Маркус глянул на Иву.
– Шаг назад, – коротко скомандовала она.
В гвардейцев у дверей бросили бутылки с зажигательной смесью прежде, чем они успели выстрелить, следом – автоматная очередь. За Леоном вошли двое в масках, с оружием в руках. Стрельба не затихала – это, впрочем, не имело уже значения. Как только он вошёл в комнату – речь пошла о захвате заложников.
Двери закрылись. Капкан захлопнулся.
Леон всё ещё стоял на пороге – обрив голову, отрастив бороду, он действительно стал чем–то похож на отца, хотя тот приобрел столь воинственный вид уже с годами. На лице младшего Лемана был белый грим, лоб венчали чёрные стигматы. Ива не успела сделать и шага к нему, как Маркус взял её в захват, стиснув шею. Ива зажмурилась, вцепившись в его руку ногтями, беспомощно дёрнулась.
Леон лишь вскинул подбородок.
– Я думал, имперцы не ведут переговоров с террористами, – усмехнулся, прогуливаясь по комнате. – Отпусти мою сестру.
– Как только твои люди выйдут, – спокойно ответил Маркус, сжав тонкую шею так, что Иве пришлось стать на носочки и тянуться вверх, она чуть захрипела, глядя на Леона.
– Но ты ведь понимаешь, что тебя это не спасёт? – Леон обошел его стороной.
– Можешь оставить их, – кивнул Маркус. – А я буду медленно душить твою сестру. Откроешь огонь – я ей прикроюсь. Результат? Умрёт она. Я. Ты. Хоть кто–то из нас своего добьётся?
– Маркус, я тебя знаю, – Леон ответил просто и снисходительно, глянул на него. – Ты не станешь прикрываться женщиной.
– Я стану прикрываться предателем Империи, – вкрадчиво объяснил Император. – Эти существа бесполы. Думаешь, я не захочу перед смертью забрать у тебя что–то дорогое? Прекращаем огонь, Лео. Я объявляю переговоры.
Леон ногой отодвинул в сторону стул, приготовив себе место. Кивнул своей охране. Двери открылись – в конце коридора появился капитан, глядя на Маркуса, сжимавшего Иву в захвате. Император только едва качнул головой, а посмотрел так, словно давал конкретное распоряжение.
Если капитан пойдет на штурм – ничто не помешает Леону оставить Империю без монарха, но Маркус вдруг подумал о другом – каким позором будет уйти, прикрывшись женщиной. История не будет слушать о дипломатии, сговорах, даже о том, что Ива знала, на что идёт. Он навсегда останется трусом. Маркус пожалел, что вообще на это согласился.
Двери снова закрылись. Воцарилась тишина.
Маркус тут же оттолкнул от себя Иву – возможно, слишком резко, потому что, оказавшись перед братом… Она искренне оцепенела. Её пальцы дрогнули. Она подняла руку – Леон проследил за этим жестом хищно и настороженно. Ива же замерла. Она вдруг прижала ладонь к груди, словно в кулак сжала собственное сердце. Зажмурилась.
Леон улыбнулся. Он поднял подбородок Ивы, потянулся к ней и коснулся губ поцелуем. Поцелуй этот был быстрым, но Маркус уже тогда понял – совсем не родственным.
Леон опустился в кресло, кивнул Иве на пол, указав её место. Ива промедлила, опустилась на колени. Села у его ног, склонив голову. Брат опустил ладонь ей на затылок, касаясь собранных волос.
– Красивое зрелище, верно? – кивнул он Маркусу.
– Не слишком, – ответил тот, холодно глянув на Иву, после отодвинул стул, сев напротив Леона.
– Брось, – хмыкнул Леман, разминая шею. – Я хорошо тебя знаю, Марк. Мы похожи.
– Возможно. Только я никогда не поставлю сестёр на колени, – Марк всё смотрел на его непроницаемую белую маску, и она стала казаться ему чем-то огромным, гораздо больше его лица – туманной дымкой, обволакивающей его.
