Въ 1832 г., въ бенефисъ извѣстной артистки Н. В. Рѣпиной, въ драмѣ: «16 лѣтъ, или Зажигатели», роль Феликса игралъ шестнадцатилѣтній молодой человѣкъ. Имя его появилось тогда въ первый разъ на театральной афишѣ. Этотъ молодой человѣкъ былъ И. В. Самаринъ, воспитанникъ Московской Театральной Школы.
Въ 20-хъ и 30-хъ годахъ настоящаго столѣтія, эта Школа подарила нашу сцену многими очень замѣчательными талантами: Н. В. Рѣпина, П. И. Орлова, К. А. Санковская, А. М. Сабуровъ, В. И. Рязанцевъ, В. И. Живокини, С. В. Шумскій и многіе другіе — вотъ имена, которыми, по всей справедливости, можетъ гордиться Московская Театральная Школа того времени.
Къ этимъ именамъ надо присоединить еще одно имя — И. В. Самарина, современнаго любимца нашей публики. Въ Первый же дебютъ свой онъ сыгралъ роль Феликса такъ, что обратилъ на себя всеобщее вниманіе — и вызванный дебютантъ былъ выведенъ предъ публику впервые П. С. Мочаловымъ. Иванъ Васильевичъ, вспоминая о своемъ первомъ успѣхѣ, разсказываетъ съ чувствомъ благородной признательности о томъ участіи, которое принималъ въ немъ заслуженный ветеранъ Русской сцены, М. С. Щепкинъ — главный образователь драматическихъ того времени талантовъ Московской Театральной Школы: Михайло Семеновичъ не только отечески руководилъ артиста-юношу, при изученіи имъ роли Феликса, но даже подарилъ ему и костюмъ.
Еще прежде своего перваго дебюта на публичной сценѣ, Г. Самаринъ игралъ уже нѣсколько разъ съ большимъ успѣхомъ среди другихъ воспитанниковъ и воспитанницъ Театральной Школы въ спектакляхъ (въ то время часто бывавшихъ въ самой Школѣ), особливо послѣ перехода своего въ драматическую труппу, такъ какъ сначала онъ готовился было поступить въ балетъ.
Послѣ столь удачнаго дебюта на публичной сценѣ, молодой артистъ не остановился на первомъ успѣхѣ: онъ пошелъ впередъ; имя его стало часто появляться на афишѣ, и талантъ его постоянно развивался въ глазахъ публики.
150
Средства, данныя Г. Самарину отъ природы, были не слишкомъ велики; но онъ съумѣлъ развить ихъ, стать однимъ изъ любимѣйшихъ актеровъ Московской публики и вполнѣ заслужить эту любовь. Онъ нашелъ себѣ вѣрный путь ученія, это — самую жизнь: прикоснувшись къ этому источнику, онъ укрѣпилъ свои, не совсѣмъ мощныя отъ природы, силы. Не увлекшись сильнымъ вліяніемъ самобытнаго таланта Мочалова, онъ былъ столько уменъ, что понялъ, что раболѣпное подражаніе не ведетъ ни къ чему, особенно подражаніе Мочалову, который, не говоря о его недостаткахъ, вообще былъ неподражаемъ, особенно по могуществу своего вполнѣ природнаго дарованія. Самаринъ съумѣлъ пойти своею дорогою.
Рядомъ съ Самаринымъ стоялъ актеръ, изобильно-щедро одаренный природою, хотя и не вполнѣ воспользовавшійся ея дарами: это былъ П. С. Мочаловъ и, можетъ быть, не разъ холоднымъ потомъ обдавало молодаго артиста, когда Ричардъ (Мочаловъ), (въ драмѣ Шекспира: Ричардъ ІІI), смѣрявъ глазами Принца (Самарина), отвѣчалъ на вопросъ:
«Къ кому такая рѣчь, Свѣтлѣйшій Герцогъ?»
