Она часто думала о том, могло ли тогда всё пойти по-другому? Прикидывала, спрашивала себя, задавала немой вопрос Ему. В общем, делала все нужные манипуляции, но не находила ответа. Более того, даже не осознавала - что же произошло? Будто бы скучный спектакль показывают по Пятой кнопке, где на тебя пытаются нагнать драматизму. А ты словно великий режиссёр кричишь: «Не верю!». Так и она, не кричала только, а говорила: «Скучно…». Не говорила даже, так, бормотала. Безликая, серая жизнь, ни грамма интереса ни в чём. И даже такие вот события, как страшная авария, не пробуждали в ней жизнь. Ну да, ехала чуть выше среднего. Ну да, не контролировала себя. Ну да, сбила человека, после чего он стал инвалидом. Ну что с того? Как вообще это всё имеет отношение к её жизни? У неё другие интересы: живопись, кино, музыка, архитектура. Возвышенные здания «старой Франции», ослепляющий свет полотен времён Ренессанса, пропитанные любовью и страстью строки «поэтов озёрной школы». Вот где была настоящая, ещё цепляющаяся за реальность жизнь, а не в этом вот процессуальном болоте, куда она попала, однажды повернув не туда. И никто ведь не скажет, что это было намеренно, это же случайность, всеми осознаваемая случайность. Но пара видео, несколько журналюг, и вот – она сидит дома на поводке. Сидит и думает, почему же никто не смотрел на её милых «подруг», что ведут себя гораздо хуже? Ведь все признавали, что её поведение выбивалось за рамки шаблонов навязанных данной публике. Ну было немного алкоголя, куда уж без этого. Да, встречались и наркотики на её пути, а кто их не употреблял из ровесников? Подумаешь тоже, несколько случайных связей, не это же делает человека человеком. Её суть была гораздо выше, но противные «стервятники» выкапывали только самые гнусные факты из её жизни. А потом, с присущей только их профессии наглостью, выставляли на обзор достопочтенной публики.
Как хорошо, конечно, что дед уже умер и не видит, как она позорит его фамилию. Хотя, позорит ли? Она часто задавала себе этот вопрос. Но ей было настолько лень на него отвечать, что хоть и всплывал он регулярно, так же регулярно игнорировался. Возможно ли вообще, чтобы такая неимоверная скука одолевала человека? Особенно в то время, когда он оказывается в таком водовороте событий, что кому другому давно бы стало не по себе. Тут и кризис в отношениях, и переоценка ценностей, и разочарование в любимом режиссере, и новая квартира, куда она наконец-то въехала. Столько нового всего, что немудрено запутаться. Но ничего из этого не могло прогнать чувство безграничной печали. Ведь когда ты в семь лет побывал уже во всех крупнейших парках развлечений мира, когда машину тебе подарили на двенадцатилетние, когда ты завтракал в Нью-Йорке, а ужинал в Милане, то тебя уже невозможно ничем удивить. Кардинально изменилось же всё тогда, когда умер Барни, её любимый пёс. Как сказал их семейный психолог, после этого у неё встал психологический блок. Возможно и так. А потому мир к её восемнадцати годам стал насквозь серым. Серые друзья, призрачные отношения, вялые чувства. Все глубже и глубже погружалась она в мир книг, фильмов и картин, ведь это было единственным средством уйти от пошлой банальности жизни. В свои года она уже всё познала, а потому далее ей предстояло только безучастно созерцать происходящее.
Ещё бы поводок не мешал. Ведь его появление было обставлено до нельзя нелепо. Обычный вторник, когда она чуть дольше, чем нужно посидела с «подругами». Возможно, лишний бокал шампанского, который наложился на забористый «косячок». Плюс не законченная ситуация с её бывшим, что выставлял фотографии с новой девушкой, ещё не разведясь с ней. Так и получалось, что за рулём она чувствовала себя тогда не совсем уверенно. И словно на зло взялся этот сумасшедший, неожиданно выпрыгнувший из-за угла. Она несколько вяло среагировала в тот момент, вот и протащила его по асфальту. Несколько дней спустя чудику пришлось ампутировать ногу. А на неё, словно сорвавшись, набросилась стая «журналюг». Эта человеческая падаль ничуть не интересовалась всей подноготной, никто не хотел узнать, что же у неё случилось, что стало истинной причиной происходящего. Им нужны были только жареные факты. А потому, вот вам и видео всплывающее, вот вам разгромные статьи, вот вам самые дрянные ярлыки. И никто, чёрт возьми, никто не захотел выяснить правду. Не каждый же день знаменитость сбивает человека. А тут ещё и подробности один к одному: алкоголь, наркотики, оставление места преступления, хамство в адрес пострадавших. И при чём тут хамство? Просто сказала, чтобы смотрел, куда шёл, разве это хамство? Ну немного грубо конечно сказала, что уж делать, это так. А вот всё остальное было приплетено сюда специально, и чтобы скандал раздуть, и чтобы семейке этой побольше выцыганить. Совсем совести у людей не осталось. Можно подумать они сами не совершали таких ошибок. Эта лицемерность тоже была одной из причин, что оттолкнула её от радостей жизни. Видеть, как люди прикрываясь чувствами и эмоциями, пытаются втереться к тебе в доверие – это самое страшное, что можно представить.
