ГЛАВА ТРЕТЬЯ
- ПОВСЕДНЕВНЫЕ БУДНИ
Солнце поднималось из-за горы медленно, своими теплыми лучами ярко освещало небосвод. Аверьян взглянул на небо, оно было высоким и чистым. На голубовато-сером фоне чуть заметно передвигались легкие облака. «День сегодня будет тихим и солнечным, надо к Пойме сводить семью за ягодами», - подумал про себя он.
Сборы были не долгими, семья ждала этого дня. С усадьбы вышли, в воздухе почувствовали свежесть, откуда-то из глубины мягко тянуло прохладой, отдавало сосновой смолой. Впереди из-за верхушек елей просматривался склон горы:
- Там берег, - протянутой рукой показал Аверьян.
Шли по протоптанной тропе среди мелкого кустарника, поросшего высокой травой и дурманом. Миновали несколько кустов черемухи, тальника, вышли к реке. Каждый раз встречаясь Аверьян неравнодушно смотрел на нее.
- Это Пойма, - тихо, торжественно произнес он.
Вода текла мерно, не спеша, на глади ее тихо расплывались небольшие круги от всплеска рыбы. Никитка с большим увлечением смотрел и думал: « вот она какая Пойма! Будет время, подружусь и я с тобой!»
Дальше шли по берегу, тропа то отходила, то приближалась к реке. Никитка спросил отца:
- Тятя, тропу-то видно ты протоптал?
- Как не протоптать, когда каждое утро туда и обратно я хожу по ней, - с юмором ответил отец.
Обошли еще несколько кустов тальника, черемушника, росших на берегу реки, вышли на обширную поляну. Среди выскоких таежных трав и растений виднелись кусты ягодника.
Аннушка раздвинула в кусту ветки, увидала темно-красные кисти кислицы, крикнула:
- Савелий иди сюда, посмотри на эту красоту, сколько же ее тут! – с удивлением проговорила она.
Оборвав с веток ягоды Анна перешла к другому кусту, а на нем было еще больше. Быстро набрала полные корзины ягод.
Савелий с женой Аннушкой вышли на тропу, направились к дому. Аверьян повел сына Никитку вниз по течению реки, показать дальше Пойму, заодно посмотреть заездки, вытряхнуть рыбу.
Никитка с особой увлеченностью смотрел на природу, лохматые ели, раскинувшиеся кроны кедрача, усыпанные еще не созревшими шишками. Его, как и отца, привлекала Пойма. Спустились вниз по течению до разделения реки на два рукава. Поперек первого русла лежала упавшая ель с обрубленными поверх сучьями.
- Это мой заедок, - сказал сыну отец.
Аверьян осторожно прошел по лесине до средины русла, поднял из воды морду. Никитка спросил:
- Тятя, рыба-то есть?
- Попало немного, сейчас вытряхну ее на берегу.
Никитка увидел с десяток увесистых окуней и двух щурят.
- Немного сегодня попало, - проговорил отец.
– Сюда Никитка один не ходи, - предупредил сына, - ходит здесь крупный зверь, напугаешься, да гнуса тут много.
Обошли излучину реки, ступая по теплому разжиженному илу Никитка заметил:
- Тятя, русло-то реки затягивается.
- Ничего, - отозвался отец, - если образуется курья, рыба все равно будет тут водиться.
Зашли в ягодник:
- Тятя, какая тут крупная и душистая смородина, ветку поднимешь, чуть дотронулся рукой, сама в горсть идет!
- Богатый тут край, а тайга еще богаче, подрастешь свожу тебя туда, - отвели отец.
Евдотья на обед сварила губницу – вятский грибной суп с молодой картошкой, нажарила на сковороде рыбы. Аверьян видя на столе одни и те же блюда, подумал: « надо чем-то разнообразить пищу»… Утром взял ружье, патроны к нему, сказал:
- Пойду вверх по Пойме погонять молодых тетеревей.
Придерживаясь берега, раздвигая рукой кусты Аверьян прошел с километр пути, неожиданно из под ног фыркнула стайка молодых рябчиков. Одного приметил, прибившего к стволу дерева, выстрелил. У Поймы поднял еще пару выводков, убил всего двух рябчиков.
