Один процент безработицы в стране дает рост самоубийств на 5 %, сумасшествий – на 6 %, рост наркомании на 8 %.
Данные Юнеско
Собственность – это воровство, а крупная собственность – тысячекратное воровство.
Удивительный, блестящий парадокс Прудона
Жизнь щедрее и богаче на выдумку любой, самой изощренной человеческой фантазии.
Жуль ВЕРН
О, чистота сортирных труб
Есть высшее из благ!
Я это осознал навек!
Вы верить можете в дренаж,
Мол, все пробьёт само,
Покуда Вы, как стебелёк,
Не вьежитесь в дерьмо.
Я верю только в чистку труб.
Р. Киплинг
Поверхностной истине противостоит ложь; глубокой – другая истина, также глубокая…
Нильс Бор
Идея российского тренда мирового глобализационного процесса: от частной собственности – к честной!
По индийской притче четверо слепых ощупывали слона. Один пощупал хобот и сказал: «Слон похож на змею». Другой пощупал клык и нашел сходство с копьем. Третий – брюхо и сравнил его с мешком. Четвертый – ногу; она показалась столбом. Вывод из этой притчи – терпимость к чужим верованиям: все они – метонимии истины, часть, принятая за целое, но часть реальная, живая.
«Бульдог» английской империи, великий У. Черчилль изрёк, что капитализм – самый ужасный общественный строй, но лучшего никто не выдумал. Это была его идейная позиция, духовный императив ХІХ–ХХ столетий.
В настоящее же время – ХХI век, в Западной Европе доминирует (пока!) евросоциализм, шведская модель социализма, в СНГ же преобладает «дикий» капитализм ХІХ века. «Всё чрезмерное – ущербно» – отмечали древние греки.
Каков же магистральный путь развития человечества? Неужели опять революция, кровь, передел – очередная великая гекатомба мира?
Основополагающая закономерность развития вселенной, в том числе и земли, – эволюционный, поступательный путь развития.
При этом всё новое – это лишь основательно забытое старое; кардинальным направлением развития мирового сообщества все бо-лее явственно становится трансформация частной собственности пер-воначально как производной кражи в честную собственность, являю-щуюся векселем служения интересам этноса, общества, а затем – личным интересам.
Первооткрывателями данного направления общественного развития были такие блестящие представители российского и украинского капитала как Морозовы, Терещенко и прочие славянские рыцари-подвижники.
Вряд ли в России конца ХІХ века существовала более известная купеческая фамилия, чем Морозовы. Богатство их рода было сказочным. Однако чтобы прославиться, одних миллионов явно было недостаточно. Деньги обеспечивали благополучие, гарантировали уважение. Но не более. Почитали личность. Потому-то и остались в российской истории Морозовы – преуспевающие фабриканты, страстные коллекционеры и театралы, сочувствующие прогрессу филантропы, радетели человеческих бед.
Многочисленные потомки основателя Морозовской династии «Саввы сына Васильева», начавшего собственное дело в царствование императора Павла, а на исходе правления Александра І откупившего на волю себя и семью, прочно соединились в сознании наших соврменников в собирательный образ некоего абстрактного Морозова. При одном упоминании этой фамилии воображению предстает дородный купчина-капиталист, «самодур» с причудами миллионера, владелец потрясающих любое воображение особняков в «новом стиле», любитель театра, живописи, фарфора и книг; меценат, жертвователь на богоугодные заведения, тайно субсидирующий в довершение всего большевиков. К удивлению, в действительности подобного «Морозова» никогда не существовало. Черты же, которыми этот персонаж наделили, поза-имствовали одновременно сразу у нескольких представителей Морозовского клана.
«Богородский первой гильдии купец» Савва Морозов (Савва первый) имел пятерых сыновей, от которых, в свою очередь, пошли четыре ветви знаменитого морозовского дела. Наличие свободных денег позволяло «ситцевым королям» и самим жить с размахом, и быть щедрыми жертвователями. Десятки тысяч тратили Морозовы на то, что сегодня называют «культурными программами». Савва Тимофеевич (второй) поддерживал (слово «содержал» выглядит как-то неблагозвучно) Московский Художественный театр. Его брат, Сергей Тимофеевич, основал и построил в Леонтьевском переулке, в Москве, Кустарный музей. Викулевичи субсидировали прессу, финансировали газеты «Голос Москвы» и «Русское слово». Тверские Морозовы-Абрамовичи, быть может, как Тимофеевичи, но тоже жертвовали изрядные суммы на нужды культуры и искусства. Одна из Морозовых, Варвара Морозова, твердо придерживалась правила, что если уж жертвовать, то исключительно для того, чтобы «учить или лечить народ». Так она и поступала. На ее средства были построены: первая раковая клиника на Девичьем Поле, богадельня и школа в Твери, здание Тургеневской библиотеки-читальни у Мясницких ворот, бездумно уничтоженное уже при Сталине.