***
Я часто думал, а что же было самым страшным из возможного в моей жизни? Ну понятно, что первым в голову приходила ипотека, которая, хоть и подходила к концу, но всё ещё сжимала наши головы в своих тисках. Или работа, страх лишится которой, перевешивал всё самое плохое, на что были готовы наши дорогие начальники. Дальше в голове начинали всплывать вполне обыденные семейные проблемы: желание дать своему сыну всё самое лучшее, обеспечить старость своим родителям, свозить отдохнуть свою жену. Всё то, что делало меня типичные представителем своего поколения. Слегка лысеющий старший менеджер «за тридцать». С намечающимся пивным пузом, но всё ещё вполне в форме. Любимая жена, ребёнок, разменянная с родителями квартира, ушедшая долей в ипотеку, машина, купленная с большим напрягом. Дача, шашлыки, Турция, Сочи. Ну ничего необычного. А потому и страхи все были такими же, как и у большинства моих коллег. Хотя иногда было забавно наблюдать, как один из нас вдруг продирался сквозь мясо и поднимался на одну ступеньку выше. И вот уже он начинает изображать из себя познавшего жизнь творца. Все его указания должны исполняться мгновенно, над его шутками смеются заметно громче, а молоденькие практикантки начинают строить глазки ему, а не тебеь. Хотя ты этого человека знаешь уже с добрый десяток лет и понимаешь, что пролез он наверх благодаря одному – умению делать «лизатто». Самое последнее, что нужно делать в такой ситуации - это злиться или завидовать. Так ничего не добиться. Потому делай достойно свою работу, не давай на себе ездить и смотри в будущее с оптимизмом. Глядишь и пятнадцать лет ипотеки пролетят. Одна напасть: сын не собирается быть отличником, а потому спустя пару лет, как раз закрыв ипотеку, придётся опять залазить в долг. Хотя, если посудить, кому нужен ещё один экономист. Вот в их отделе, например, у троих людей вообще не было высшего образования, а попали они туда прямиком из продавцов в магазине. Те же, кто мог похвастаться дипломом, с уверенностью заявляли, что он им никак здесь не пригодился. И я мог это подтвердить: учёба в одном из лучших экономических вузов страны имела мало общего с жизнью и теми задачами, что в ней возникали. Так тебя не научат, как работать сверхурочно, потому что наступил сезон, потом не спать всю ночь, потому что у ребёнка режутся зубы, а потом ехать лично сдавать отчёт директору, потому что он любил «тесное общение». Так что каждому молодому, кто приходил сюда, мы говорили: «Не парься, всё-равно первый год будешь в аду». «А что, потом научусь всему?» - наивно спрашивали они. «Нет, потом привыкнешь».
Но к чему нельзя было привыкнуть, так это к неожиданностям, что пробивали тебе трубой по голове в самый неподходящий момент. То потолок потрескается, то у ребёнка любимые кроссовки порвутся, то жена на работе поругается с кем-нибудь. То тебя собьет машина прям на переходе. Причём случилось это настолько нстремительно, что я даже как-то и не заметил, что меня протащили добрых сто метров ещё. Потом была милая девушка, что-то говорящая про «выскочил». И последняя мысль перед отключкой: как платить ипотеку?
Многим это покажется смешным, но прочалившись тринадцать лет из пятнадцати, не особо хотелось быть вышвырнутым на улицу. А запасов, учитывая проблемы с работой у жены, нам хватит максимум на три месяца. Столько же, судя по словам врачей, я проведу в больнице. Дальше начиналось поле неизвестности. Нет, можно было продать машину и пересесть на «жигу», чем покрыть ещё полгода, но этот вариант я предпочитал не рассматривать. Так как машина была единственной отдушиной. Я очень любил и жену, и ребёнка, и родителей. Только вот у них у всех было где отстраниться от мира, а у меня кроме «ласточки» - нет. Был ещё мой старый враг, но зря что ли жена с того света вытаскивала, возвращаться к нему я не хотел, благо и родители сбившей меня девушки обещали помочь деньгами. К тому же семейка эта была не самая простая, папа чиновник какой-то, мама не знаю кто, а дочка постоянно в телеке светилась. Я не знал толком, чем она занимается, но что в телевизоре, что в интернете она появлялась регулярно.
Щемящие же чувство беды не покидало меня. Пришёл врач и сказал, что пошло заражение и ногу придётся ампутировать. Я был здоровым и сильным мужиком, но тогда заплакал, осознав, что не смогу вытянуть мою семью из болота. Скрепя зубами и продав машину, мы закроем ипотеку. Перекрестившись, отправим сына на вступительные. Дальше всё. Ни помощи стареющим родителям, ни подарков детям, ни благодарности жене. Только скупое доживание. Неужели ради этого всё затевалось?