«Охота на рябчиков не удалась, надо привыкнуть охотиться за ними», - подумал про себя. Отошел в сторону соснового леса, как из под ног выскочила капалуха. Аверьян не снимая с плеча ружья погнался с палкой в руке за ней. Капалуха хлопала крыльями, бегала по земле среди колодин. Аверьян замахнулся палкой стараясь прибить ее, капалуха взмахнула крыльями, поднялась с земли и тут же скрылась в гуще леса. Аверьян сел на упавшее дерево, усмехнулся себе: «отвела опасность от семейства, такого случая еще не было, чтобы птица обвела охотника с ружьем». Пригляделся вокруг, выгнал молодого глухаренка, тот взлетел и тут же сел на сучек дерева. «Глупый еще», - подумал Аверьян, выстрелом снял его. По пути к дому поднял еще несколько глухарят, двух из них убил.
Пришел домой с небольшой удачей, Никитка спросил:
- Тятя, дичь-то есть в тайге?
- В тайге все есть, только умеючи надо за ней охотиться, - ответил отец.
Аверьян долго вспоминал про случай с капалухой, сам себя спрашивал: «зачем погнался за птицей, матерью семейства»?
За ужином Анна напомнила:
- Надо походить в лес за грибами, ягодами и заготовить на зиму, печь теперь у нас есть, можно будет посушить.
- Надо, - отозвался кормилец, - походим, я знаю где маслят бери и не соберешь, сколько их там растет. Скорой пойдут грузди и рыжики на засолку лучшего гриба не надо, а еще позднее – опята, на сушку очень хороши.
Уходили всей семьей за грибами, к Пойме за ягодами, насушили, насолили сколько было посуды. Позднее Аверьян сводил свое семейство за малиной, сразу принесли домой более трех ведер спелых, сладких ягод.
В оставшиеся дни до жатвы Аверьян с сыном Савелием достроили конюшню, покрыли драньем крышу бани. Никитка спросил:
- Зачем нам такую большую конюшню?
- Для скота, - ответил отец.
- А скота-то у нас нет, если не считать коня.
- Если сейчас нет, не значит, что конюшня не нужна.
Настали в семье Аверьяна трудовые будни. Ходили в лес драть дранье, заготовляли мох, пилили бревна, ошкуривали их. Аннушка с Никиткой ходили за груздями, рыжиками, мочили, солили на зиму. В доме было полное понимание, старшей по дому была Евдотья, так полагалось по семейном укладу. Аннушка всюду поспевала, иной раз нужно со стороны помочь, Аннушка тут как тут, будто специально стояла и подкарауливала тебя.
Маня в семье была любимицей, особенно у деда, он всегда чем-то угощал, из тайги приносил что-нибудь для гостинца. Савелий навалил на себя все домашнее хозяйство. Никитка в школу не пошел, в Вятке он закончил четыре класса церковно-приходской школы, дальше учиться по близости не было школы. Пятый класс был только в школе Аманаша. Много читал, писал, от учебы не отказывался, учение ему давалось легко.
Жать рожь на поле вышла вся семья. Никитка занимался с Маней, тут же на полосе. Евдотья жала вместе с Аннушкой. Савелий по стороне, ему хотелось показать свое умение, жал без отдыха. Сколько бы он не спешил, отца перегнать так и не мог. За обедом спросил:
- Тятя, где ты так ловко научился жать?
- Пожил бы побольше в Вятке, жизнь научила бы не только быстро жать хлеб, но и жить на выживание.
За три дня сжали рожь, снопы уложили в суслоны.
- Пусть зерно подсохнет, молотиться будет легче, - сказал Аверьян.
До жатвы пшеницы оставалось не менее двух недель. Отец спросил сына:
- Может сожнете остальной хлеб без меня, я бы помог убрать хлеб с поля Горяевым?
Первой отозвалась Аннушка:
- Сожнем батюшка, справимся одни.
Подтвердил и Савелий:
- Снопы свезем на коне, обмолотим на усадьбе, а ты тятя подсоби кузнецу.