Леон коротко сжал волосы Ивы, закинув голову, оголяя хрупкую шею – за волосы притянул её ближе, чтоб она сидела меж его разведенных ног.
– Да, но и ты не побоялся шагнуть за черту, – Леон улыбнулся. – Когда убил своего отца.
У Маркуса посветлели глаза. Лицо его тронула хищная улыбка, похожая на трещину.
– С чего ты решил, что это я? – флегматично спросил, равнодушно перечисляя: – Сердечный приступ настиг его на лестнице и дело с концом, а яд никто так и не нашёл.
– Потому что ты его не отравил, – Леон почти перебил Маркуса, глядя на него с плохо скрываемой насмешкой, ленивым превосходством.
Ива исподтишка посмотрела на Императора. Маркус сделал плавный жест рукой, словно призывая Леона продолжить.
– Проходит год после смерти Оливера, – скучающе начинал Леон. – Юный Император провожает Зимний яр, выходит на главную площадь с пастушьим посохом из чистого золота, инкрустированного драгоценными камнями и такой же державой. Конечно, перед праздником все атрибуты имперской власти надлежит провести в порядок. Этим занимается придворный ювелир. Посреди ночи перепуганный старик влетает в дом к Первому советнику и рассказывает… Что одного камня не хватает. Вот этого имперского изумруда. Крохотный, правда? Кто мог заметить такую мелочь?
Леон достал из внутреннего кармана зеленую искорку, покрутил в пальцах.
– И что это значит? – вежливо поинтересовался Маркус.
– Камушек был весь в крови, – объяснил Леон. – Старик нашёл его на той самой лестнице, с которой упал твой отец и якобы проломил себе голову. Закатился куда-то в уголок и пролежал там благополучно… С год. На следующее утро старичка-ювелира находят в своей постели мёртвым. Интересное совпадение, да?
Леон сощурился, разглядывая изумруд.
– Мне нравится, как ты это сделал, – ответил Леон. – Проломил ему голову золотым посохом и скинул с лестницы. Как вероломно. Как прекрасно. Просто пришёл и взял то, что тебе полагается. Я сделал то же самое. Только ты взял Империю, а я…
– Что взял ты? – прищурился Маркус, ещё не до конца собрав этот искаженный, дикий витраж. – Свободу? Чушь. Оставь ты отца в живых, он помог бы тебе избежать смертного приговора. Зачем было его убивать?
Глаза Леона сделались холодными.
– А ты своего зачем убил? – спросил резко, но потом всё же ответил: – Он был преградой к единственному, что я не мог получить, не уничтожив его. Я шагнул за грань. Я доказал свою силу. Я доказал своё право.
Маркус на секунду ощутил в себе какую–то странную, неподвижную тишину, а потом, опустив глаза, увидел, что Ива плачет – без единой слезы, но всем своим телом, она источала скорбь.
Маркус отвёл глаза, глядя на зеленый камень в руках Леона – долгим, странным взглядом, полным горечи и смирения.
– Ты прав, – признал Маркус. – Мы похожи.
– Мы всегда были друзьями, – улыбнулся Леон. – Так к чему нам воевать?
Он сжал волосы Ивы сильнее. Она чуть вскрикнула.
– Не пищи, – велел он, шлепнув её по щеке, как собаку.
Маркус совладал с лицом.
– К чему нам воевать, – чуть бодрее повторил Император. – Ты и впрямь не глуп, мой друг. Сейчас нам действительно не к чему воевать, когда можно объединиться против общего врага.
Леон улыбнулся, повторяя этот его лёгкий, дозволительный жест.
– Продолжай, – попросил.
– Колонии – множество разрозненных племен…
– Не рассказывай мне о колониях, – перебил Леон чуть нервно. – Я ими управляю.
– Ты захватил жалкий архипелаг и едва можешь его удержать, – сухо прояснил Маркус, холодно глянув на собеседника. – Перед лицом цивилизации – дикари всё больше объединяются, а кайзерцы норовят подмять под себя золотодобычу. Этого допустить нельзя. Я дам тебе оружие. Дам тебе людей. Ты устроишь революцию, как и мечтаешь. Объединишь колонии…
– Для тебя, – уточнил Леон.