***
Она вдруг задала себе вопрос: «ради этого всё затевалось»? Это произошло после того, как адвокат сообщил, что семья потерпевшего согласна провести досудебные переговоры о компенсации. Они просили миллион рублей. Уж слишком дорого семейка себя оценила. Она сказала адвокату, что не собирается идти с ними на компромисс. Тот попытался было её урезонить, но она кинула трубку. Ей часто приходилось сталкиваться с людьми, готовыми себе хоть руку отгрызть, лишь бы пересечься с её семьёй. Или ногу ампутировать. Не для того её отец прошёл через всё, не для того мать страдала, не для того она держала марку, чтобы какой-то плебей требовал себе денег. Пусть суд решит, сколько, что и кому. Ей становилось невыносимо смешно от этого. «Какая нелепица, какой дурной спектакль. И разве это жизнь? Вот эта вот возня? Как всё это мелко по сравнению с «Beata Beatrix», например. Ползают, суетятся, пытаются копеечку выудить. Что вообще они понимают в жизни? Для чего их высшая цель, наплодить детей и торговаться по поводу своей дурацкой ноги?»
Впервые за долгое время у неё явно проявились эмоции. Она встала с дивана, подошла к холодильнику и налила себе шампанского. Может статься, что эти люди будут шантажировать её. Так, наверное, даже и лучше. Ведь тогда жертвой станет она, вот где драма! Истинная жизнь, ей даже захотелось этого. Пусть они опустятся ещё ниже, тогда, быть может, у неё проснётся интерес к жизни.
Тут позвонил отец и поинтересовался, а почему это она не хочет давать денег этой несчастной семье? Она вставила шпильку по поводу слова «несчастная», но согласилась, что не погорячилась и пообещала перезвонить адвокату.
После этого ей подумалось, что такая вот имитация жизни тоже по своему оправдана. Да, они пусты и нелепы, у них ничего нет, кроме самого примитивного, природного проявления чувств, но ведь такие же люди существуют. Им не дано возвыситься и вникнуть в суть, однако их явление на этой земле что-то да значит. Может им нужно помочь?
Он уставилась в телевизор, где показывали её любимую передачу про яхтинг и стала думать об этом. А достойны ли эти люди помощи? Кто они? Куда они направят эту помощь? Прожрут всё? Нет, нужно им помочь, безусловно нужно, только так, чтобы они никак не могли тратить эти деньги на что-то приземлённое. Ей даже стало немного веселее от этого. Кажется, что вот она, реальная возможность вернуться в мир. Не злоба, которая пронзала её буквально секунду назад, а совершенная доброта. Та, что встречается на картинах художников Возрождения. Не зря значит Бог кинул этого человека под колёса её машины. Они помогут друг другу. Она вытащит его из болота обыденности, он же, наоборот, привьёт ей к этой обыденности любовь.
Хотя нужно ещё проверить, не корыстью ли ими всё движет. Она всё же позвонила адвокату и сказала, что можно предложить этой семье пятьсот тысяч, но только с условием, что деньги будут переведены на именной счёт их ребёнка и получит он их только по достижению восемнадцати лет. Это была отличная идея, только что осенившая её. Она решала все проблема, ведь если родители согласятся взять эти деньги, то они и вправду достойны их. Ну а будут настаивать на большем – значит они обычные рвачи и мошенники, что пытаются выехать на её семье.
От осознания преисполненности своей жизни смыслом, она решила допить шампанское. Наконец-то проблеск надежды, луч света. Вот то, что спасёт её. Ведь станется, что этот человек был создан для аварии. Сам путь его предполагал эту конечную точку. Не в смысле смерти, но в смысле наполненности. Кому ещё дана такая возможность изменить своей судьбою чужие судьбы? Лишь бы они не разочаровали, лишь бы не кинулись за деньгами. Ей стало так волнительно, что захотелось срочно расслабиться. Она так давно не пребывала в душевном смятении, что не знала, какие действие предпринимать. Выпить? Принять душ? Посмотреть фильм? Она решила совместить все три действия и прихватив бутылку шампанского с ноутбуком пошла в ванную. Включила свой любимы сериал, про жизнь одного английского предместья. Там тебе и красивые виды, и красивые люди, и красивые манеры. Правильная жизнь в общем. Умели тогда люди не просто существовать, а нести себя. Это так сильно контрастировало с нынешней деградацией моральной, что ей стало бы больно от всего этого, если бы она не уснула уже к этому моменту. Именно так, засыпая в джакузи, она чаще всего и заканчивала свои дни во время домашнего ареста. Неизгладимая скука опоясывала её. Дни были похожи друг на друга, словно серые бетонные коробки из советских фильмов.