На следующий день Аверьян собрался в Александровку. Зашел на почту, получил пачку писем. Писали родные, интересовались жизнью, многие из других деревень: Немчаниновы, Юферовы, Шабалин, Устюжанин. Написать всем письма Аверьян сразу не мог, написал одно общее письмо родным. Писал он о том, что зашли в свой дом, построили надворные постройки, стал обзаводиться хозяйством. Далее написал: «кто пожелает приехать, милости просим приезжайте, земли здесь всем хватит». Тут же дописал: «приезжать лучше весной по теплу». В конце всем передал низкие поклоны.
Горяевы, как всегда, встретили Аверьяна радостно, Катя призналась:
- Мы поджидали тебя Аверьян Алексеевич со дня на день. Подсобить надо.
- Я перед вами в большом долгу, - ответил он.
По утру выехали в поле жать рожь. Аверьян жал вместе с семьей Горяевых, поденщикам отводилась отдельная десятина.
Аверьян как и раньше работал в полную меру своих сил, снопы составлял в суслоны. Обмолачивать хозяин решил на гумне до начала жатвы пшеницы. За ужином Горяев проговорил:
- Сегодня я смотрел со стороны на тебя Аверьян, как ловко ты жнешь, только серп звенит, да колосья шелестят. Видно много тебе приходилось работать в поле?
Аверьян на замечание хозяина промолчал, а потом сказал:
- Если посмотреть на вас в кузнице, вы не хуже меня владеете своей профессией. Я видал как ловко вы орудуете в кузнице железом, расправляетесь с ним, как опытная хозяйка с квашней.
- Да, так. – согласился кузнец.
С запозданием уборки хлебов в поле, несколько задерживался Аверьян на работе у Горяевых. Подходило назначенное время выхода на промысел в тайгу. Уйти, не завершив обмолот хлеба Аверьян не мог, помог хозяину свезти на мельницу, смолоть зерно, оставшееся с прошлого года. Настало время возвращаться домой. Аверьян предупредил хозяина, что завтра уходит домой. За ужином Горяев предложил Аверьяну пойти вместе с ними к знакомым посмотреть нетель:
- Надо же вам когда-то заводить корову.
Телка Аверьяну поглянулась, хорошей породы. Горяевы сторговали, помогли купить скотину. Аверьян поблагодарил хозяев, дал зарок рассчитаться с долгом до нового года.
Савелий вместе с семьей обмолотил хлеб, зерно свез в амбар к Лебедевым. Помог Ивану с обмолотом хлеба. Лебедев предупредил:
- Через два-три дня выходим в тайгу, как вернется Аверьян Алексеевич, дорогу он знает, придет позднее. В доме Савелий попросил мать завести квашню, настряпать хлеба, насушить сухарей:
- Через два дня выхожу с Лебедевым в тайгу промышлять шишку.
Мать стала уговаривать сына подождать отца:
- Как придет, так и пойдете.
Уговорам сын не поддавался, подключилась жена, Аннушка стала мужа убеждать:
- Савелий, ты пойми правильно меня, подожди отца, тайга большая, можно и заблудиться, да и зверя там поди много.
Савелий ответил:
- Вот что, мои дорогие, мы теперь живем при тайге, она наша кормилица, надо к ней привыкать.
Сказано было так убедительно, что бабы больше не стали поперечить. Провожая Савелия в тайгу, Аннушка наказывала:
- Не отходи Савелий от места далеко, придерживайся Ивана Лебедева, он не первый раз идет в тайгу.
- Не бойтесь мои дорогие, все будет ладно.
Савелий взял на руки Маню, распрощался с женой и матерью, вышел из дома. На дворе попросил Никитку не отлучаться от дома, присматривать за Маней:
- Порыбачить еще успеешь, у тебя все впереди.
Через две недели, как ушел Савелий с Лебедевым в тайгу, вернулся Аверьян домой с телкой на поводу и собакой. Евдотья увидала мужа, выбежала во двор, остановилась увидев перед собой корову, насторожилась. Подбежала Аннушка, стала рядом с Евдотьей.
- Вот хозяюшки мои, принимайте скотину, она еще не корова, но скоро отелится, будет у нас свое коровье молочко. А это моя собака, зовут ее Дамкой, не гоните ее со двора, кормите хорошенько.
Прибежал и Никитка с Маней:
- Тятя пришел! – бросился к отцу.
Дед взял на руки свою любимую внучку, угостил обоих сладостями.
