая над заваленным свадебной трапезой столом, невеста увидела подхваченный вихрем рой лепестков яблоневого цвета и присоединилась к нему. Возвращаться не хотелось. Совсем.
- Брось, не унижайся. – Лариса закрыла глаза. Зеленый сок одуванчиков становился грязно-бурым, а желтая пыльца расплывалась в неприлично алых пятнах. «Платье уже не отстирать», - думала Лариса, подхваченная легким майским ветерком. Пролетая над заваленным свадебной трапезой столом, невеста увидела подхваченный вихрем рой лепестков яблоневого цвета и присоединилась к нему. Возвращаться не хотелось. Совсем.
