(подробности по тегу "закреп")
Краем глаза я заметил, что в этот же самый момент комендант восьмого этажа женского общежития вырвался из-под своего стола, попутно едва не опрокинув его, отбросил в сторону телефонную трубку, и вперевалку поспешил к двери, отделяющий «прихожую» этажа от самого этажа непосредственно.
Вот тут-то я и понял, наконец, что совершил ошибку.
Но сейчас было уже слишком поздно пытаться что-то изменить — лучшим и единственным, что я мог сейчас сделать — это вытащить из кармана ту самую тревожную кнопку, отбросить её куда-то к порогу стеклопластиковой двери, а самому припустить в сторону комнаты Жанны.
Я бывал у неё не так часто, как у она у меня — ни на одном из этажей моего, мужского общежития не было комендантов наподобие Леггерса (хотя, по сути, таких не было нигде во всём интернате), и поэтому ей было несколько проще посещать меня, нежели мне её, но где находится её комната и каков её порядковый номер, я помнил. К счастью, это было совсем не далеко — и бегом я мог преодолеть это расстояние буквально за пару секунд. Ну, может быть, немногим больше.
Я прекрасно слышал — даже на бегу — как Леггерс открывает дверь позади меня, заскакивает внутрь, останавливается, кряхтит, что-то бормочет, очевидно, найдя на полу рядом с дверью свою драгоценную «тревожную» кнопку... Я надеялся на то, что дальше он вернётся к себе за стол, вновь вооружится телефонной трубкой, и будет вызывать сюда охрану и санитаров, и всё такое прочее, но чёрта с два — по его тяжёлой поступи я понял, что он движется следом. Очевидно, что чёртов идиот решил проучить меня лично — можно было подумать, так я украл у него не кнопку, а его член и яйца, по пути бросив их себе под ноги, и растоптав их.
Дверь комнаты, в которой жила Жанна, находилась уже в паре метров от меня, и я прошёл их на третьей космической скорости, едва успел зацепить пальцами дверную ручку, одновременно и открывая её, и останавливая себя.
Потом я оказался в комнате Жанны, и увидел её саму, бессильно лежащую на кровати, полностью одетую, как для выхода куда-то, но почти без сознания. Лицо её было бледным, как будто бы обмазанным тонким слоем черничной жевательной резинки, глаза, наполненные слезами, смотрели куда-то вверх. Дыхание выходило из груди с мерзкими астматическими хрипами. На кровати, вокруг её таза и нижней части живота расплывалось большое вишнёво-алое пятно - и в этот самый момент я начал не то чтобы молить, а вымаливать у провидения то, чтобы это были, всего-навсего, внезапно снова начавшиеся месячные.