- Тебе Никитка принес еще рыбацких крючков и книжек, чтоб читать.
Евдотья с невесткой обошли нетель, общупали с боков:
- Хорошей видно породы и ласкова будет, - заметила хозяйка.
Завели ее в стойло, дали травы.
Дома Аверьян расспросил про Савелия:
- Когда в тайгу ушел, как справились с хлебом?
- Слава Богу намолотили, если поэкономней, так хватит до нового хлеба, - утвердительно сказала хозяйка семейства.
- Тут мои хозяюшки не Вятка, экономить на своем желудке не будем, наголодались в России, теперь в Сибири будем отъедаться!
- Батюшка! – призналась Евдотья, - хлеба-то у нас наберется на одну квашню.
- Не горюйте, мука будет, хлеба сами напечете, - ответил кормилец, - завтра попрошу у Матрены телегу, съезжу в Александровку привезу муки.
К вечеру истопили баню, долго парился Аверьян, за ним помылась вся семья. После баньки за ладные труды преподнесли кормильцу настойки, солененьких груздей и рыжиков с молодой картошкой. Грибки Аверьяну понравились.
- Много ли насолили их? – спросил кормилец.
- Насолили сколько было посуды.
- Может я отвезу одну посудину рыжиков для гостинца Горяевым?
- Отвезите, как не угостить людей добрых.
Аннушка подсказала:
- Можно наложить и сухих опят, хороший из них грибной суп.
За ужином Евдотья спросила про корову:
- Батюшка, за коровушку поди сильно задолжался?
- Задолжался, но не так сильно, из тайги выйдем, продадим орех, сразу рассчитаемся.
Утром Аверьян сходил на реку проверил заездки, вытряхнул рыбу из морд, принес домой больше ведра. Запряг коня в телегу, поставил кадку с солеными грибами, ведро рыбы, поехал в Александровку. Гостинец Горяевы приняли с благодарностью, попотчевали Аверьяна чаем, нагрузили три мешка муки, наложили ведро репчатого лука, сумку чеснока:
- Это вам от нас гостинец, - сказала Катя.
Возвратился Аверьян домой к вечеру, распряг коня, занес в дом посланный Горяевыми гостинец.
- Теперь мои дорогие хозяюшки собирайте меня в тайгу на заработки.
До выхода в тайгу Аверьяну хотелось пройти по берегу Поймы, посмотреть, на что способна Дамка. Взял ружье, несколько заряженных патронов, собаку, пошел в лес, где раньше стрелял молодых глухарят. Дамка хотя не имела опыта, в тайге еще не бывала, понятие и нюх у нее был, заметил Аверьян. Выгоняла глухарей, облаивала, заставляла их садиться на дерево. Так в первый выход Аверьян принес домой трех глухарей. Охота на первый раз удалась. Главное у Аверьяна намерение было испытать собаку. Дамка оправдала надежды охотника.
Аверьян несколько раз обещал сводить сына порыбачить на Пойму удочками. Взял с собой ружье и собаку, Никитка две удочки, пошли вверх по Пойме. Вел отец сына по берегу реки, по пути показывал где и какую рыбу ловить.
- Хариус держится на быстрине, елец – в затишье на отмелях. Окунь - на ямах под крутым берегом или свисающих кустов в воду.
На воде то и дело плескалась рыба, Никитке хотелось остановиться и побросать леску с крючком, отец вел дальше. Дошли до большого переката:
- Вот тут мы с тобой сын и поудим.
Погода способствовала рыбной ловле, солнечные чешуйчатые блики мягко и ослепительно сверлили прозрачную воду.
Размотал Никитка леску с удочки, нацепил на крючок полевого кузнечика, размахнулся, леска с поплавком упала на воду и понесло к стриже. легкий поплавок заколебался, потом нырнул, Никитка дернул за удочку и серебристая рыбка блеснула на солнце, запрыгала на берегу. Отец поднял ее, показывая:
- Вот это и есть хариус.
Размотал удочку и отец. Вместе ловили до заката солнца. Никитка был согласен заночевать у костра на берегу, но время не позволяло у отца оставаться еще на день.
- Дай нам Никитка немного обжиться, повремени малость, будет у тебя рыбалка и охота.