– Наш союз будет временным, – резонно отозвался Маркус. – А может и постоянным. Ты получишь свою землю. Я – выгоду.
Ива вдруг рассмеялась. Леон глянул на неё с нежностью, потом смешливо на Маркуса.
– Я разрешаю тебе подняться, – он легко провёл пальцами по белое шее. – И говорить с нашим другом.
Ива выпрямилась, глядя на Маркуса, как на дурака. Он видел, как искрятся её глаза. Как изменилось её тело – она потерялась, когда вошёл Леон. Сейчас она была собрана, натянута, как тетива.
– Моему брату не нужен мир, – объяснила она. – Не нужна экономика. Бюрократия. Государство. Важен только хаос.
Леон поднялся, приобняв Иву за талию. Поцеловал плечо, тут же прикусывая. Глянул на Маркуса – сыто, довольно.
– Остров свободы – это не сраная кучка либералов, Марк, – его рука пошла вверх, от талии, к груди, сжала её в ладони. Леон голодно зарычал, склонился к сестре, вдыхая её запах. Провёл языком по шее. Вторая рука погладила живот и спустилась ниже, легла на промежность. – Это вседозволенность. Росток разрушения. Мы – та капля, которая точит камень. Я хочу чего–то большего, чем земная власть. Хочу, чтоб люди приняли в себе зверей. Первозданного дикого мира, где люди примут единственную власть. Власть сильного.
Маркус встретился с Ивой взглядом.
– Власть сильного, – повторила она.
Маркус, наверное, осознал всё за секунду до взрыва. Он увидел, как она вскинула руку, выхватывая из прически длинную золотую шпильку, острую, как кинжал.
– Нет! – гаркнул он, а следом, незамедлительно: – Охрана!
Она ударила брата в грудь. Первый удар Леон пропустил, второй, столь же быстрый, Ива нанесла у основания шеи, в предплечье, но Леон успел с воем дёрнуться в сторону, сестра ловко обхватила его, прыгнув на закорки, обвивая как змея, взяла в захват шею удушающим объятьем.
Капитан влетел первым, закрывая Маркуса. Моментально оценив ситуацию.
– Не стрелять! – прежде чем Артур успел крикнуть, просвистела пуля.
В миллиметре от Леона, который со всей силы ударил Иву об стену, пытаясь с себя скинуть. Её хватка не ослабла. Артур кинулся к ним – Леманы, оба, нужны были живыми, но Ива схватилась за шпильку в плече брата, выдернула её, удерживаясь на его поясе ногами и, одной рукой держа шею, ударила брата снова.
Того мгновения – одного мгновения, которое Артур упустил, ей хватило. Она вонзила шпильку ему в горло, перестала удерживать – соскользнула на пол, весь свой вес перенесла на эту шпильку, надавила как на рычаг, вспарывая ему глотку.
Отпустила.
Леон рухнул.
Он не затих. Он пытался подняться на руках и трогал порванную глотку – кровь из раны хлестала на половицы, он пытался зажать её слабеющей рукой. Солдаты хотели кинуться к нему, но Маркус жестом остановил их. Ива склонилась над братом. Она была в его крови. Улыбнулась, провела пальцами по его лицу, смывая краску. Произнесла вдруг слова старой молитвы Слепому:
– И пройдя долиной смертной тени, не убоюсь я зла, – улыбнулась она, глядя на его муки с невероятной нежностью, кивнула, шелестящим шепотом добавляя: – потому что худшее зло в долине – это я.
А Леон неожиданно улыбнулся в ответ – может, это был спазм, так предсмертная гримаса исказила его лицо, и он забился в судороге, но Ива видела эту бесчеловечную улыбку тотема – от уха до уха. Он попытался приподнять голову, неожиданно вытянул руку, пытаясь ухватить её шею, перемазал кровью.