***
Я вырос в районе, что был наполнен бетонными коробками, словно в старом сатирическом фильме. И я прекрасно помню то чувство, когда мы переступили порог нашей новой квартиры. Да, была она только условно «нашей», да, предстояло ещё накопить денег на ремонт, но тем не менее – это было уже что-то, первый шажочек. Шаг даже. Шаг из старого, забытого всеми, в первую очередь мэрией, района. Шаг из нищеты к спокойствию, из старого в новое. Мы знали с женой, что будет трудно, но верили в лучшее. А оно, как ни странно, почему-то не наступало. И хотя я, пусть и со скрипом, продвигался по службе, а потом и жена вышла на работу, тем не менее, с увеличением бюджета, увеличивались и расходы. Первым шоком была для нас медицинская система, когда стало понятно, что если ты собираешься растить здорового ребёнка, то будь добр, раз в полгода хотя бы ходить на обследование в платную клинику. Ибо безучастные терапевты из местной шарашки не выпишут тебе ничего, серьёзнее парацетамола. Ну а дальше пошло словно по накатанной: хочешь воспитать ребёнка всесторонней личностью – плати, хочешь, чтобы он был физически развит – плати, хочешь пару раз в месяц дать ему подурачиться и расслабиться – плати ещё больше. И получая с женой нормальные деньги, но имея на горбу ипотеку, в месяц мы могли отложить «на всякий случай» не более пяти-десяти тысяч. Ну а этот случай случайно случался раза два-три в год. То стиралка потечёт, то машину поцарапают, то на работе зарплату задержат и надо срочно гасить ипотеку. И словно предчувствуя, что случится какая-то беда, последний год мы откладывали по максимуму и совсем не залазили в отложенное. Копили мы, правда, на семейный отдых, что хотели приурочить к окончанию сыном девятого класса, но придётся эту сумму вбухать в ипотеку. Можно было, конечно, помечтать о больничном, но так как начальство заставило меня с год назад перейти на ИП, то никаких выплат мне не светит. Ну занесут они мне в конверте тысяч двадцать, столько же, может чуть больше, соберут ребята из отдела. Родители чутка покинут, хотя мы и будем с женой отнекиваться. А дальше – неизвестность.
Я же был не просто «офисник», пробился потому, что много работал в «поле». Проще говоря – полдня ездил по точкам и тюкал продавцов. В то время, как мои коллеги предпочитали бесконечные созвоны, я ориентировался на живое общение, ибо знал: обещанное лично гораздо сложнее нарушить. А потому, в ураганном режиме раскидав всю бумажную «обязаловку» и «неотложку», я выдвигался в ежедневный рейд по местам «боевой славы». И так как на мне висело пятнадцать точек, то чтобы побывать в каждой из них хотя бы раз в неделю, я вынужден был много и быстро передвигаться. Эти-то передвижения и обеспечивали мне в конечном счёте ту прибавку к зарплате, которая позволяла худо-бедно дышать свободно. Сейчас же, надышавшись газа и отправляясь в страну снов перед ампутацией, я сквозь морок продолжал думать о том, как стану обузой для своих родных. Конечно, жена засунет в одно место свою гордость и будет проглатывать оскорбления начальства. Сын, ясное дело, даже если и поступит на бюджет, пойдёт работать. Возможно, к работе будут вынуждены вернуться и мои родители, а тёща же, опять затянет телегу с продажей своей дачи, от чего мы будем отнекиваться. И очень я любил свою родню, но как же так получается, что они все вместе будут вынуждены возиться со мной, в то время как я, вполне ещё молодой мужчина, не смогу им даже толком и помочь. Вот она, современная жизнь: ты можешь быть сколько угодно успешным и востребованным, но если ты останавливаешься, то тебя, словно хомячка из колеса, выбрасывает из круговорота жизни и швыряет об стенки твоей камеры. Она может быть большой, может быть позолоченной, но она есть. А потому, если хочешь кушать, пить, удовлетворять другие свои потребности, да банально даже, не сойти с ума от скуки, будь добр, сцепи зубы, приди в себя и снова начинай крутить колесо. Кому-то это кажется вполне нормальным, кто-то пытается взбрыкнуть, но судьба у нас у всех одинаковая. И на смену выкинутому в мусорку любимцу, приходит новый, в надежде, что малолетнее чадо не заменит подмены. Забавно получается: это что же, между мной и мадамой меня сбившей, особой разницы нет? Ну в размерах и благоустроенности клетки разве что. А в другом? Чем же она лучше меня тогда? Почему я как проклятый вкалываю, а она к своему колёсику даже не подходит, вяло откидывая падающие угощения?
А может это я за неё кручу? Наверное так и выходит. Ведь чтобы кто-то жрал за двоих, кто-то за двоих должен вкалывать. И почему, чтобы понять это, мне нужно было лишится здоровья и будущего? Почему, только встав на грань между жизнью и смертью, я задумался о таких вещах, много лет до этого бездумно выполняя свою работу, загнанный в лабиринт обыденности?
А вот обыденность то нам и ответит, а? Это же ты прикрываешь всю происходящую в мире несправедливость. Мы настолько устали физически и морально, что не замечаем всего дикого абсурда происходящего. Несколько жирных хомяков в своих клетках бездельно утопают в роскоши, в то время как остальные крутят за десятерых, ловя лишь крошки да объедки с хомячьего стола. И будущего нет никакого: они крутят и крутят, крутят и крутят, крутят и крутят. Какие только мысли не озаряют голову перед тем, как ты окончательно погрузишься в сон.