— «Къ тебѣ, темнѣйшій Принцъ!»
Въ то время, какъ Мочаловъ поражалъ зрителей могуществомъ силы своей игры, Самаринъ начиналъ увлекать ихъ поэзіею слабости, если можно такъ выразиться. Этому впрочемъ много, можетъ быть, способствовало и его первоначальное амплуа, — амплуа молодыхъ любовниковъ.
И все болѣе и болѣе Г. Самаринъ развивалъ свое дарованіе внимательнымъ изученіемъ ролей, постояннымъ ихъ обдумываніемъ, повѣркою съ самою жизнію и искуснымъ ихъ исполненіемъ.
И съ каждою ролею Г. Самаринъ, все еще бывшій воспитанникомъ Театральной школы, пріобрѣталъ все болѣе и болѣе любовь публики.
Въ пьесѣ Н. В. Кукольника молодой артистъ долженъ былъ играть роль Скопина съ Мочаловымъ: съ свойственной ему любовію, онъ принялся за изученіе этой роли. Всего болѣе въ ней затрудняла его смерть Скопина: первая мысль его была та, что Скопинъ, какъ праведникъ, умираетъ совершенно спокойно, безъ всякихъ мукъ и страданій, словно засыпаетъ. Но вслѣдъ за этою мыслію, его посѣщаетъ другая мысль: Скопинъ — человѣкъ; онъ отравленъ; и Самаринъ спрашиваетъ у доктора: какъ умираетъ отравленный? и рѣшается на сценѣ изобразить самыя тѣлесныя муки умирающаго, и умирающаго отъ яду.
151
Этотъ случай указываетъ довольно ясно на цѣль, къ которой Г. Самаринъ стремился въ своей игрѣ съ самаго начала своего поприща. Это естественность и возможная близость къ природѣ.
Изъ слишкомъ горячаго однакожъ стремленія къ этой прекрасной впрочемъ цѣли, можетъ быть, произошли подъ-часъ его сантиментальность и даже изысканность самой простоты его игры -— недостатки, проистекающіе все-же таки изъ похвальнаго источника. И конечно, этому-то стремленію Г. Самаринъ обязанъ и своими успѣхами, и тѣмъ, что онъ всталъ на такую высокую степень въ мнѣніи публики.
Случай съ ролію Скопина былъ не единственный въ этомъ родѣ; ихъ много; напримѣръ: въ пьесѣ Скриба: Помѣшаный («Cesar, ou le chien de chateau»), играя роль идіота Цезаря, молодаго человѣка, котораго обстоятельства оставили совершенно съ тѣмъ же развитіемъ понятій, какое бываетъ у четырехъ-лѣтняго ребенка, Самаринъ изучаетъ роль свою, принявъ за образецъ себѣ именно четырехъ-лѣтняго мальчика.
Въ 1811 году пріѣзжаетъ въ Москву В. А. Каратыгинъ съ своею женою А. М. Каратыгиною, и для втораго его дебюта, 8-го Апрѣля, идетъ Марія Стуартъ, Шиллера. Этотъ спектакль долженъ остаться въ памяти Московскихъ любителей театра. Прекрасная трагедія Шиллера была въ этотъ день розыграна съ совершенствомъ неподражаемымъ! Вотъ ея обстановка: Марія Стуартъ — Каратыгина, Елисавета — Львова-Синецкая, Графъ Лейчестеръ — Каратыгинъ, Робертъ Дудлей — Славинъ, и пр.
Роль Мортимера игралъ Г. Самаринъ, тогда уже не воспитанникъ Школы, и сыгралъ ее такъ — какъ сыграть лучше — невозможно. Трудная сцена съ Лейчестеромъ, когда они, не довѣряя другъ другу, говорятъ, что тотъ долженъ открыться: «Кому опасность меньшая грозитъ», была сыграна имъ превосходно; довольно сказать, игра его ни на сколько не уступала превосходной игрѣ Каратыгина.