Уходили от реки, когда закат уже отгорел, истаял, и на средине реки оставил чуть заметную дорожку.
Через сутки Аверьян вьючно погрузил продукты, фураж для коня, вышел в тайгу. Дорога Аверьяну до Большой речки была хорошо известна, дальше вела таежная тропа, местами она терялась, по затескам находил ее. Под ногами шумела ломкая прошлогодняя трава, горько пахло настоем хвои и трав. Дамка бежала впереди, перепрыгивая с кочки на кочку, бревна на бревно, часто останавливалась, обнюхивала землю, не отставала от хозяина. Аверьян видел с какой старательностью обнюхивает следы, сделал себе вывод: «толк из собаки будет, надо беречь ее, чтобы не поранилась в тайге».
К исходу дня подошел к стоянке, взял на изготовку ружье, обошел вокруг, заглянул в шалаш, как будто тихо, все нормально. Стал поджидать шишкобоев. Дамка от стоянки не убегала, держалась поблизости, собака понимает, что убегать от хозяина нельзя, какой бы не был соблазн. Первым появился Серко, подбежал к Дамке, вскочили оба на задние лапы, обнюхались, разошлись. Аверьян наблюдал за собаками: « кобелек с самкой подружатся » - подумал про себя он. Вскоре подошел Лебедев с мешком шишек, за ним и Савелий. Аверьян спросил:
- Юферов не с вами?
- Нет, - ответил Лебедев, - он с Перминовым и со своими сыновьями промышляют шишку в верховьях Большой речки.
Поужинали вместе, расположились поудобнее у костра, щелкали распаренные в золе шишки. Савелий впервые в тайге, ему многое было в диковинку.
- Тятя, - обращаясь к отцу, - кто так много шелушит шишки, под кедрами их валяется кучами?
Иван Лебедев ответил:
- Считай каждая живность заготовляет себе на зиму орех. Большой урон приносит кедровка, я знаю случаи, когда за неделю кедровки опустошали тайгу кедрача. И к тому же кедровка является размножителем кедрача.
- Как размножителем? – спросил Савелий.
- Орех она выдалбливает из шишки с великим мастерством на дереве, но весь не съедает, часть зерен прячет про запас на земле. Не съеденные зерна ореха прорастают и с годами в тайге растет кедрачка.
- Долго ли надо расти, чтобы он плодоносил? – спросил Савелий.
- Во всяком случае, долго, многим кедрачам в тайге по пятьсот лет, - ответил Лебедев.
- Вот это да! – покачал головой Савелий. – Тут лес ядреный, кряжистый, не то, что в Вятке, там больше всего растет ель да осина, меньше березы, а сосны совсем немного.
Лебедев еловый лес не то, чтобы недолюбливал, но и тут росло его не мало. Кедрачу он поклонялся, говорил о нем восторженно:
- В нашей тайге он царь всему лесу, мало того, что он плодоносит, своим плодами кормит людей. В кедровнике меньше водится гнуса, в хозяйстве пригоден. В посудине, сделанной из кедра, хорошо сохраняются соления, даже молоко долго не закисает.
Сидя у костра не заметили, как прошли сумерки, наступила осенняя ночь.
Дни стояли теплыми, солнечными, воздух наполнен неописуемым таежным ароматом, несколько отдавало смолой от кедрача и прелью хвои. И все в тайге чувствовалось приближение холодов. По утрам выпадала обильная роса, опадал лист, оголялись лиственные деревья, но это не мешало мужикам бить шишку.
Аверьян поднимался с рассветом, с собаками уходил к ручью, убивал там трех-четырех рябчиков, возвращался к шалашу. До выхода на промысел, успевал обделать и сварить их на завтрак.
Проснувшись однажды, утром мужики увидели на ветках деревьев застывшие снежинки. Лебедев оглядел видневшееся среди вершин деревьев небо, заметил:
- Надо приступить к обмолоту шишки и ждать выпада снега.
По первому выпавшему небольшому снегу, вьючно на конях вывезли в мешках орех до Большой речки. Лебедев с Аверьяном оставались в тайге белковать. Возвратились домой по глубокому выпавшему снегу усталыми, обросшими, но довольными результатом промысла.