***
Она окончательно погрузилась в сон, где всё крутила и крутила баранку, пытаясь избежать столкновения. Как бы не напускала она на себя безразличие, как бы не отгоняла плохие мысли, то размышлениями о сущности бытия, то сериалами о прошлом, но чаще всего алкоголем, каждую ночь ей снился момент аварии. Повторяющийся кошмар. Её прогоняли раз за разом через строй осуждающих лиц, чтобы в конце она увидела себя, с трудом выползающую из машины и кидающую какую-то несуразицу тому несчастному человеку. Только здесь, перед лицом своих ошибок, она становилась человеком. Всё наносное улетучивалось, она в полный рост представала перед вопросом: доигралась? Мало тебе мыло приключений? Облизываемая с детства родителями, избалованная вниманием, не имеющая представления о реальной жизни, она раз за разом проверяла себя на прочность. Не понимая, как устроено всё происходящее вокруг, она совершала совсем не те поступки. Не шла работать продавцом, пытаясь обеспечить себя сама, не начинала жить отдельно, учась вести хозяйство, не заводила друзей среди «обычных людей». Этого ничего не случалось. Были какие-то нелепые попытки бунта: вышвырнутые в окно телефоны, брошенная на стоянке машина, порезанное дизайнерское платье. Невнятный и смешной бунт «золотой молодёжи». Кто больше выпьет, кто больше потрахается. В общем, важные и волнующие вещи. Но ей суждено было преодолеть это. Вырваться из этого мирка.
И прокинув гламурное болота, она попала в другое - богемное. Искусство ради искусства: красивые картины, глубокие книги, серьёзные фильмы. Видя, как мелочно её окружение, она с головой погрузилась в мир греческих ваз, рифмованных фраз и фильмов про глаз. Смешно, если бы не было грустно от осознания, что внутри осталось всё так же пусто. Потому она совмещала свои возвышенные устремления с низменными утехами. Так и сложила себе репутацию «очень интересной девушки». «Она не такая как все», «другая», «загадка». Хотя вся её загадка и была в том, что она знала несколько цитат, да могла к месту их вставить. Этого хватило, чтобы у неё образовалась целая куча поклонников, буквально вьющихся у её ног. Но что от них толку. Сейчас, стоя здесь и наблюдая, как врачи грузят пострадавшего в «скорую», она осознаёт, что стала убийцей. Вот такой поворот, переворот такой вот.
И что после этого, делать вид, что ничего не произошло? Она вспомнила приезд родителей, сразу после. Они «накачивали» её, говорили, про ответственность, про честь семьи, про замаранное имя. А напоследок отец сказал, что всё решит. Сразу нанят лучший адвокат. СМИ заливались деньгами, чтобы не раскручивать процесс. Ей оставалось только молчать и покорно ходить на заседания. Чем собственно она и занималась, попутно всё больше убеждаясь (вернее убеждая себя), что все эти людишки, что пытались сейчас под видом горя вытянуть из них деньги, не были этого достойны. И только по ночам ей постоянно виделось испуганное и удивлённое лицо мужчины, что попал под колёса. Ах, если бы не её заторможенная реакция, может, всё было бы иначе.
Да что реакция, если бы вообще, не тот день. Когда её, буквально на глазах у всех знакомых, показательно унизили и кинули, когда «подруги» вместо настоящей поддержки предложили просто пойти в бар и выпустить пар, когда тебя буквально пихают на руки к какому-то «красавчику» - как тут оставаться спокойной. Вот и перенервничала немного, сорвалась, да и уехала из бара. Кто ж знал, что выпито было слишком много к тому времени, чтобы сохранять живость реакции. Ах, если бы не этот день.
Да что день, если бы не жизнь вообще, если бы не вся эта фальшь, пустота. Как бы тогда сложились обстоятельства? Быть может она и дальше бы погружалась в пучину безумия? Или остановилась бы? Хотя к чему эта ложь. «Не остановилась бы» - подумала она. И что же это выходит, тот мужчина и вправду должен был быть сбит? Даже в её сонном пьяном дурмане эти слова прозвучали слишком резко. Не может быть человек рождён для такого и думать так – высшая степень пренебрежения человечностью. У каждого человека есть своя, высокая миссия. Если кто-то её не может воплотить, то наравне с самим человеком, несущим ответственность за содеянное, ответственность на себе несёт и общество, вставляющее ему палки в колёса. Или наматывающее его на колёса, как она, что стала реальным воплощением всего того беспредела, что происходит сейчас.
И тут в её голове стала складываться реальная картина всего происходящего: дело не только в том, что она сбила его. Дело – и это гораздо важнее – в том, что такая ситуация вообще возможна. Что пьяная девушка садится за руль, считая себя вправе управлять автомобилем в таком состоянии, а все, кто её окружают, ничего против этого не делают. Что вместо мгновенного и строгого суда, её отправляют под домашний арест, тогда как адвокат пытается сторговаться с семьёй пострадавшего. Всё это является явной и чёткой иллюстрацией наплевательского отношения одной группы людей к другой. Есть те, кто выше, и плесень, что под ними. Вот и всё.
