О́на ненавидела людей, впрочем, не всех и не всегда. Испытывала к ним отвращение, раздражение. Как и к своей жизни и весу. Да, она была пышкой. Постоянные ограничения в еде и спорт не давали особого эффекта, да и получить удовлетворение от жизни в еде она любила . Топая через пол города пешком на работу, каждодневные десять километров давались ей легко, она думала как хотелось ей бы иметь цель, человека ради которого она бы жила, двигалась, просто готовила. Одиночество пугало её, развивающаяся миопия рисовала темные, беспросветные ужасы. Ей хотелось быть нужной. Работала медсестрой в местной больнице. Когда нагрянул короновирус, ей стало даже легче на работе, да, этот скафандр был тяжёл и маска душила, но зато никто не видел ее излишних форм, ненавистных её жировых отложений. Её вообще никто не замечал, начальство и больные требовали, гоняли и выражали недовольство, кто криком, кто матом. Она думала уже уволиться, но отложила на потом. И вот в обычный мучительный день она увидела его, небритого, даже под мышками. "Наверное как и везде,"- язвительно усмехнулась она. Грубоватый, сам в себе, но избыточно активный он выделялся своей мощной энергией на общем тусклом фоне угрюмых больных. Он тормошил кого то вопросами, помогал принести поесть, ходил спрашивал про аллергию соседа, который лежит. В целом никому не давал покоя. Врачи даже грубовато начали его останавливать в его кипучей деятельности. А ей стало жалко его. Как ребенок беспокойный и открытый он заботился о других. Делая ему укол, она нечаянно немного дольше коснулась его живота и сама испугалась,увидела его реакцию, смесь возмущения , недовольства и вдруг интерес. К нему не приходили в больницу, не приносили вкусняшки, хотя он был женат. Тоска, непонимание смысла прожитых лет наваливались на его душу в сумме с опасениями за свою жизнь. А жить хотелось . Кроме работы он ничего и не видел. Вечно занятая чем то жена, спешащие куда то дети. А хотелось заботы, просто банального любящего, ничем не обоснованного выгодой внимания. И тут её мягкие, нежные руки, внимательные глаза, тонкий бархатистый голос, от которого просыпалось всё в трениках. И он понял, его тянет к ней . Не трениками, душой, заросшей и замёрзшей. Он подошёл, проявил внимание, она расцвела как роза после дождя , он почувствовал важность его интереса, собственную значимость. Она сняла несмотря на запреты скафандр и он обнаружил не только второй подбородок, но и мягкие пушистые светлые локоны и гладкую нежную кожу лица. Он решил, что хочет её всеми фибрами своей души, её ласки и любви." Мне только выйти отсюда,"- сказал он ей" И я все исправлю"
Утром ему неожиданно стало плохо, хотя уровень сатурации был по сравнению с другими больными выше. С криками " в реанимацию" его увезли . И она почувствовала как все опустилось и гаснет свет в конце её призрачного тоннеля. Она плакала , кидала вещи, вела себя неадекватно, бросалась на колени, молилась и кричала, что тоже как все хочет счастья . Ей вкололи успокоительное и она заснула. Его откачали, он выписался, не стал звонить ей , видимо переоценил свою жизнь, пока она была на волоске. Точнее понял , как сильно любит этих близких ему эгоистов. А она осталась снова в ожидании , не приблизившись даже к склону золотых гор, которые он ей нарисовал в обещаниях.