(подробности по тегу "закреп")
К тому времени, как я сумел добраться до медсанчасти, Жанну уже доставили туда, более того — она находилась уже в гораздо лучшем состоянии, чем то, в котором её вынесли из её комнаты. Она не лежала на кушетке — хотя доктор Тауншелл, заместитель Хэдкрафт, всячески пыталась воспрепятствовать тому, чтобы Жанна находилась в каком-то ином, отличном от лежачего, положении — а сидела на ней, с тревогой вслушиваясь в то, что она ей говорит.
Я застал их в тот момент, когда у Жанны уже взяли кровь из пальца на анализ и теперь измеряли температуру, засунув ей электронный градусник подмышку. Тауншелл что-то чиркала в своём журнале, очевидно, записывала результаты первичного осмотра, и говорила Жанне, что её придётся отправить в Сент-Джонс, на лечение в клинику. У Жанны были круглые, испуганные глаза, и она говорила, что не собирается не в какой Сент-Джонс, по крайней мере, ни в какую клинику, потому что сейчас она чувствует себя намного лучше, и всё, что ей нужно теперь — это принять кое-какие лекарства через ингалятор, переодеться и, быть может, ещё поесть... Несмотря на её круглые от испуганного удивления глаза, в голосе Жанны не чувствовалось сильной уверенности, похоже, что про себя она даже могла в этот самый момент решать, можно ли извлечь из такого вот решения Тауншелл какую-то выгоду (в Сент-Джонс её отправили бы с сопровождением, а из больницы она могла как-нибудь сбежать, а уж дальше решить, каким образом ей выбираться прочь из штата Ньюфаундленд и Лабрадор), и размышлять, какими опасностями ей будет грозить отказ от поездки на лечение в клинику. Меня они заметили не сразу, и первой это осуществила Тауншелл, и тут же попыталась изгнать из медкабинета прочь, но Жанна стала возражать и против этого. Тауншелл это возмутило донельзя, и она сказала, что если юная леди не прекратит себя вести себя так, как ведёт сейчас, то она, если хочет, может лечить себя сама. Жанна, грустно посмотрев на меня (лицо у неё уже приобрело практически нормальный оттенок, за исключением нескольких очагов аллергической сыпи на лбу, щеках и подбородке), попросила меня подождать её за дверью. Я вышел, закрыв дверь с другой стороны, однако далеко уходить не стал.
Я слушал, что говорит ей Тауншелл, и что ей в ответ говорит сама Жанна.
Из слов Жанны я, правда, не узнал для себя ничего нового, скорее, тут нужно было говорить о том, что это Тауншелл не знала многого из того, что уже знал я, а из слов Тауншелл можно было понять лишь одно — она с такими вещами сталкивается впервые за свою практику. Температура у Жанны была нормальной — 36.8 по Цельсию, давление в норме, сила дыхания — чуть слабже (но не настолько, чтобы это можно было брать в объективное внимание) нормы, чистота лёгких и дыхательной трахеи — идеальная, или близкая к идеалу. Потом Тауншелл звенела какими-то склянками, просила Жанну сесть рядом с её столом, засучить рукав и положить руку на столешницу ладонью вверх. Воцарилось где-то, наверное, пятиминутное молчание, затем Жанне объявили, что у неё есть слабая аллергическая реакция на домашнюю пыль и продукты какао-бобов. Больше ничего. С такой аллергией по планете Земле скитаются около двух третей всего человечества, сказала Тауншелл ей, а потом сказала, чтобы она раздевалась. Полностью, спросила Жанна. Тауншелл не ответила, возможно, кивнула ей головой, потому что в следующий момент послышалось шуршание снимаемой одежды. Я отвернулся к двери спиной, отошёл немного в сторону, облокотился о стену и стал таращится в потолок. Этот коридор — он соединял боковой проход в учебной части первого этажа и холл так, чтобы внезапно заболевших, отравившихся чем-нибудь несвежим или повредивших себе что-то учеников можно было доставлять в медкабинет прямо с улицы, столовой или спортзала — постоянно был каким-то тёмным, плохо освещённым, хотя тут почти всё время горели две лампы, довольно яркие, просто расположенные как-то так, что между ними оставалась уйма неосвещённого места, а освещёнными оставались только два противоположных конца этого коридора. Будь я маленьким ребёнком, например, первоклассником в обычной школе, я бы, пожалуй, старался бы обходить это место стороной, и выдумывал бы про него какие-нибудь небылицы. Даром, что здесь находился врач — а дети никогда не любили врачей, с первой их попытки взять у ребёнка кровь из пальца на анализ, или послушать лёгкие при помощи холодной чашечки стетоскопа.