Ей захотелось подпрыгнуть и выпалить в мир это знание. Но она не смогла проснуться. Тело не слушалось. Видимо не стоит пьяной засыпать в ванной. Оставалось только продолжать подавать сигналы увядающему организму, в надежде вырваться из пучины в последний момент. И тут она снова увидела лицо того самого мужчины, что укоризненно смотрел на неё.
***
Я почему-то снова вспомнил лицо той девушки, что сбила меня, и явственно представил тот день. Это был четверг. Я не выспался, так как смотрел футбол накануне, и по случаю победы любимой команды позволил себе немного расслабиться. Естественно, на утро это всё дало о себе знать, но приятные воспоминания о прекрасном матче сглаживали монотонную боль, что сжимала голову. Да, не так-то и легко, крутясь как белка в колесе, выкраивать время на маленькие удовольствие.
Радовало одно, что дел в офисе сегодня было не так много, потому можно не носиться по городу, словно ошпаренный, а спокойно прогуляться, приводя себя в кондицию. Как всегда в такие случаи, мои старые привычки подло нашёптывали мне, что можно и похмелится, распив баночку пива на пути от одного магазина в другой. Но нечеловеческим усилием воли, да воспоминанием о том, сколько сил жена потратила на приведения моей жизни в норму, я всё же отмёл эти мысли и дал себе зарок, что до лета — ни-ни. Вот отправим сына в лагерь, а сами займёмся залом, ну в смысле ремонта. Там работы много, так что и мне расслабиться можно будет вполне обоснованно, и жена будет не против, да и в штопор не уйти особо. Так что раскидав свои дела и выйдя из офиса, я взял себе кофе, круассан по уценке и выдвинулся пешком до первой на сегодня точки. Конечно, обычно я ездил на машине, но сегодня по понятным причинам я её не взял, да и отличный апрельский день предрасполагал к прогулке. Благо из офиса я вышел аккурат после обеда, потому времени был вагон. Так я тихо и не напряжно объехал все места, и слегка затемно возвращался домой. Дул тёплый ветерок, воздух наполнялся робкой свежестью, а пара человек уже даже рискнула выйти на улицу без куртки. Конечно, нам ли не знать как обманчиво такое тепло, но после не самой приятной зимы, что словно не понимала, стоит ли вообще начинаться, тёплый и сухой день был словно подарок.
Стало немного обидно, что сейчас, когда таки деньки будут всё чаще и чаще, мне, наоборот, придётся больше сидеть в своём кабинете, чем разъезжать по делам. Отчётный период, что уж тут поделаешь. Так что я решил воспользоваться предоставляющийся мне возможностью для прогулки. Благо из последнего магазина до дома идти было не так уж и долго: всего сорок минут пешком. Я купил себе кваса и ступил на этот злополучный переход.
Сейчас я вновь оказался там, только будто бы со стороны. Вот эта девушка, что выпадает из машины со стеклянными глазами, вот врачи, что начинают крутиться вокруг меня. И я, ещё даже и в сознании. Эх, знать бы тогда… А что, что изменилось бы?
Я задумался, уставившись на медленно оседавшую мадаму. Вот она, враг мой, так? Выходит так. Ездит тут пьяной, не обращая внимания на знаки и разметку, людей пугает, хорошо хоть я попался, а не какой-нибудь ребёнок. Да и потом, как их семейка повела себя? Я не очень хорошо всё помню, так как часто бывал в отключке, но их препирательства по сумме, что они хотели выплатить нам, дабы замять дело, отчётливо запечатлел у себя в голове. Семья, что, буквально, жевала деньги одним местом, упиралась буквально до копейки. Это не смотря на то, что их дочь, с трудом выходящую из машины, видело немало человек. Как же нужно любить деньги, чтобы даже перед лицом тюрьмы считать каждый рублик? Или всё у них схвачено? Когда проходило первое заседание, я был более-мене в нормальном состоянии и даже поговорил с женой, когда та вернулась из суда. Она хмуро поведала мне, что судья попался какой-то странный, будто бы пытающийся запутать дело. Да и резонанса почему-то в соцсетях не было. Ну не купили ведь их всех так, правда? Тогда я сказал, что ей просто показалось. А вот сейчас, наблюдая со стороны, как меня грузят в машину, приходил к выводу, что, скорее всего, куплены были все с потрохами. Я вспомнил другие случаи с отцом этой девушки, сколько ему сходило с рук, как неожиданно забылась вся кровь, что он пролил в «святые девяностые», и мне стало пронзительно грустно. Я посмотрел на девушку, и вдруг понял, что эта молодая идиотка, пусть и достигла уже возраста ответственности, была такой же жертвой системы. Ей, ещё молодой и совсем бестолковой, промыли голову, вложили туда кретинские идеалы и отправили в свободное плавание. Мне захотелось, несмотря на всё отчаяние и боль, поговорить с ней. Те недолгие минуты, что я наблюдал её лёжа на асфальте, показали её хорошим, впечатлительным человеком. Это потом они начнут затягивать процесс и чуть ли не делать из нас виноватых, тогда же она совершенно искренне переживала. Причём не за себя, а за меня. Мне совершенно неожиданно захотелось поговорить с ней и понять, что она за человек. И если я не ошибаюсь, то донести до неё мысль, что нужно как можно дальше держаться от того мира, в котором она вертится. Я видел тот вселенский ужас за чужую жизнь, что мелькнул в её глазах, и очень бы не хотелось, чтобы всё это случилось зря.