Потомъ сцена съ Маріей Стуартъ, когда бѣшено, какъ огненный потокъ, разлилась страсть юноши, и Мортимеръ, въ самозабвеніи, съ головою, отуманенною пылкою страстію, бросается съ открытыми объятіями къ Маріи — была исполнена Г. Самаринымъ неподражаемо. За то роль Мортимера и была его полнымъ торжествомъ. За нее онъ удостоился вызова прежде Каратыгиныхъ.
2-го Мая того же года былъ первый бенефисъ Г. Самарина. Публики было очень много. Добросовѣстный выборъ пьесъ: Тайна (Secret) и Слесарь драмы, и Симонъ сиротинка, др.-вод., и прекрасное въ нихъ исполненіе имъ ролей (особливо роли Симона сиротинки) сдѣлали честь молодому бенефиціанту.
152
Но лучшая и высокая похвала Г. Самарину — это то, что роль Чацкаго до сихъ поръ еще ни кѣмъ и нигдѣ не была лучше его исполнена.
Мы не станемъ исчислять ролей Г. Самарина: онѣ безчисленны. Амплуа молодыхъ любовниковъ, которое онъ занимаетъ, безспорно, самое трудное, и вотъ почему всѣ почти театры нуждаются въ артистахъ, играющихъ эти роли; Г. Самарипъ же выполняетъ свое назначеніе прекрасно. Не можемъ однако утерпѣть, чтобъ не указать на нѣкоторыя изъ лучшихъ ролей его. Ихъ очень много: назовемъ только нѣкоторыя изъ нихъ: Чацкій (Горе отъ ума), Мортимеръ (Марія Стуартъ), Скопинъ-Шуйскій, Графъ Рихардсъ (Іоаннъ, Герцогъ Финляндскій), Фердинандъ (Коварство и Любовь), роль, которую онъ съ большимъ успѣхомъ игралъ въ бенефисѣ Мочалова, въ то время, какъ самъ Мочаловъ занималъ роль Миллера, Ролла (Денъ изъ жизни художника), Валеріанъ (Мачиха и падчерица), Вилицкій (Холостякъ), Лордъ Ильвертонъ (Двоеженецъ), Жоржъ (Энгувильскій нѣмой), Гаранъ (Лафайль), Робенъ (Записки демона), Клязьминъ (Комедія безъ свадьбы), Поль Фавель (Пощечина), Шавиньи (Женскій умъ, лучше всякихъ думъ), и др. ad infinitum.
Въ 1846 г. послѣ Святой недѣли, Г. Самаринъ ѣздилъ въ Петербургъ и все лѣто прошло въ блистательныхъ успѣхахъ Московскаго артиста на Петербургскомъ театрѣ *. Возвратясь въ Москву осенью того же года, онъ явился въ своей лучшей ролѣ — Чацкаго, и публика Московская съ оглушительными рукоплесканіями встрѣтила своего любимца.
Г. Самаринъ, по смерти Мочалова, занимаетъ первое мѣсто въ нашей драмѣ и толпа подражателей ясно показываетъ, какъ сильно его вліяніе на нашу сцену. Теперь онъ въ полномъ развитіи силъ своихъ, въ полномъ развитіи средствъ своего таланта; не скажу въ полномъ развитіи самого таланта: какъ ни хорошъ нашъ артистъ, но онъ можетъ и долженъ еще идти дальше — и я заключу эту статью словами Байрона, которыя и повторю Г. Самарину, какъ искреннее желаніе:
«Впередъ, впередъ!»
[Драматическій альбомъ съ портретами русскихъ артистовъ и снимками съ рукописей. // Изданіе П. Н. Арапова и Августа Роппольта. МОСКВА. Въ Университетской Типографіи и В. Готье. 1850, стр.149-152]
Подписаться на канал Новости из царской России
Оглавление статей канала "Новости из царской России"
YouTube "Новости из царской России"