Толпа вся подалась назад,
Палач поглядел на секиру…
Вели его восемь солдат,
Совсем молодого задиру.
Он был невысок и худющ,
Тащился едва к пьедесталу.
Толпа, как назойливый плющ,
Тянулась к нему, но молчала.
Он, в общем-то, был нехорош
Собою, своими делами,
Иной раз хватался за нож,
И накоротке был с долгами.
При случае мог нагрубить,
Ужасно вдруг расхохотаться,
И профилем злым и рябым
Пижонов дробить и красавцев.
Едва ли нашёлся бы тот,
Кто б руку вчера ему подал.
Но утро встряхнуло народ
Привыкшего спать по субботам.
И носом дремотно клевать
На царские все сумасбродства.
Его недалёкую власть
Всегда трактовать очень просто.
Иного нет, и не дано,
Нет с неба огня и драконов.
А что на отшибе живём –
Живём хоть – а это весомо.
2
Сегодня же заполонил
Народ городскую всю площадь.
И шёпотом чуть гомонил
О том, как в берёзовой роще
Задира, столкнувшись с царём,
Спросил его, не побоявшись:
«Не сильно ль шатается трон?»
Спросил Царь: «От пуль, что ли, вражьих?»
«Какие там пули!» – в ответ
Сказал, улыбнувшись украдкой.
«Их не было семьдесят лет,
Как нет в нашем Царстве порядка!»
«Ну как же?! Как нет, баламут?!»
Опешил Царь, остановившись.
Косил он с придворными тут,
Чтоб, видно, с народом быть ближе.
«Куда ни взгляни – всюду вот!»
Поднёс он кулак к его носу,
«Закон и порядок. Завод
Штампует для нужд папиросы!
На улицах тихо, светло!
Запойных почти не осталось!
И вируса время ушло,
Осталось лишь самую малость!
На житницу зёрна даём,
Следим за приплодом семейных,
Чтоб выдать паёк поросём
За счёт государственных денег.
Иль вот – иностранцы сюда,
Когда наезжают, с восторгом
Кричат – «Что за рай, красота!»
И наши целуют дороги!..
Какой же тебе ещё тут
Привиделся вдруг непорядок?»
Задира нагнулся, взял прут
У их государевых пяток.
Чуть руку отвёл и рассёк
С таким свистом воздух пред носом,
Что самодовольный Царёк
Присел и застыл в глупой позе.
Пока приходили в себя
Сам Царь и его окруженье,
Задира, зубами скрипя,
В ответ Царю – «Да неужели?!
Твои папиросы давно
В заводах совсем отсырели.
А главный в цехах агроном
Семейные ладит артели.
Запойных нет? Тут соглашусь;
А, в общем, откуда им взяться?
С твоих управленческих уст
Закон вышел о тунеядцах.
И всё, что в запасниках есть,
Дай Боже, на хлеб чтоб хватило!
Куда уж в бутылку тут лезть?
Из-под полы гнать из опилок.
О вирусе б вовсе молчал!
О том похваляться негоже…
Когда вируса саранча
Нутро пожирала прохожих
Ты прятался, как партизан,
У лекарей в комнатах царских,
Да импортный жрал пармезан,
И слушал чиновников сказки.
Сгубил сколько жизней и душ,
За эту свою посевную!
А нынче – оркестар и туш,
И новость, что с кем-то воюем!..
Ещё поросёнка даёшь?
То – верно. Мальца, значит, в хату.
Но с хат и расписку берёшь,
Вернуть при разделе лопатку.
Соседи пустили, мол, клич
Во всех городах у нас лепо?
Но этот пасхальный кулич –
Иллюзия сдобного хлеба.
Как будто в открытку глядишь,
И в ней, на потеху туристам,
Твой, Царь, повышаем престиж,
А мы – что-то вроде артистов.
Как не было жизни, и – нет,
Но самое дивное то, что
Не Царь ты, а лишь президент,
С хромой конституцией в ножнах!..»
3
Ещё до того, как свой прут
Задира отбросил в сторонку,
Гвардейцы гурьбою, как спрут,
Налипли и сзади, и сбоку.
А Царь, своей брызжа слюной,
Начальникам слал оплеухи.
Пока, мол, он правит страной,
Тут ползают трутни на брюхе?!
Как вы, бестолковые псы,
В нём не углядели шпиона?!
Вы слышали? Счёт на часы!
Дадим слабину этим гномам –
Всех под руки на эшафот!
Страну разворуют до нитки!
Добудут ваш банковский счёт,
Что хуже дознания пытки.