И совершенно неожиданно, я увидел её. Не образ, что рисовался у меня в голове. А её саму. Уж не знаю, что мне там вкололи перед операцией, но забирало видать знатно.
***
- Привет.
- Здравствуйте.
- Какими судьбами здесь?
- Ой, знаете, я что-то видимо заснула в ванной, никак не могу проснуться.
- Печально, я-то вот специально не просыпаюсь. Знаешь почему?
- Нет.
- Мне ногу ампутируют, говорят сложная операция будет.
- Извините.
Ему даже показалось ненадолго, что она смутилась. Может ли образ девчонки в его голове смутится?
Они увидели, как его погружают в «скорую» и машина потихоньку срывается с места.
- Видишь, как торопятся, надеются ещё привести меня в порядок.
- Знаете, я давно хотела вам сказать: простите меня, пожалуйста.
- Давно хотела? А чего же не сказала, не передала извинения? Передать, например, через адвоката, как передавали предложения о деньгах. Почему мне нужно придумывать в своей голове твои извинения?
И вот, она опять засмущалась и потупила взгляд.
- И ничего вы не придумываете, я правда извиняюсь. Просто меня отец и адвокат напутали. Они говорили, что вам деньги нужны только, а ваша жена как раз после этого и потребовала денег на лечение. Вот я и подумала, что они правы?
- Потребовала? Может, попросила? Знаешь, иногда, когда богатый человек сбивает менее состоятельного, после чего тому предстоит долгое лечение, то пострадавший разумно начинает думать, что неплохо бы получить помощь от зажравшегося говнюка. Не находишь это правильным?
- Ой, знаете! Нас столько раз использовали, что уже не понятно, где помощи просят, а где динамят.
- Не понятно? Может тебе наплевать на других? Зачем ты прикрываешься какими-то страшными историями? Тебе плевать и всё.
- Не правда! Я люблю людей! Просто они столько раз меня придавали, что…
Она немного замялась. Я решил ей помочь:
- Что ты решила начать их давить, словно тараканов?
Она будто захотела заплакать, но, собравшись, зло выпалила:
- Нет! Не хотела я никого давить. Я тогда уехать от всех захотела, от всех этих лжецов, изменников, предателей! От этой фальши всей, от которой тошнит!
- Ну, и от кого ты в таком пьяном угаре пыталась уехать? Кто же тебя предал?
Мне показалось, что я немного переборщил с издёвкой в это вопросе.
- Да все, понимаете, все! Муж бывший, со шлюхой этой фотки выкладывает, подруги, что только улыбаются, а за спиной гадости говорят, знакомые, которым только деньги нужны, ни одного человека нормального!
- А ты-то лучше?
- Да! Наверное… Не знаю… Я хоть других не обсуждаю за спиной, хоть не предаю, не заменяю любовь деньгами…
Она вдруг задумалась о чём-то. Я спросил:
- Как кто?
- Как родители.
После этих слов она села на то, что мне представлялось асфальтом, и заплакала. Я сел рядом. Интересный получался разговор: я придумываю оправдания для моей губительницы. Мне почему-то стало отчётливо ясно, что проснуться мне не суждено. Что же, хоть поговорю напоследок.
- И что же они?
Она почти бесшумно всхлипнула.
- Что же родители, а?
- Да чего, ничего. Ничего родители, ничего я от них не видела, никаких эмоция, никаких чувств. Только деньги и деньги, затыкали ими все дыры, что образовывались в нашей семье, а делать ничего не делали. Папа спохватился, пытается спустя восемнадцать лет меня воспитывать, а мама вон вообще пару лет назад сбежала в Париж и только смс по праздникам пишет.
Каких только фактов в голове не всплывёт в предсмертном бреду. Или не бреду: недавно читал, что у большинства людей перед смертью проясняется сознание и всё встаёт на свои места, даже спящие на мгновение просыпаются, чтобы потом уйти в небытие.
- А ты их любишь? Ты вообще кого-нибудь любишь?
Чувствуя, что время уходит, я решил спросить главный из интересующих меня вопросов.
Она повернулась, посмотрела на меня и очень грустно сказала:
- Нет. Никого я не люблю. С самого детства меня предавали. Заменяли достатком любовь. Потому я решила в тринадцать лет, что никого любить больше не буду.
- А как же муж, подруги?
- Да так, последние всхлипы наивности, не будет больше ничего.
- Да? И что, что-то хорошее вышло из этой идеи? Я вот не думаю почему-то.
- Извините.
- Да брось, ты не передо мной извиняйся, а перед собой.
