И речь тут вовсе не о гаджетах и даже не «хороших» или «плохих» игрушках, а о самой психологии игры.
Одна из нагляднейших художественных интерпретаций на тему детской игры – «Питер Пэн» Джеймса Барри.
Мы все знакомы с этой «сказкой», которая на самом деле является не столько сказкой, сколько романом-притчей. Если читать «Питера Пэна» в полной версии, а не в пересказе, то вы увидите, что это аллегорическое произведение рассчитано скорее на зрелого читателя.
Взрослый Барри рассуждает о самых сложных и, пожалуй, даже самых страшных вещах – о взрослении, о любви, о смерти. Что самое ценное, рассуждает вместе с детьми, на их языке, но так, что по-настоящему об этом задумываются их родители, а не сами юные читатели или, чаще, слушатели. В авторской интонации слышится не только детское легкомыслие, но и – в гораздо большей степени – печаль, тревога, горькая усмешка.
Для справки. Вообще-то Барри писал о себе самом – о мальчике, который навсегда остался ребёнком после смерти своего брата Дэвида: маленький Джеймс решил «стать» Дэвидом, чтобы заменить матери умершего сына – только так ему удалось обратить на себя её внимание. В общем, та ещё детская травма... Но талант писателя позволил ему выйти за рамки собственной трагедии, и вот уже больше ста лет «Питер Пэн» задаёт родителям и детям одни и те же вопросы.
Весь сюжет «Питера Пэна», все диалоги, сам стиль повествования выстроены на принципах детской игры. Нигдешний остров – это, если выражаться современным языком, как «облачный архив» всевозможных фантазий, которыми забиты головки Венди, Джона, Майкла, а также всех остальных детей на свете:
«Конечно, Нигдешняя страна у каждого своя... Впрочем, между этими островами всегда есть семейное сходство, и, если б поставить их в ряд и велеть стоять смирно, ты бы увидел, что носы у них одинаковые — да и не только носы! К этим волшебным берегам вечно плывут в своих лодках дети. Там бывали и мы; нам и теперь ещё порой слышен шум нездешнего прибоя, но ступить на те берега нам больше не дано!».
Остров реален только во сне, то есть он существует в другом мире, в мире фантазий. В повседневной жизни он появляется как некое вещественное подобие того мира:
«Днём, когда играешь в остров Нигдешний со стульями и скатертью, он совсем не страшный, но вечером, за те две минуты, пока ты не заснул, он вдруг оживает. Вот потому-то в детской всегда горят ночники».
Игра для ребёнка является попыткой изобразить внутреннюю деятельность души при помощи подручных средств: это могут быть игрушки и другие небольшие предметы, мебель, а иногда дети обходятся и без реквизита: «Я тигр!», «Я дерево!». Но что б они ни использовали – себя самих или какие-то посторонние предметы, – чаще всего игра требует воплощения, то есть материального, осязаемого образа, пусть и очень условного.
Таких условностей в «Питере Пэне полно»: это и громадный пень, который служит детям обеденным столом в их доме под землёй (в течение дня пень вырастает до таких размеров, что его становится удобно использовать и в других целях, а к ужину его снова спиливают до нужной высоты), и ход времени – за ним никто не следит, так что какие-то «лишние» часы попросту вычёркиваются. Вспомните детство: только зажмурились, изображая спящих («Ночь!»), и через секунду: «Ну всё, утро!».
По логике книги Нигдешний остров существует на самом деле, это не уже не игра – дети действительно попадают туда вместе с Питером. Но живёт этот остров по правилам детской игры – с той лишь разницей, что здесь всё то, что в обычной жизни приходится воображать, происходит вживую.
Интересно, что дети постарше очень хорошо чувствуют границу между игрой и реальностью. Барри блестяще изображает поведение каждого ребёнка в зависимости от возраста: Майкл, например, легко путает, что произошло «по игре», а что на самом деле – он самый маленький. А вот мальчишки-потеряшки не очень-то довольны тем, что Питер в очередной раз решает поужинать «понарошку», ведь голодны-то они по-настоящему.
Питер Пэн – единственный ребёнок в полном смысле этого слова, он живёт игрой 24/7. Его не заботит ничто из того, что касается реальной жизни – он не нуждается ни в пище, ни в родительском доме. Он сбежал из мира взрослых, и любое напоминание об этом враждебном мире вызывает у него гнев. Питер ведёт себя как обиженный подросток, заигравшийся в детство, предпочитая с головой уйти в мир собственных фантазий. И в этом основной конфликт между взрослеющими детьми Дарлинг и вечным ребёнком Питером.
На этом пока всё. Спасибо за внимание!
ПРОДОЛЖЕНИЕ читайте в следующей статье.
Мой адрес в ТЕЛЕГРАМЕ > > > https://t.me/f_neverland
Другие материалы канала:
Анализируем детский рисунок с точки зрения художественной ценности.
На каких книгах воспитывались дети в дореволюционной России, можно узнать отсюда.
А о значении детской книги в СССР 20-х годов – здесь.
Условный язык аутичного ребёнка: ещё одна попытка проникнуть в этот непонятный детский мир.