– Даже… не я, – шепнул он.
Ива против воли склонила голову, не обращая внимания на его попытки стиснуть пальцами её горло.
– Худшее… – повторил он. – Придёт... дракон
Ива вырвала шпильку, одной рукой наматывая на неё растрепанные пряди и закрепляя на затылке. Кровь из раны ударила гейзером. Ива же опустила голову, заметив, наконец, что у ребра разошлась дымчатая ткань и пропиталась кровью.
Она подняла глаза. Маркус смотрел на тело Леона брезгливо, у Артура сердце подскакивало к горлу. Дарвин стоял в дверях ещё с одним офицером. Они глядели на неё и видели мангуста, который одолел змею – небывалый подвиг, жаль только отравился ядом. Ива вдруг испытала невероятный, обжигающий до глубины стыд – от этой… собачьей жалости. Прикосновения Леона снова загорелись у неё на коже. Взгляд метнулся в сторону.
– Стой, – Маркус снова уловил её движение, но сделать ничего не успел.
Ива в один прыжок вскочила на подоконник, обеими руками ударила по старому шпингалету – Маркус даже успел поймать её за ногу, но Ива так сильно толкнула его в плечо, что он отлетел. Она же, схватившись за хлипкую створку, толкнулась вперед, повисла над снежными сугробами и ловко спрыгнула вниз.
Маркус и Артур синхронно, в суеверном ужасе кинулись к окну, но увидели только следы и раненную, растрепанную Иву, бежавшую в сторону леса. Артур махнул гвардейцам, но Маркус резко оттеснил его, кидаясь вниз по лестнице.
Он чувствовал, что должен догнать её сейчас. Сейчас набросить сеть, иначе она просто выскользнет из его невода.
В этих лесах ежегодно проводят охоту – дань традиции. Маркус знал этот лес. Этот лес помнила его царская кровь.
Он бежал сквозь искристый снег, по наитию, чувствуя, словно охотничий пёс, загоняя золотую лань из детской сказки. Ветки хлестали по лицу, он падал в сугробы, но ни злость, ни высокомерие – ничто в тот момент его не одолевало. Речь шла, возможно, о той самой природе вещей, дикости, неистовом желании и пламени.
Ива упала у самого края.
Маркус увидел её у обрыва. Она полулежала, силясь отдышаться. Дрожала вся, корчась от холода. Увидев его, она беспомощно вскинула голову – вниз вёл заснеженный, обрывистый спуск к заледеневшей реке. Ива поднялась, шатаясь, ноги её подкосились… Может, лишилась сознания, но, скорее, просто благословила себя на падение. Маркус прыгнул к ней, обхватывая, обнимая, чтоб удержать, но вместо того кубарем покатился вместе с ней. И он сжимал её в руках, с чувством глубокого ужаса, странной, горькой вины и отвращения к себе.
Они рухнули у самой кромки льда. Ива открыла глаза. Маркус приподнялся, он смотрел на неё, весь раскрасневшийся, от переносицы тянулась к уху царапина, глаза лихорадочно блестят, а взъерошенную голову венчает звёздный ореол. Он был словно коронован звёздами. Ива смотрела только на эти звёзды. Он смотрел только на Иву.
– Я не убивал отца, – Маркус затряс головой. – Я клянусь. Империя никогда не пошла бы на сделку с Леоном. И я не должен был позволять ему даже смотреть на тебя… Ты ведь молчала. Я бы не позволил этому случиться, если б только ты сказала. Я не то, чем был с ним в зале. Это ложь, Ива. Это цена власти.
Ива отвернулась, щекой легла на снег. Из глаз покатилась звезда. Отец во снах являлся ей, белоглазый, в горящей одежде, твердил те же слова – я бы не позволил этому случиться, если б ты только сказала.
– Ты думаешь, я дура, – произнесла она беспомощно и закрыла глаза.
Маркус вслушивался секунду в её дыхание. Потом поднял на руки, выходя на тропу, где уже ждали гвардейцы.