Она уставилась на меня, потому я продолжил:
- Не важно, веришь ли ты в Бога, который устами пророков говорит, что любовь – это главное, что есть в жизни. Или ты материалист, и знаешь, что человек – это примат, который начал свой долгий путь вперёд с того, что потихоньку учился договариваться и заботиться. Потому что в какую ты бы сторону не посмотрела, но любовь, как эмоция, пропущенная через разум – это то, что отличает нас от всех на этой планете. Примитивные эмоции есть у многих животных, но только человек может осмыслить их и превратить в чувства. А любовь, настоящая и большая – главное из них. А ты решила предать это в себе и стать животным обратно. С какой точки зрения, религиозной ли, научной ли, не посмотри на это. Ну вот ты и совершила тот поступок который совершила, потому что в тот момент ты не была человеком, ты была пьяным животным, отринувшим всё, чего достигло человечество. И как, понравилось?
Она удивлённо смотрела на меня. Потом вымолвила:
- Нет, не очень. На меня такая депрессия навалилась. Пыталась отгородиться безразличием, но не помогало. Каждую ночь сюда во сне возвращалась. Но с утра гнала от себя эти мысли - было страшно признавать всё это.
- А может пора? Может хватит бухать и ругаться? Я вспомнил тебя по новостям, по фоткам твоим. Тебе нравится такое поведение? Ты же шла к этому долгие годы. Так скажи, может нужно остановиться и спросить: это то, чего ты хотела?
- Нет…
- Значит нужно идти по другой дороге, на встречу людям, а не от них? К истинному пониманию, а не к весёлому заблуждению. К единению, а не к одиночеству.
- Да я поняла уже! Только вот поняла, пока в ванной не уснула. Я всё осознала, теперь-то что толку от этого, уже ничего не исправить.
- Как это не исправить? Ты же сделала первый шаг, значит соберись, сделай второй и третий, работай над собой, расти над собой. И всё получится.
- Но аварию-то не отменить.
- Конечно, и это будет замечательной отправной точкой. Потому что знай: если ты обратно упадёшь в пучину разврата и эскапизма, то моя смерть была напрасной, и тогда ты станешь действительно плохим человеком.
- Смерть??? Вы же говорили, что у Вас операция только, какая смерть?
- Видишь ли, не всё, значит, врачи сказали, не зря я столько дней уже в полубреду лежу, знатно ты меня припечатала, выходит. Вот и не выдерживает организм.
Она выглядела раздавленной и опустошённой.
- И что же, выходит я убийца?
- Выходит так.
- Боже…
Она заплакала и обняла меня.
- Я не хотела, честно, я не хотела! Я просто хотела, чтоб меня любили! Я совсем не того хотела, простите!
- Я прощу, а ты помни, что если свернёшь с того пути, что делает из гламурной идиотки настоящего человека, то предашь и меня, и, что самое главное, себя.
Она грустно посмотрела на меня и опять уставилась в пол.
- Знаешь, мы стали забывать, но ведь человек, совершивший преступление, помещается в тюрьму не только для наказания.
- А для чего же ещё?
- Для исправления. Ты совершила проступок, ты осознала это, ты сделала выводы для себя какие-то, я их не знаю. Так прими с достоинством наказание, и пересобери себя заново. Благо путь мы начертили. Ты же сама сказала, что не хочешь быть таким, как твоё окружение. Так не будь, сделай шаг навстречу простому человеку, такому как я. Вон как мы мило разговариваем, пусть и в моей голове. Другие ничем не хуже. Главное, не предавай себя. Хорошо?
- Хорошо.
- Ну давай, не грусти.
Эх, что же это делается, последние минуты своего бытия трачу на беседу с глупенькой девчонкой. Хотя оно того стоило.
Я очень соскучился по жене и сыну. Полежу пока, подожду их. Уже закрывая глаза, я услышал, как в операционной перестал хаотично звучать аппарат и раздался протяжный писк, символизирующий уход.
***
Неимоверным усилием воли она выдернула себя из ванны. Желудок, легкие, горло были заполнены водой. Она перегнулась через край и вытошнила всю воду на пол. Неприятно закашлялась и, обжигая лёгкие, вдохнула спёртый воздух. Он показался божественен и лёгок. На коленях доползла до двери и вывалилась в зал. Там, лежа на ковре, она нервно дышала. Спустя некоторое время она опёрлась об диван и стала вспоминать, что же такое привиделось.
Странный разговор стал потихоньку всплывать в памяти. Ей стало не по себе. Конечно, это был лишь плод фантазии, подстёгнутый чувством вины, но как же реально всё было. И какие правильные слова были произнесены. Не стоит ли сделать что-нибудь по-настоящему взрослое: например, принять ответственность? А попутно обдумать своё положение в этом странном мирке пустых фигур, что паразитирует на простых людях. Каждый день он устраивает фестиваль лжи, пафоса и самолюбования, заставляя вкалывать до потери сознания таких, как этот несчастный мужчина, что стал жертвой её гордыни. Пора перестать прятаться за фигуру отца, что вместо любви откупался от неё деньгами, за толпой однотипных болванчиков, выдающих себя за друзей, за маской скучающей стервы, скрывающей пустоту отчаяния и одиночества. А затем, твёрдо и смело принять всё это, ответить за проступки и маленькими шашками пойти вперёд.