А значит – неделя вам срок
Из этого выбить признанье:
В каких службах быть бы он мог,
Какое имел тут заданье?
«А если он свой?», - вдруг спросил
Капрал у Царя виновато.
«Такому не быть! Не дерзи!
Но если вдруг свой: казнь – расплата!»
4
Мытарили месяц его.
За этот срок люди прознали
В берёзах с Царём разговор,
И шёпотом передавали,
Едва понимая размах
Претензию-то к государю.
«А, может, и вправду он – враг?
Зачем же подставил так харю?»
«Так, может, маневр такой:
Дестабилизировать почву!
И вот приграничный конвой,
Какой-нибудь тёмною ночью
Бой примет. Геройски падёт,
А вражий полк, значит, болотом
Пройдёт и страну захлестнёт,
Чтоб вызволить своего-то,
И восстановить, там, в правах
Любого, о том кто попросит…
Вполне ведь шпиЁнский размах,
Известны давно эти козни!»
Но тут же махали рукой:
Все сызмальства знали «шпиона».
Он мог лишь чесать языком
От улочки до гастронома.
И что же ему, дураку,
На лавке своей не сиделось?
В ответ усмотрели тоску,
От коей с утра сводит челюсть.
Но чем ближе казни был день,
Тем люди сильней возбуждались.
И вот на огромном листе
У Замка – прошения запись:
«Помиловать, дурня, простить!
Народу отдать на поруки.
Он – пьяный был: пьяных казнить –
Идти против жизни науки…»
Однако гвардейцы с ружьём
У Замка народ разогнали.
Затем на плацу за разгон –
С утра получили медали.
Назавтра же – новая цепь:
Гвардейцы опять набежали.
В застенки всех новый прицеп
Свезли, уличив в криминале.
И там, под допросный листок,
Признанья ночами и днями,
С трудом выбивали, чтоб в срок
«Врагам» огласить наказанье.
Чуть поуспокоилось, но
Народ продолжал меж собою
Шептаться. Сомнений зерно
Всходило под грубой стопою.
5
И вот – эшафот. Крапал дождь.
Народ пребывал в тихой грусти.
Задира в кругу хмурых рож
Чуть плёлся, ссутулившись, к устью
Пути, где свой дутый живот
Палач гладил с нежностью кошки.
Из Царской семьи – никого,
Ни глазу в высоком окошке.
Когда же задира взошёл,
Палач, приобняв, словно брата,
Сказал, извини, мол, дружок,
Работа, а с ней, и зарплата.
Капрал просигналил. Палач
Задире дал стать на колени.
Откуда-то слышен был плач
За будущее преступленье.
Широкий размах, хищный свист,
И вот голова покатилась
По площади к ярмарке вниз,
Но жила притом и бранилась.
Народ только шею тянул,
И зычно подхватывал охи
О том: что Царев караул
Готов жрать лишь сало с картохой;
Булыжник на площади твёрд,
Как лоб у Царя-президента;
Устройте ж гвардейцам бойкот!
Их дочери будут бездетны!
А Царь, между прочим, палач
Как этот, однако кровавей.
Сорвите быстрее кумач,
Взгляните, кто под Балаклавой!
И вслушайтесь только в слова:
Убийство – всего-то работа!
И то, что долой голова,
Одна только наша забота.
У них и статистика есть,
Сколь надо состричь таких бОшек,
Чтоб в пенсию вашу залезть
Кормить генеральские рожи!..
Народ поспевал чуть за ней,
С помоста палач отбивался.
Гвардейцы устроили рейд,
Вылавливая оборванцев
В погоне за той головой,
Хулившей режим и правленца.
До вечера по мостовой
Метались десятки гвардейцев.
6
По улицам день беготня,
Однако и в скверах на лавках,
Пытаясь волненье унять
В спонтанных бессмысленных драках
Гвардейцы таскали людей
В холодные Замка темницы.
Но даже под хруст их костей,
Улыбки блуждали на лицах.
Ведь как голова не дурна,
Не может скакать высоко так!
А раз так прыгуча она:
То, видно, таков Царский Кодекс.
Забыв о приданье Отцов,
Задиру они сотворили.
И Царь, как варёный, пунцов,
Когда весь чумазый от пыли
В окошке мячом промелькнёт
Озлобленный профиль задиры.
И громко такого ввернёт,
Что и не услышишь в трактире
О нём, о Царе! И теперь
Уж сколько ни слал бы гвардейцев
В разрыв демонстрантских цепей,
Царю от голов их не деться.
Свернувшись за трон калачём,
Гадать – не заскачут в окошко ль?
Пока палачам день за днём
Особые ладят лукошки.