Известный представитель Морозовской династии Михаил, увлекшись искусством, как коллекционер стартовал мощно, ничуть не слабее Сергея Щукина, и сразу оказался в числе тех, кому довелось продолжить начатое братьями Третьяковыми дело. Одной из самых больших удач Морозова-коллекционера, несомненно, стала покупка «Портрета Жанны Самари», написанного Огюстом Ренуаром. Парадный портрет актрисы за 20 тысяч франков продал ему знаменитый парижский маршал Амбруаз Воллар. В Морозовском собрании оказалось немало редких полотен: первый в России Эдуард Мане «Кабачок», «Портрет Иветт Гильбер» Анри Тулуз–Лотрека, купленный после гастролей французской певицы в Москве. Тут же, рядом с работами Камиля Коро, Клода Моне, Поля Гогена, Винсента Ван Гога, в доме, на Смоленском бульваре, висели древнерусские иконы, полотна Исаака Левитана, Михаила Врубеля, Константина Коровина.
Было ли увлечение Михаила Морозова только лишь очередной причудой его неуравновешенного характера? Не исключено. Но даже если покупками произведений нового искусства скрывалось желание чем-то занять себя, потратить деньги на что-нибудь, кроме бесконечных кутежей, то скоро это переросло в нечто большее. Да, Морозов коллекционировал картины с тем же азартом, что и играл в карты.
Осенью 1903 года, 33 лет от роду, Михаил Абрамович Морозов скончался. Глядя на серовский портрет «вросшего в землю своими упрямо расставленными ногами» Морозова, трудно представить, что такой богатырь сгорел буквально в несколько дней. Морозов весь был сгусток энергии, искавшей и не находившей выхода. «Он такой, точно им сейчас из царь-пушки выстрелили», – говорил о своей модели прони-цательный Валентин Серов.
Для красавицы Маргариты Кирилловны смерть мужа, утверждал «мистериально» влюбленный в нее Андрей Белый, стала началом новой эры. «До нее она – дама с тоскою по жизни, а после, в Швейцарии, деятельная ученица А. Скрябина,… вернувшись в Москву, она – впопыхах, в поисках идеологий, часто нелепых, но и часто колоритных, интерес у нее вызывали Ницше, Кант, Скрябин, Владимир Соловьев». Особняк на Смоленской отдается в распоряжение участников литературно-музыкальных вечеров; весной 1905 года здесь читают лекции о конституции и сам дом «напоминает арену петушиных боев». Маргарита Кирилловна, под влиянием философа Евгения Трубецкого, начинает субсидировать возглавляемое князем издательство «Путь»; на ее средства издается журнал того же названия. Она финансирует «Вопросы философии и психологии» и общественно-политическую газету «Московский еженедельник».
Морозовские собрания и издания, за которыми стоит величественная «дама с султаном», формируют философскую и отчасти религиозную мысль Москвы. И всегда Маргарита Морозова окружена музыкой. Ее учителя – Николай Метнер и Александр Скрябин. Верная ученица автора «Поэмы экстаза», Маргарита Морозова многие годы поддерживала композитора материально, давая ему возможность свободно работать. Уже за один этот поступок русская культура обязана ей. Но был и другой, не менее значительный. В 1910 году Маргарита Кирилловна передала большую часть собрания покойного мужа Третьяковской галерее. И хотя принято считать, что она лишь выполнила волю Михаила Абрамовича, это решение было принято ею самой: в завещании Морозова никаких указаний на счет коллекции не имелось. В те годы Морозовский дар воспринимался как знаменательное событие. Это пожертвование открывало начало картинной галереи западного искусства конца XIX–начала ХХ века. «Москве выпадет высокая честь быть первой из европейских городов, в котором осуществится создание музея живописи новейшей эпохи», – предвкушали московские критики в истории искусства.
Не уступали в размахе благотворительности Морозовым ныне причисляемые к лику украинцев Терещенко. Их гением, на их благотворительные взносы были построены красивейшие здания в Киеве: школы, гимназии, приюты, больницы, собраны со всего мира величайшие художественные творения Запада и Востока, ставшие основой музейных экспозиций Киева.
Мало кому известен тот факт, что входивший в состав Временного правительства Терещенко, исполнявший функции министра, гарантировал всем своим имуществом возврат иностранных займов, представленных Временному правительству.
Терещенко-министр оказался человеком слова и чести. После краха Временного правительства он отдал своё многомиллионное состояние в погашение правительственного долга, разорился и остался нищим.
После эмиграции во Францию, Терещенко экс-министр не остался невостребованным в иерархии Западной Европы: его блестящее знание дюжины языков, уникальные данные финансиста, позволили ему стать финансовым советником Ротшильдов, вновь подняться из экономического небытия, стать состоятельным человеком.
Таким образом, путь от частной собственности к честной собственности – путь чести и славы, уважения и признания со стороны общества! У истоков же «честной» собственности стояли выдающиеся представители российского и украинского капитала, эталон любви и уважения к народу, передавшие эстафету благородного, «честного» капитализма международному сообществу! Все это – на заметку и материал к размышлению современных миллионеров, миллиардеров и олигархов, ибо в рай на «Мерседесе», даже золотом, не въедешь! Задумайтесь, господа, о памяти народной, его благодарности, о «законе третьего поколения», приводящему к гибели род «беспредельщиков», в конце концов о вечности, о Боге!